Единственный чеченец и другие рассказы - Антон Блажко

— Братва, че мне пацаны слили, покажу счас, вырубайте на… эту бодягу!

Прокручивая знакомые уже старые кадры, он долго не мог попасть на нужное место. В конце концов справился.

— Все, тихо!

На экране возникло кочковатое поле с рощицей на горизонте и недальними развалинами. Медленно описав полукруг, глаз камеры сфокусировался на искореженном обгоревшем каркасе легковушки у обочины дороги. Сорванную дверцу тащит за ручку из канавы усач в серой форме с подсумком на ремне. Крупным планом смятый, как лист бумаги, госзнак, погнутый овальный жетон "МВД России" с личным номером на чьей-то ладони. Объектив заглядывает в то, что раньше было салоном: мешанина клочьев, гарь, остатки завалившихся кресел с двумя обугленными телами в характерной «боксерской» позе. Снова общий план, по рытвинам и кустам бродят разномастно экипированные милиционеры, высматривая что-то под ногами. Вид машины издали, рядом с ней несколько человек, один пишет, держа черную папку на весу, другой щелкает фотоаппаратом. Слева два УАЗика, «Жигули», БТР. Сцена ныряет вбок, рябит компьютерным ценником и гаснет.

Дальше полутемно, внутренность большого дома. Снимавший что-то подстраивает, точно камере после улицы нужно привыкнуть, изображение несколько проясняется и светлеет. Мужчины на лавках вдоль стен, старики в папахах, слышен женский вой и причитания на чеченском языке. Начальник «временника» Сайфутдинов медленно жмет руки полному господину в норковой шапке и расстегнутом пальто, под которым видны пиджак с галстуком, вечно припухшее лицо полковника необычно серьезно. Голосов за плачем не слышно, чувствуется общее напряжение. Двор, Сайфутдинов окружен женщинами в темной одежде, передняя рвет на себе волосы, царапает до крови лицо, ее силой уводят. Остальные кричат, размахивают руками, готовые вцепиться в шефа милиции. Подняв успокаивающе ладони, он чуть сдает назад и пытается возвысить голос: "Сделаем все для того, чтобы… Беру под личный контроль, подонки будут найдены… заслуженное наказание". Автоматчики потихоньку начинают оттирать толпу, высвобождая проход. Начальник садится в «Волгу», за которой торчат немытые дети. Один что-то говорит, все прыскают, самый мелкий ковыряет в носу, сосет тот же палец и начинает дергать за руку сестренку. Президентский кортеж трогается, Колунов жмет пульт. Сеанс окончен.

— Это их разведка замочила? — нарушил кто-то молчание с задних коек.

— Какая разведка? — лениво протянул Кол, довольный собой, точно лично участвовал в ликвидации. — Не сморозь где-нибудь. Боевики они были, как все менты здешние. Позырим еще раз?

Он запустил перемотку среди гама "ну его, там Ван Дамм!", "не, давай этот ужастик из гущи жизни". Перешагивая через ноги, я выбрался на улицу. Морозно обнаженное небо дохнуло колким мерцанием. За баней у сточного рва, который мы долбили весь ноябрь под оборонительную траншею, качался мутноглазый Андрюха, справляя нужду. Подобные действия запрещали равно начальство и понятия общака, но он обладал иммунитетом к любым требованиям и нормам.

— Огонь есть? А, ты, некурящий.

Застегнув штаны, повар начал рыться в карманах, выронил из губ папиросу и с матерным бурчанием вынул из рваной пачки другую, болезненно согнутую, точно ревматизмом. Поймав наконец прозрачную зажигалку, с третьей попытки высек искру и неглубоко затянулся.

— Хочешь скажу, как на самом деле было? Мне во «временнике» опер, зема наш, рассказал, только ты дальше не звони. Разведка стала после комендантского часа в засаде на дороге, где бензин возят, а тут эти на своей «шестере» прут. Опоздали и не хотели без предписания ехать через посты, вроде так сейчас выясняется. Им очередь перед капотом, они по газам — а что еще делать на их месте, если ночью в едренях тормозят? Пока разведка свои гробы из кустов вытаскивала, оторвались и через заулки на окраине ушли.

Табак из обслюнявленного кончика попал в рот, Андрюха закашлялся и долго плевался:

— Вот гадость делают…

— Бери другие. А то не можешь себе позволить, мафия тыловая?

— Не, уже не могу. Последнее с Колом Адиле продали… Да, так вот. Раз свалили — значит, боевики. Пробили регистрацию — машинка на каком-то менте числится, который служит аж в Шелковской. Разведка поставила от себя в розыск «шестеру» с его данными, а он дальний родственник того парня, что был за рулем, продал ему по доверке. Вообще тоже мне разведчики, потрясли бы село и нашли сразу, те ведь не прятались — ну, съе…сь от кого-то ночью, и что.

— Нет, брат кашевар, так не делается, — больший опыт позволял мне судить о том, чего постовой по основной должности кок не знал. — Если координат нет, проще нахлобучивать чужими руками, заслать какой-нибудь липовый вшивый листок. Адрес хлопают, когда точно выяснено, что нужное там человек, имущество, иначе спугнешь. Ты скажи, на кой парней завалили?

Андрюха хмыкнул:

— Просто идиоты. Чтоб неповадно было. Не разбираются долго, бах — и все, а теперь комендатура с «временником» на ушах стоит. У одного пацана отец или кто там шишка чешский, будет теперь всем по самое никуда. Хотя разведка живых в принципе не выпускает, такая контора, сам знаешь, и правильно: по законам что-то делать, так все боевики пойманные завтра будут на воле гулять. Может, они бандосы правда были. Гули базарить, война.

— Ага, лес рубят — щепки летят.

— Че, не так, что ли? Ладно, не парься. Выпить хочешь?

— Нет.

— Тогда бывай. Пойду я, дела…

Хмурое небо с утра словно таило в себе угрозу. Сельские овцы паслись вдали от проволочных заграждений, куда лезли обычно за уцелевшей травой и застревали, жалобно блея, добрый приблудный щенок Ваха (названный не для унижения чеченского имени, а от термина ваххабист, как фонетировали его в большинстве коллеги), вечно болтавшийся под ногами, исчез напрочь. Мы только вышли во вторую смену, как на перекресток вылетели две «Нивы» с тонированными стеклами и маяками, без номеров, следом выкатил гаишный «Форд», какие встречались лишь в Грозном. Бородачи в синих камуфляжах мигом перекрыли движение, не обращая на нас внимания. У двух или трех были маленькие спецавтоматы, при надобности складывающиеся в брикет и похожие издали на игрушки. К нам подошел дэпээсник средних лет с обыкновенным «Калашниковым», из старых — под дерматиновой курткой виднелся китель упраздненного образца с алыми петлицами. Поздоровавшись за руку, объяснил:

— Парнишек хоронят, которых вчера убили, сейчас повезут. Оба в милиции работали, отличные ребята, против боевиков стояли. Старшего я знал, у него дядя зампредседателя совета министров, вместо отца вырастил, того бородатые козлы еще в первую войну застрелили, когда власть держали здесь. Большие люди приехали, с комендантом все договорено, чтоб колонну пропустили, охранять будут до кладбища и назад.

— А второй парень кто был?

— Друг, кентовались с детства, поехали куда-то вместе после работы, сказали матери — вернемся через полчаса. Вчера пастух гнал стадо за старой мельницей, увидел сгоревшую машину, сказал проезжавшим, они в милицию передали. Из временного отдела примчались, нашли жетоны, сразу установили, кто такие…

— Подозревают кого-нибудь?

Гаишник сплюнул.

— Х… знает. Говорят, солдат видели на БТРах. Сколько убивают всех, забирают из дома — проверка документов, и пропадают люди, находят потом без голов, без рук-ног…Будут выяснять.

Мы с Саней исподволь переглянулись.

— А не боевики взорвали? За дядю, что сами в милиции служат? Случайно на фугас попасть не могли?

— Что им там делать было ночью, черт-те где? А фугас — не гвоздь на дороге, его просто так не ловят. Хотя все может быть, — гаишник замолк.

Издали послышалось нараставшее пение, и вскоре на перекресток вышла процессия. Возглавлявшие ее старцы, одновременно взбрасывая палки, как лес сабель, с быстрым шагом речитативно выкрикивали что-то вроде молитвы. Папахи некоторых обвивали белые и зеленые ленты. Дохнуло чем-то из Кавказской войны; следом на плечах мужчин плыли носилки с телами, зашитыми в бурки и обернутыми в темные ковры. Кто-то из наших купил такие же, прельстившись дешевизной, и еле спихнул назад, узнав, для чего их обычно используют и что у могил, бывает, малосостоятельные родственники снимают покровы, возвращая в обиход, а то и на рынок. Этим двум парням такая участь явно не грозила, обычно же покойных везли мимо нас просто в шерстяных одеялах, стремясь без задержки предать тела земле по требованиям шариата. За носилками шли остальные мужчины, в задних рядах молодежь. Женщин не было.

Толпа заполнила дорогу, остановившись, скорбный груз поставили в обогнавшие ее грузовики с откинутыми кормовыми бортами, куда влезли следом парни покрепче. Старики взошли в «Икарус», остальные заполнили разбитые ПАЗики и «Кубани», пацанам и не поместившимся достался еще один ЗИЛ. За импровизированными катафалками протянулась вереница машин, опустивших стекла, возглавляемая несколькими джипами и черным «мерсом». Вся эта мощь, спаянная воедино на момент общим чувством, производила гнетущее впечатление.