Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э. - Питер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти деяния были увенчаны реконструкцией Святой Софии, сожженной во время восстания «Ника». Юстиниан мог бы восстановить старую церковь, как это делалось прежде; но он не был расположен реализовывать столь малый проект. Вместо этого он призвал Анфимия Тралльского и Исидора Милетского, чтобы построить принципиально новую церковь. Эти люди были типичными представителями технологической элиты греческого мира: Анфимий как математик продвинулся дальше Евклида в исследовании параболы, а Исидор изучал великие памятники Рима. Святая София сочетала в себе эти две традиции: в римском величии этой церкви греческая традиция абстрактного мышления застыла в камне парящих сводов. Однако, когда Юстиниан вошел в новую церковь, он высказал не столь тонкие умонастроения византийского обывателя: «Соломон! – воскликнул он. – Я тебя превзошел!»157
Илл. 40. «Спасение и слава римлян»: медальон в честь успеха повторных завоеваний Юстиниана. Император изображен на коне, как во времена великого возрождения империи в III веке. Медальон Юстиниана, 534–538 (копия). Британский музей, Лондон. © The Trustees of the British Museum.
530‐е годы явились благоприятной интермедией для восточноримского государства. Юстиниан использовал выгоды международной ситуации в полной мере. Отправка императорского флота из Босфора в Африку в 533 году была представлена как «крестовый поход», нацеленный на возвращение утраченных провинций Римской империи из рук правителей-еретиков. Скорое поражение Вандальского королевства в Африке было колоссальной удачей, доказавшей правоту Юстиниана: король вандалов был проведен в триумфе на Ипподроме. При выпуске второго издания «Дигест» римского права в 534 году Юстиниан в манифесте вернул к жизни велеречивые эпитеты римского завоевателя: «Юстиниан… победитель вандалов, готов и т. д.» Комиссия, создавшая этот великий труд, включала тех же чиновников – Трибониана и Иоанна Каппадокийского, префекта претория, – головы которых толпа требовала во время восстания «Ника» всего два года тому назад. Юстиниан и его друзья держались в седле прочнее, чем когда-либо прежде. В 539 году остготы были изгнаны из Рима и просили мира; а в Константинополе Юстиниан появился на мозаике в окружении верных советников «со светлым и веселым лицом»158.
Редкие императоры укрепляли свое шаткое положение с таким вдохновенным оппортунизмом. Однако, поступая так, Юстиниан бросил тень на все оставшееся царствование. По сравнению с велеречивой эйфорией 530‐х годов оставшиеся 25 лет царствования представляются зловещим спадом. Для современных ученых Юстиниан оказался в плену собственного образа. Ловкое обращение с ресурсами пропаганды было принято за чистую монету. В результате у него сложилась репутация романтического идеалиста, захваченного миражем восстановления Римской империи; а трудности последующих лет обычно представлялись в качестве кары за амбициозную политику. Юстиниан был менее зловещей, хотя и более сложной фигурой. Пока обстоятельства складывались хорошо, он искал славы, потому что она ему была мучительно необходима, чтобы сохранить свое положение; и у него был талант задействовать крупные ресурсы, доступные восточноримскому императору в начале VI века, – почти что священное прошлое, полную казну, беспрецедентный приток даровитых людей во всех сферах. Но история его правления была написана, как это часто бывает в случае Римской империи, отвергнутыми и озлобленными. Юстиниан предал традиционный правящий класс своей империи; он обыграл его представителей в политике пышного великолепия; но именно их ревнивое внимание сохранило для хроник каждую деталь крушения юношеских надежд императора.
540‐е годы явились катастрофическим десятилетием. В 540 году Хосров I Ануширван, шах персидский, нарушил перемирие с Византией. Восточными гарнизонами пренебрегали из‐за войн на Западе. Шах напал на Антиохию, второй по значению город империи, и, цинично предложив Юстиниану выкупить его, разграбил город и медленно отступил восвояси, безнаказанно опустошая города Северной Сирии.
Реакция Юстиниана на возрождение персидской угрозы показала, что он не был мечтателем. Война в Италии была тотчас отодвинута на задний план. В последующие годы Юстиниан был готов потратить больше денег на одного персидского посла, чем на все армии в отвоеванных западных провинциях. От Черного моря до Дамаска предусмотрительность императора воплотилась в камне. Укрепления Юстиниана вдоль восточной границы являются одним из самых ярких образчиков римской военной архитектуры. Они до сих пор стоят в пустыне в качестве осязаемых свидетельств о безусловном приоритете Ближнего Востока в политике восточноримского государства.
В то время как жители восточных провинций были избавлены от последствий амбициозной политики Юстиниана на Западе, их сограждане на Балканах непосредственно попали под удар. Балканские гарнизоны были ослаблены в целях обеспечения живой силой западных армий. Дунайская граница вновь стала проницаемой. В 540‐х годах славяне глубоко вторглись на римскую территорию. Начиная с 559 года Константинополь часто оказывался под угрозой со стороны возродившихся конфедераций тюркских кочевников – наследников империи Аттилы: вначале болгар, затем аваров. Чтобы вернуть отдаленную латинскую часть Италии и Африки, Юстиниан ослабил живое латинское ядро восточноримского государства на Балканах. Славянское заселение Балкан явилось прямым следствием амбиций Юстиниана на Западе. Хотя его портрет сохранился в Равенне, Юстиниана Прима, столица преобразованных Балкан, которую он назвал своим именем (вероятно, где-то на юге Сербии), после вторжений в конце VI века исчезла совершенно, так что никто не знает точно, где она находилась159.
Все эти неудачи происходили на фоне стихийного бедствия Юстиниановой чумы. Эпидемия началась с ужасающего всплеска болезни между 541 и 543 годами и продолжалась в Средиземноморье до 570‐х годов. Вплоть до Черной смерти 1348 года не случалось более сильного мора. Она свела на нет все величие 530‐х годов.
Начиная с 540‐х годов Юстиниан погрузился в упорный каждодневный труд ради выживания империи. Истинной мерой для человека и восточноримского государства явилась не belle époque160 с 533 по 540 год, а качества, открывшиеся в последующие тяжелые годы. Юстиниан византийской традиции – это не молодой искатель приключений 530‐х годов, чей портрет все мы знаем по мозаикам отвоеванной им столицы – Равенны; это несколько странный старик, который работал каждую ночь до рассвета в уединении Большого дворца – «многоочитый» император, «который никогда не спит»161.
На протяжении войн и чумы финансовые чиновники Юстиниана продолжали обеспечивать поступление денег – не увеличивая налогов, а обеспечивая аккуратные их выплаты со стороны богатых. Деньги теперь направлялись
