Клеточник, или Охота на еврея - Григорий Самуилович Симанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тополянский замолк минуты на три, собираясь с силами.
— Нет, господин хороший, никакой конкретный Фогелев крестик-нолик ни при чем. Сама личность достопочтенного Ефима Романовича вывела почему-то из себя нашего Нерона. Вся цепочка диких, иррациональных убийств и компьютерных взломов, слежка и прослушка словно бы только и имели целью довести клиента до полного отчаяния, накинуть ему на шею петлю, медленно затягивать, а потом…
— Но за что? — не удержавшись, перебил Вадик. — Не по национальному же признаку, в конце концов! Я даже такое допущение сделал, но потом прикинул: среди составителей этих самых штучек евреев с избытком, чуть ли не каждый третий. Как в шахматах.
— Они в разных сферах деятельности, мягко говоря, заметны, — беззлобно констатировал Тополянский. — Версия охоты на еврея? Я ее отметаю. Да, человечество по-прежнему разбавлено иудеями, и мы знаем, кому это особенно не нравилось. Многим не нравится и до сих пор. Лично я к таковым не принадлежу. И мне их существование никогда не мешало. Они в большинстве своем талантливые и приличные люди. Я даже предпочел бы, чтобы их стало столько же, сколько китайцев. Но при условии, что число китайцев естественным образом сократится до нынешнего числа евреев.
Он улыбнулся, и в этот момент Вадик к великой своей радости осознал: Тополянский выкарабкается, и они еще поработают вместе.
Мариничев искренне любил шефа, что не часто случается на службе. А Тополянский недолюбливал китайцев по только ему одному известным мотивам. К счастью, это не сказалось отрицательно на судьбе кого-либо из представителей великого, древнего и неисчислимого народа: никто в разработку Тополянскому не попался.
— Мой вывод таков, — произнес Алексей Анисимович: — По непостижимой причине Мудрик осуществляет многоходовый, кровавый и почему-то театрализованный акт устрашения. Почему именно Фогель? Какая-то между ними связь. В прошлом. И разница в возрасте, и абсолютно не пересекающиеся, казалось бы, линии судеб, и огромная социальная дистанция — все это лишь отвлекает нас от поиска ответа. Между ними было нечто… Словно какая-то общая буква у двух слов по горизонтали и вертикали. Нечто весьма драматичное. Или случайное, но только теперь всплывшее. Или не они сами, а их предки каким-то образом задолжали друг другу по-крупному. Типа кровной вражды, вендетты. Или в ином, доисторическом воплощении Мудрик действительно был сусликом, а Фогель в ипостаси волка сожрал его детенышей…
— Это вы…
— Это я по бреду, Вадим. Довожу мысль до абсурда. Мне позволительно, у меня после бандитского покушения, допустим, крышу снесло. Но ты меня понимаешь?
— Понимаю, Алексей Анисимович. Но делать-то что? Как искать истину? А Фогеля?
— Прежде ответь себе и мне на вопрос — зачем искать.
— А как дальше нормально работать? Себя загрызу: переиграли как мальчика. И еще чуть не убили. И вас… Не смогу бросить, Алексей Анисимович, вы же понимаете. Вплоть до отставки. Меня ломать будет и доломает. Характер мой знаете. А Фогель… Я вам честно признаюсь — жалко мне его. Вот черт его знает почему, но по-человечески жалко. Я еще никого из фигурантов ваших дел…
— Наших дел, Вадик, наших…
… — никого еще так не жалел, как этого чудака, рохлю эту плаксивую.
— Да вы сентиментальны, мой чувствительный друг, — с доброй издевочкой промолвил Тополянский и добавил уже вполне серьезно: — Не зря я тебя выбрал, парень. Прочел в тебе не только дар сыщика, но и правильного человека. Это когда совесть и душа присутствуют. Видишь ли, и мне нашего «многоклеточного» жалко. Не верю, что в чем-то виновен. И есть в особой степени подлое и обидное, когда таких людей, совершенно мирных и беззащитных, сильные мира сего изничтожают. Причем, абсолютно безбоязненно. Я бы сказал — демонстративно.
— «Многоклеточным» вы его метко окрестили, — оценил Вадик. — Метафорично.
Про себя подумал не в первый раз: миллионы таких передушили, постреляли, обездолили при большевиках, при Сталине, а вот сострадание к конкретному человеку всегда острее, чем к целым легионам жертв. Уроки истории — они больше для ума, а сочувствие к отдельному человеку — оно для сердца, для души, если таковые имеются.
— Не исключаю, он еще жив, — продолжил Тополянский. — Иначе зачем бы его столько мурыжить, тучи над ним нагонять. Взяли и держат взаперти, пытают потихоньку, может, что-нибудь выведать хотят. Хорошо бы не гестаповскими методами. Шанс найти его живым есть. Вытащить — маловероятно, но тоже не исключено. Правду бы узнать! Тогда были бы основания обратиться в структуры президента. Есть у меня лазейка. Но это в теории. А пока ищи людей, которые что-то могут вспомнить. Переговори еще раз с женой, с друзьями, найди сокурсников. И наконец, пройдись внимательно по биографии сам знаешь кого. Хотя бы по доступным источникам. Ищи любые пересечения. Пусть косвенные, умозрительные, отдаленные. Но будь крайне осторожен. Одна осечка — и ты труп. Как, впрочем, тебе и обещал по телефону твой ласковый аноним. Все, адье, устал я. Надо будет посоветоваться — приходи. Про отстранение твое от дела ничего не знаю. Звонить только в экстраординарной ситуации. Я еще здесь проваляюсь…
Глава 6
Жираф охотится на суслика
«Указом
