Зарево над волнами - Николай Старшинов

- Так почему, собственно, пайки могут походить на второй фронт? - не удержался я от вопроса.

- Сверху все красиво, - усмехнулся Сморжевский, - а вот содержание - кто знает. Как говорят у нас в городе, еще посмотреть надо.

Мы оба рассмеялись, рассматривая изящную водонепроницаемую упаковку заморских десантных пайков. Тем же занимались и остальные морские пехотинцы. Вертели в руках загадочные пакеты, словно хотели проникнуть взорами через плотную лоснящуюся обертку и удостовериться в полезности невидимого содержимого. Однако всех сдерживал строгий приказ: упаковку не разрывать. Иначе продукты могут подмокнуть в соленой воде и испортиться.

Но настолько было велико любопытство к содержимому этого изящного пакета, что один из самых нетерпеливых матросов не удержался, открыл его и заглянул внутрь.

Не знаю, что нашел в пакете любопытный матрос, но вид у него был явно разочарованный. А может, и виноватый...

Не успел еще по всему батальону распространиться слух о содержимом пакетов с американскими десантными пайками, как прибыл командующий Приморской армией генерал Петров. Он приказал выстроить батальон в полном боевом.

- Хочу посмотреть на ваших орлов, как они выглядят в боевом снаряжении, бодро заметил командующий Приморской армией.

Батальон построился.

Мы прошли вдоль рядов десантников.

Генерал задавал различные вопросы, непринужденно шутил. Он знал многих матросов в лицо еще по новороссийскому десанту.

О десантных пайках пока речь не заходила. Но я чувствовал - зайдет обязательно.

Когда мы проходили мимо роты автоматчиков, один из матросов попросил разрешения обратиться к генералу. Получив утвердительный ответ, он снял с себя вещевой мешок, нагруженный "по завязку" боезапасом, достал десантный паек и доложил генералу, что нарушил приказ о запрещении вскрывать пакеты.

- Что же станем делать? - строго посмотрел генерал на провинившегося. Небось уже успел съесть добрую половину?

- Никак нет! - без тени смущения ответил матрос. - Харч, по моему мнению, не съедобный.

Петров едва заметно усмехнулся и попросил вытряхнуть из пакета все содержимое.

Матрос стал деловито вытряхивать содержимое пакета. Мы увидели всевозможные таблетки, неизвестно для какой цели предназначенные порошки, жевательную резинку и какую-то незнакомую, но на наш взгляд, совершенно бесполезную в десанте ерунду.

Генерал хитровато сощурился и испытующе посмотрел на матроса.

- Все достал, или осталось еще что?

Матрос замешкался с ответом, а генерал продолжал:

- Ты ведь вытряхнул только содержимое аптечки. Эти порошки и прочая, как вы говорите, ерунда очень пригодятся вам в походе, хоть они и "не съедобны". А съедобное ты все-таки упрятал в желудок. - Матрос виновато потупился, а строй грохнул дружным смехом. Хохотали все, забыв о различии в чинах. Забыв, о том, что впереди жестокие кровопролитные бои.

Когда оживление улеглось, командующий продолжал обход строя. Он поинтересовался, почему у некоторых матросов слишком большие вещевые мешки.

Я доложил, что у нас общая норма груза десантника составляет тридцать килограммов. Некоторые моряки, что покрепче, берут боезапаса больше установлен? ной нормы. В этом мы людей не ограничиваем.

Генерал нарочно громко, чтобы все слышали, сказал:

- Похвально! Патроны и гранаты в бою никогда еще помехой не считались.

Вечером за несколько часов до посадки на корабли в батальон прибыл временно исполняющий обязанности командующего Азовской военной флотилией контр-адмирал Г. Н. Холостяков. Состоялся общебатальонный митинг. Он как бы стал кличем к победе в предстоящей операции.

Матросы выступали охотно. Все, как один, выражали чувство гордости за свой народ, стремление скорее идти в бой и отдать все силы, а если потребуется, и жизнь для выполнения задания командования. В конце митинга контр-адмирал Холостяков обратился ко всем с вопросом:

- Кому личный состав батальона доверит установить флаг в Керчи?

Взоры большинства устремились в сторону автоматчиков, где в строю стоял подтянутый, еще совсем молодой офицер. Командующий моментально все понял. Георгий Никитич Холостяков вспомнил, что этому самому человеку, вот так же на митинге перед посадкой на корабли 9 сентября 1943 года он вручил по просьбе матросов военно-морской флаг Советского Союза, который после развевался над освобожденным Новороссийском. Смелому разведчику, любимцу отряда, тогда еще старшине 2 статьи Владимиру Сморжевскому выпала честь, которой гордился бы каждый воин. Он блестяще справился с нелегкой задачей. Ныне командиру взвода младшему лейтенанту Сморжевскому батальон доверил водрузить флаг в Керчи.

- Добро, - удовлетворенно кивнул контр-адмирал. - Кандидатура вполне подходящая.

Младший лейтенант Сморжевский принял из рук контр-адмирала Холостякова заветный флаг.

- Клянусь, товарищ контр-адмирал! Клянусь, мои боевые друзья! Клянусь тебе, любимая Родина, что оправдаю оказанную мне честь, оправдаю ваше доверие!

Вечером 22 января 1944 года мы погрузились на подошедшие корабли. Они взяли курс через пролив на Керчь.

В ночной мгле был слышен только рокот моторов да шум накатывающихся на борты волн.

С берега, занятого противником, рыскали лучи прожекторных установок. Но неприятельские наблюдатели явно нас не замечали. Перегруженные тендеры и бронекатера с десантом глубоко сидели в воде, и прожекторные лучи скользили выше, рассеиваясь где-то далеко над покрытым сумраком морем.

В 23 часа 37 минут мы прибыли в район тактического развертывания. По сигналу командира десанта начался мощный артиллерийский налет на береговую черту и оборону противника. Сотни снарядов летели над головами десантников, неся смерть врагу.

За несколько минут до окончания артиллерийской подготовки корабли двинулись к берегу, в районы, предусмотренные планом высадки подразделений морской пехоты.

Нанеся ошеломляющий удар по береговой черте, наша артиллерия перенесла огонь в глубину вражеской обороны.

Плавсредства все ближе продвигались к берегу. До него уже оставалось метров триста-четыреста. И тут нас заметили. Ударила немецкая береговая артиллерия, минометы. В паузах между разрывами снарядов слышалась торопливая дробь крупнокалиберных пулеметов. Казалось, все побережье ощетинилось разящим огнем. Прожекторы и сотни ракет осветили окрестности.

От прямого попадания снаряда загорелся один наш тендер. Он, словно огромный факел, сразу осветил прибрежные воды. Мятущиеся сполохи багрового пламени зловещими отблесками плясами на волнах. Я заметил номер горящего судна - "31". Рядом с ним и дальше отсветы огня вырывали из мрака силуэты тендеров и других плавсредств, делая их хорошо видимыми мишенями.