Первый шпион Америки - Романов Владислав Иванович

Пока Маршан бегло пересказывал ответ Ленина, он успел проглотить половину отбивной, что привело Робинса в еще большую ярость.

— Это ложь! — Рей даже стукнул кулаком по столу. — Я часто беседовал и обедал с Лениным, и Роберт может это подтвердить. Мы говорили абсолютно на все темы, в том числе и о диктатуре и диктаторах. Ленин мне не раз говорил, что хочет построить республику, которой управлять будет сам народ. «Каждая кухарка научится управлять государством», — любил повторять он, и если б Ильич сейчас услышал ваши гнусные измышления, он бы дал вам пощечину!

Робинс густо побагровел от гнева, точно Маршан оскорбил лично его. Повисла неловкая пауза. Рене еще улыбался, доедая отбивную и всем своим радостным видом как бы пытаясь сказать, что говорить можно все что угодно, но это только распалило Робинса.

— Мы можем прямо сейчас поехать к Ленину, и через пятнадцать минут вы будете извиняться перед ним за эти лживые слова! Вам, как журналисту, негоже врать своим читателям!

— Но позвольте, мистер Робинс, я могу поклясться на Библии, как у вас это принято, чю Ленин говорил мне эти слова!

Ренс поднялся и сделал высокомерное лицо. Подскочил и Рей. Назревала драка. Полковник в таких ситуациях не пасовал.

Капитан Брауде проснулся от удара Робинса по столу и через минуту вспомнил все, что с ним случилось. Надо было уходить. Его колотил озноб, он плохо соображал, какой выход можно придумать в создавшемся положении. За окном уже густился чернотой вечер, мокрый снег бил в стекло, и о том, чтобы удрать через крышу, не могло быть и речи.

— Господа, успокойтесь! Рей, какая разница, кто что сказал, — попыталась утихомирить буянов Мура.

— Как это какая разница?! При мне оскорбили моего лучшего друга, человека, которого я не только уважаю, но люблю больше жизни! И я готов сегодня же стреляться с этим щелкопером и обманщиком, чтобы спасти честь великого революционера! — бушевал Робинс.

— Рей, он мог так сказать, — вмешался Локкарт. — Ленин непредсказуем, ты же знаешь…

— Он не мог так сказать! — прорычал Рей. — Ленин — рыцарь революции! Он ее знамя! Он говорит, ' думает, действует и живет ради своего народа, ему ничего не надо себе лично! Ему не нужна диктатура, и он не хочет быть Диктатором!

— Вы, мистер Робинс, совершенно не понимаете характер нового советского вождя. Вы придумали какого-то Дон Кихота, а он таковым вовсе не является, — с грустью усмехнулся Маршан. — Если б он был таким, я бы перестал его уважать. А я люблю Ленина потому, что он диктатор и беспощадной рукой строит новую Советскую империю. Вы нарисовали образ какого-то слизняка, недоумка, а я люблю хитрого, расчетливого и жестокого политика, который выполнит то, что обещал, любой ценой. Ощущаете разницу?

— Вы негодяй! — взревел Робинс.

Единственным выходом для Брауде оставалось просто выйти из спальни, открыть входную дверь и сбежать, воспользовавшись замешательством хозяев. Любой другой путь — через балкон наверх, на крышу, или вниз, на балконы других этажей, — был уже неприемлем: Павел чувствовал, как в теле поднимается жар, он, видимо, заболевал, его здорово просифонило еще во дворе, когда он сидел на скамейке. И лучше всего выскочить сейчас, пока, судя по громким голосам в гостиной, происходила какая-то ссора. Другого выхода у капитана Брауде просто нет.

Робинс бросился с кулаками на Маршана, который узко решил спасаться бегством, отступая к двери, но Локкарт с Садулем перехватили Рея и, несмотря на вес его яростное сопротивление, сумели задержать.

— Остановитесь, Рей, что вы делаете?! — прошептал Локкарт, с мольбой взглянув на Каламатиано, как бы призывая его в помощь, но Ксенофон Дмитриевич сам испугался, не понимая, что произошло с его другом.

— Успокойтесь, полковник, и возьмите себя в руки! — выкрикнула Мура. — Или я всерьез на вас обижусь! Вы не в пивном баре, а в доме личного посланника премьер-министра Великобритании!

Последние слова привели Робинса в чувство. Он еще тяжело дышал, но уже опустил голову, признавая вину за собой.

— Извините, графиня, извини, Роберт!..

Локкарт и Садуль отпустили Рея. В эту секунду дверь спальни резко распахнулась, из нее в длинной офицерской шинели без погон и начищенных сапогах бодрым строевым шагом вышел неизвестный в надвинутой на глаза шапке и, не сказав никому ни слова, быстрым шагом прошел к входной двери, сбросил цепочку, открыл замок и вышел, с шумом захлопнув за собой дверь. Этот выход Брауде произвел на всех такое же впечатление, как явление Командора в известной драме о Дон Жуане.

Локкарт и Мура на мгновение оцепенели, не зная, что делать: то ли броситься следом за грабителем, проникшим в их дом, то ли бежать осматривать спальню. Застыли в недоумении и гости.

— У вас что, еще кто-то здесь поселился? — спросил Рей.

— Вполне может быть, — помедлив, с невозмутимым видом ответил Локкарт.

12

На следующий день утром капитан Брауде доложил о своих первых результатах наблюдения за Каламатиано Марку Тракману. Павел, естественно, не стал рассказывать историю с проникновением в квартиру и уж тем более детали своего позорного бегства оттуда.

Выглядел он неважно. Глаза слезились, капитан то и дело хватался за платок, потому что непрерывно чихал, и Тракман, поморщившись, брезгливо отстранился, боясь заразиться и пообещав через неделю выделить в помощь капитану еще двух сотрудников, кто бы непосредственно стал вести наблюдение за объектом на улицах, но пока у начальника Военконтроля лишних людей не было.

Троцкий, у которого лежало письмо с предложениями о расширении штата Военконтроля, все еще молчал. Подписать письмо он был готов, но у правительства не хватало денег, чтобы платить зарплату и обеспечивать новых работников пайками. В одних органах ВЧК была уже задействована тысяча бойцов, и Дзержинский постоянно требовал увеличения штатного персонала, поскольку с каждым днем у чекистов увеличивался объем работы. На фабриках и заводах не выходило на работу до половины рабочих, не говоря уже о мелких учреждениях. Ленин в ярости приказывал применять к саботажникам самые жесткие меры, вплоть до публичных расстрелов на месте. Сопротивление новой власти росло и явное и тайное, и ВЧК была вынуждена всем этим заниматься: подавлять, расстреливать, а Военконтроль полевого штаба Реввоенсовета России, как полностью называлась эта организация, понемногу стал заниматься и вопросами контршпионажа, разоблачая агентов немецкой и других разведок. У Дзержинского на это пока не хватало ни людей, ни времени. Москва же и Петроград в 1918-м были наводнены шпионами и агентами всех мастей, которые энергично вербовали агентуру, создавали боевые группы, снабжая их оружием и взрывчаткой.

— Будем бездействовать — пропадем! — выступая перед сотрудниками Военконтроля, сказал Троцкий. — Я понимаю, что каждый из вас работает сегодня за троих, а то и за четверых, но пока другого выхода у нас нет. Зато вы первые, вы пионеры новой советской разведки, у многих из вас нет того опыта, который есть у ваших противников, но вы должны их переиграть, побороть, победить! Я верю в это!

Троцкий умел ораторствовать и вдохновлять. Брауде слышал его несколько раз и быт в восторге. А узнав, что задание исходит непосредственно от наркомвоенмора, Павел и решил действовать. Конечно, все в итоге получилось глупо и неудачно. Капитан не стал прятаться во дворе или в подъезде, дожидаясь конца вечеринки, чтоб «довести» грека до дома. А ведь новый резидент американской разведки мог заехать к кому-нибудь из агентов или с кем-то встретиться. Но вряд ли после такого демарша Брауде нормальный разведчик будет действовать без оглядки, а Павел почувствовал, что здорово напугал всю компанию.

Теперь Паше надо резко менять и внешний вид: отказаться от шинели, может быть, наклеить усы или бороду, хотя, выходя, Брауде шапкой закрыл пол-лица и вряд ли грек, который стоял спиной к нему, мог его столь хорошо запомнить.