Клан Инугами - Сэйси Ёкомидзо

Даже Мацуко запнулась на этом месте. Такэко и Умэко тоже вздрогнули, наверное вспомнив о том ужасном, что они совершили. Все затаили дыхание.

— Ночь была такая студеная, что даже луна словно замерзла. Земля заиндевела и блестела, как снег. Сначала мы заплатили крестьянину, у которого Кикуно снимала комнату, и велели ему и его семье уйти из дома на некоторое время. Влияние клана Инугами простиралось даже на Ина, так что никто не посмел нам отказать. Пройдя по коридору в комнату Кикуно, мы нашли ее лежащей на матрасе, в халате, она кормила ребенка грудью. Мы вошли. Мгновение она смотрела на нас в ужасе, но потом схватила стоявший рядом глиняный чайник и метнула. Чайник попал в столб, разбился вдребезги, окатив нас брызгами кипятка. Тут я совсем потеряла голову. Кикуно с ребенком на руках попыталась сбежать через веранду, я догнала ее и схватила сзади за кушак. Кушак развязался, халат ее распахнулся, но она прыгнула в развевающемся халате вниз с веранды. Только все равно я успела поймать ее за воротник, а Умэко вырвала у нее ребенка. Кикуно пыталась его отнять, в пылу схватки халат с нее свалился, и она осталась в одном исподнем. Я вцепилась ей в волосы и бросила на мерзлую землю. Там валялся бамбуковый веник, я схватила веник и принялась хлестать ее. На ее бледной коже начали проступать багровые рубцы. Потекла кровь. Такэко то и дело окатывала ее ледяной водой, которую таскала ведрами из колодца.

Несмотря на ужасную сцену, которую она описывала, Мацуко почти не выказывала никаких чувств. Лицо ее застыло, точно маска, да и голос звучал монотонно, словно она читала какие-то стихи на память. И сама эта бесчувственность заставляла слушателей явственней ощущать весь ужас происходившего. Киндаити содрогнулся — таким злом веяло от ее рассказа.

— До того никто из нас не произнес ни слова, но вскоре Кикуно заплакала и, задыхаясь, закричала: «Что вам нужно от меня?» Я ей сказала: «Ты прекрасно знаешь, что нам нужно. Мы пришли за топором, цитрой и хризантемой. Не медли, верни их нам». Однако Кикуно оказалась на удивление упрямой и не захотела отдать их так просто. Она повторяла, что раз господин Инугами подарил их ребенку, она не может их отдать. Я снова взялась за веник и хлестала, и хлестала, а Такэко окатывала водой из ведра. Кикуно ползала по мерзлой земле и вопила, но все же не соглашалась. И тут Умэко — она стояла на веранде с ребенком — сказала: «Мацуко, незачем так жестоко обращаться с ней. Мы заставим ее сделать все, что нам нужно, без лишнего труда». Сказав это, она распеленала ребенка, вынула из жаровни докрасна раскаленные щипцы и коснулась ими его голой задницы. Ребенок завопил так, словно его бросили в костер.

Киндаити стало дурно, его подташнивало. Лица инспектора Татибана, Фурудатэ и детектива Ёсии лоснились от маслянистого пота. Даже Макака был явно испуган. Только Тамаё по-прежнему сидела подтянутая и изящная.

Легкая улыбка появилась на губах Мацуко.

— Из нас троих Умэко всегда была самой умной. И самой храброй. Одним прикосновением Умэко заставила Кикуно сдаться, хотя та и была очень упряма. Рыдая, как сумасшедшая, она вернула нам топор, цитру и хризантему — они были спрятаны над потолочной панелью в чулане. Я была удовлетворена и готова отправиться восвояси, когда Такэко сказала:

«Кикуно, может, ты с виду и милашка, но ты наглая тварь. Я прекрасно знаю, что у тебя был любовник там, на шелковой фабрике, и ты встречаешься с ним до сих пор. Это его ребенок. А ты солгала и заявила, что это ребенок от нашего отца. Какая же ты бесстыжая сука! Так вот, я хочу, чтобы ты написала и подписала заявление: „Сахэй Инугами не приходится отцом моему ребенку. Ребенок от другого человека“». Конечно, Кикуно отчаянно все отрицала. Тогда Умэко еще раз дотронулась до зада ребенка щипцами, и Кикуно, рыдая, сделала все, как мы хотели. На прощанье я сказала ей: «Если хочешь сообщить об этом в полицию, давай. Нас, конечно, арестуют и посадят. Но сама понимаешь, нас ведь не приговорят ни к пожизненному заключению, ни к смертной казни, и как только мы выйдем из тюрьмы, мы вернемся и расплатимся с тобой». Такэко тоже сказала: «Кикуно, если не хочешь неприятностей, держись подальше от отца и не смей писать ему. Мы наняли целую армию частных сыщиков, и сколько бы ты ни старалась сохранить все в тайне, мы об этом узнаем. А как только узнаем, придем еще разок поздороваться с тобой». Наконец Умэко сказала, смеясь: «Знаешь, если что-то подобное произойдет еще раз, полагаю, это бедное дитя не выживет». Мы думали, что после всего сказанного Кикуно никогда больше не подойдет к отцу. Мы были уверены в нашей полной победе и уже уходили, когда Кикуно, которая истерически рыдала, держа ребенка на руках, вдруг подняла голову и заговорила.

Мацуко помолчала и окинула пронзительным взглядом комнату, и голос у нее вдруг исполнился страсти:

— «Вы изверги! Небо не простит вам то, что вы сделали. Нет, даже если и простит, я сама отомщу. Ради этого я когда-нибудь вернусь к вам. Топор, цитра, хризантема — ёкикотокику, — что означает это слово? Пришли благие вести? Нет, никогда вам не будет благих вестей. Но когда-нибудь топор, цитра и хризантема погубят вас. Попомните мое слово. Тебе — топор, тебе — цитра, тебе — хризантема!» Со спутанными волосами, с искаженным лицом, с кровью, текущей из уголка рта, Кикуно скрежетала зубами, как безумная, и указывала поочередно на каждую из нас. Только не помню, кому что она предрекла.

Мацуко смолкла, доведя свой рассказ до конца. Сидевшего рядом с ней Киё била дрожь, словно он был в лихорадке.

Кто такая Тамаё

Рассказ Мацуко завершился, но еще долго в комнате царило безмолвие. Очевидно, впечатление от страшного ее повествования никак не могло развеяться, все были в смятении и смущенно поглядывали друг на друга. Наконец Татибана, чуть подавшись вперед, спросил:

— Стало быть, вы хотите сказать, недавние убийства совершила именно Кикуно?

— Нет, и не помню, чтобы я говорила что-то подобное, — с привычной злостью возразила Мацуко. — Просто вы сказали, что эти убийства должны быть как-то связаны с топором, цитрой и хризантемой, и я рассказала вам о единственном памятном мне случае, который, как мне кажется, имеет отношение к этому. Не знаю, чем поможет вам мой рассказ, но вы — полиция, вам и решать. Или я не права?

В ответ на эту вызывающую речь инспектор Татибана повернулся к поверенному Фурудатэ и спросил:

— Вы узнали что-нибудь о местопребывании Кикуно и ее сына?

— Госпожа Мацуко позвонила и пригласила меня, но я и сам собирался сегодня прийти сюда и доложить.

— Вы что-нибудь узнали?

— И да, и нет. Есть кое-какая информация, но ничего важного. — Фурудатэ вынул из портфеля стопку бумаг. — Поскольку эта женщина, Кикуно Аонума, осиротела в очень раннем возрасте и не имеет никаких известных родственников, нам было чрезвычайно трудно что-либо узнать о ней. И все-таки мы обнаружили один довольно любопытный факт. Оказывается, Кикуно Аонума — дочь родственницы Харуё Нономия, бабушки барышни Тамаё и жены Дайни Нономия, благодетеля господина Инугами.

Присутствующие удивленно переглядывались.

— Полагаю, это объясняет, почему Инугами был так привязан к Кикуно, — продолжал поверенный. — Как сообщает «Биография Сахэя Инугами», господин Инугами относился к Харуё, жене Дайни, с большой любовью, как к матери или сестре, и чтил ее за ее святую доброту. Поскольку Кикуно была ее единственной живущей кровной родственницей, господин Инугами, наверное, пытался воздать за щедрость Харуё, покровительствуя Кикуно и пытаясь сделать дитя, которое она подарила ему, своим наследником.

Усмешка скривила губы Мацуко — явный признак ее решимости не допустить ничего подобного. Три кровные сестры обменялись злобными взглядами.

— Итак, после сказанного позвольте мне вернуться к последующим действиям Кикуно. Очевидно, она настолько испугалась угроз, что исчезла из Ина вместе с Сизумой — так он был назван господином Инугами — и уехала к дальним родственникам в Тояму. Она решила держаться подальше от господина Инугами и, кажется, ни разу не писала ему. Там они и жили, но когда мальчику исполнилось три года, она оставила его на родственников и вышла замуж. Однако, за кого она вышла, мы установить не смогли. Все произошло более двадцати лет тому назад, и ее родственники все погибли во время войны при бомбардировке Тоямы. Другой родни у этих людей не было. Здесь след Кикуно теряется. Кажется, никому в этой семье не выпало счастья.

Фурудатэ тяжело вздохнул.

— Далее, что касается Сизумы. Один из его бывших соседей вспомнил его. Сизума был усыновлен родственниками, на которых его оставила Кикуно, приняв имя — Цуда, а не Аонума. Цуда были очень небогатыми, но, очевидно, добрыми людьми, и поскольку собственных детей у них не было, они вырастили Сизуму как родного сына. Есть вероятность, что господин Инугами передал Кикуно не только топор, цитру и хризантему, но и значительную сумму денег. Она оставила часть этих средств на воспитание Сизумы, так что он смог по крайней мере кончить неполную среднюю школу. После этого он, кажется, работал где-то, но был призван в двадцать один год. Его демобилизовывали и снова призывали несколько раз, но в конце концов, весной или летом тысяча девятьсот сорок четвертого года, снова призванный на службу, он был приписан к воинской части в Канадзаве. Дальнейших сведений о нем мы не имеем. Вот и все, что нам известно о Сизуме, — об остальном можно только гадать.