Избранные произведения - Сергей Павлов

— Превосходная новость, но ведь не Сибуру вы обязаны тем, что способны интротомировать пси-информацию. Или эта ваша способность мне просто мерещится?

— Нет, не Сибуру. Скорее — генетическим мутациям в поколениях моих предков.

— Вы, значит, интротом наследственный…

— Посредственный, точнее будет сказать. Семейное предание связывает этот наш родовой феномен с последствиями Чернобыльской катастрофы. Той… которая в самом конце прошлого тысячелетия, если вам доводилось…

— Доводилось, — перебил Кир-Кор. — Вы сами отдаете ли себе отчет, насколько уникальна интротомия среди землян?

— Настолько же, насколько она обычна среди грагалов, — блеснул находчивостью интротом.

«Мальчишка явно не глуп, но острит невпопад», — подумал Кир-Кор, прикрывшись «шубой» пси-непроницаемой защиты.

«Не реагируй, — посоветовал, внутренний голос — Юнец острит от избытка хорошего настроения. Просто он рад общению с тобой».

Кир-Кор поколебался, но «шубу» пси-защиты не снял. Интротом взглянул на собеседника глазами пойманного лемура:

— Я снова что-нибудь не то сказал?

— Вы чем-то обеспокоены? — осведомился Кир-Кор.

— Я внезапно вас потерял. То есть… похоже, вы свернули поле пси-эманации, наглухо закрыли свой пси-контур.

— Когда вы общались с Сибуром, он, что, ни разу не пользовался пси-защитой?

— Пользовался, но…

— Это вас шокировало?

— Нет, но…

— А теперь, ювен, я позволю себе задать вам вопрос, ответ на который вы, по идее, должны были бы знать, но пока, очевидно, не знаете. А зря… Как вы думаете, почему все грагалы — практически все — предпочитают проводить свой отпуск на Земле?

— Не знаю. Но хотелось бы знать. Однажды я задал этот вопрос Ледогорову…

— И что же? Он отмахнулся?

— Нет, — серьезно сказал интротом. — Агафон Виталианович объяснил, что в наших делах может возникнуть ряд деликатных вопросов, ответы на которые лучше находить самостоятельно.

— Здесь Ледогоров, наверное, прав. Дерзайте, юноша.

Тоннель кончился, и сквозь залитые дождем прозрачные стены вагона забрезжили вдали расплывчатые огни.

— Людям свойственно любить свою родину или прародину, — стал рассуждать вслух Лирий Голубь. — Граждане Дигеи наверняка испытывают ностальгию… Трудно не испытывать ностальгию в ином звездном мире, и в этом все дело!

— Грагалам тоже свойственна любовь к прародине, не стану этого отрицать, — согласился Кир-Кор. — Хотя они, как сие следует из названия нашей космоэтнической группы, не столько граждане Дигеи, сколько граждане Галактики вообще.

— Гм… Надо понимать, на опросительной мишени мой ответ в десятку не попал?

— Попал. В том смысле, что здесь ностальгия — дело десятое. — Кир-Кор взглянул на юношу, смягчился: — Видите ли… если на перелет из одной звездной системы в другую с помощью современных технических средств тратится не очень много времени, ностальгия как сильное чувство просто не успевает созреть и окрепнуть.

— Верно, — пробормотал обезоруженный интротом.

— Поэтому, кстати сказать, большинство граждан Дигеи, несмотря на упомянутую вами ностальгию, проводят отпуск не на Земле, отнюдь.

— Да… у грагалов в этом смысле все наоборот.

— Занятно, не так ли?

— Загадочно, я бы даже сказал…

Лирий Голубь погрузился в раздумье, Кир-Кор отвернул кресло в сторону.

Дождь усилился, прозрачные стены выглядели волнистыми от воды. Вагон замедлил ход и внезапно пробил торец станционного павильона — взметнулись кверху мокрые черные крылья эластичных полотнищ погодной диафрагмы.

Белый перрон в ярко освещенном зале. Створки дверей вагона раздвинулись с музыкальным наигрышем. Никто не вошел. Некому было входить. На табло часов безлюдного перрона светились четыре нуля. Рядом с нулями камчатской полночи сияло название станции: «Сессиль-Кампанья». По рассказам местных жителей, этот шедевр импортной ономастики изначально никакого отношения к станции не имел; так назывался здешний фешенебельный ресторан, некогда «прославивший» отвратительными скандалами весь полуостров. Рассказывают, огненные буквы рекламы ночного курортного ресторана «Сессиль-Кампанья» были видны с большой высоты пассажирам стартующих и прибывающих иглолетов. В конце концов одиозное заведение было стерто с лица земли не то лавиной, не то катастрофическим селем. Там, рассказывают, было снесено буквально все. Даже название. Осталось только народное прозвище злополучного места: «Спаси, маманя». Годы спустя название ресторана «Сессиль-Кампанья» по совершенно необъяснимой причине унаследовала станция. А полушутливый топоним «Спаси, маманя» отчего-то приклеился к воздвигнутой на вершине соседней сопке метеорологической обсерватории, — у местных синоптиков уже иссякла потенция бороться с чуждым их тезаурусу прозвищем «спасимаманцы»…

Вагон пробил диафрагму противоположного торца и вылетел в расцвеченную огоньками темноту. Кир-Кор стал шарить глазами среди фиолетовых, синих и красных светосигналов на вершинах мокнущих под дождем сопок. Ему вдруг пришло в голову, что возможно, парфюмеру-синоптику Анастасии Медведевой доводилось бывать на легендарной этой метееобсерватории. Почему бы и нет?.. Он усмехнулся.

— Этого не было, — нарушил молчание Лирий Голубь.

— Что? — Кир-Кор вернулся в вагонное кресло издалека.

— На этой обсерватории Анастасия Медведева никогда не бывала.

«Земля расслабляет, — сделал вывод Кир-Кор. — Пси-защитная «шуба» незаметно сползает с расслабленного плеча».

— Я вижу, — проговорил он, потирая лоб, — вы интротом серьезный. Спокойно «берете» даже абстракции, имена…

— Нет, с именами у меня еще плохо, — признал интротом. — В данном случае я шел к догадке от образа.

— Интересно.

— Я должен, видимо, объясниться? Для меня вы — очень сильный и ясный источник пси-эланации. Псиманант на уровне Ледогорова, и даже чуть выше. Псиманантов сильнее вас двоих я не встречал. Необыкновенно четкие скульптурность, цветность, ароматия… Короче, ваша мысленная ретроспекция янъянского промежутка событий… хотя и пунктирная, беглая… позволила мне без труда узнать парфюмера-синоптика.

— То есть… вы с ней знакомы!

— Анастасия — моя двоюродная сестра.

Кир-Кор рассмеялся.

— Извините, это от неожиданности. Мир тесен, Анастасия права. Кстати, она, случаем, не…

— Нет, Кирилл Всеволодович. Среди ныне здравствующих представителей нашего рода я — единственный интротом. — Лирий Голубь натянуто улыбнулся: — Да и то, как видите, эта моя способность до сих пор не смогла помочь мне проникнуть в «отпускную» тайну грагалов.