Первый шпион Америки - Романов Владислав Иванович

Выйдя от Тракмана, Павел натолкнулся на Синицына, который в Военконтроле вел контригру против англичан и французов, чьи разведки считались самыми сильными в России еще с царских времен. Ефим Львович являлся кадровым разведчиком, последние два года до революции работавшим в Генштабе царской армии. У Павла же имелся лишь небольшой армейский опыт в полковой разведке. Но на фронте было все проще и требовались совсем другие качества: смелость, бесстрашие, выносливость, когда нужно было добыть языка или совершить вылазку в тыл противника, чтобы познакомиться визуально с его диспозицией. Да там и действуешь не один. А тут он протаскался за Каламатиано весь день и ничего нового не узнал. Конечно, если б Брауде знал английский, он бы наверняка почерпнул массу интересного из их разговоров. Они называли, наверное, имена, обсуждали какие-нибудь террористические акции, а он к тому же еще и заснул. Правда, проспал всего полчаса. Это была еще армейская выучка: засыпать на полчаса, а потом мгновенно просыпаться.

Синицын, стоя у окна, курил в коридоре. Хотя не возбранялось курить и в кабинетах, но разведчику иногда требуется побыть наедине с собой и все хорошенько обдумать. Брауде помялся, не решаясь не столько подойти к такому авторитетному коллеге, сколько помешать его раздумьям. Но Ефим Львович оглянулся, махнул рукой, подзывая его к себе. Павел подошел, крепко пожал руку подполковнику, но тотчас отвернулся, выхватил из кармана носовой платок, несколько раз чихнул.

— Простыли, что ли? — удивился Синицын.

— Не говорите! Просквозило насквозь.

— С девушками надо меньше гулять, — усмехнулся Ефим Львович.

— Да тут совсем другое дело. Я хочу с вами посоветоваться, вы человек опытный: как определить, засекли твою слежку или нет. — Павел вкратце пересказал случившуюся с ним историю, естественно, не называя ни квартиры, ни хозяев, к кому он забрался. — По моим, скажем, предположениям, он вряд ли мог это обнаружить, ибо это был не его дом, подозрение могло закрасться у хозяев, а не у него, ведь так?

— Возможно, — выслушав рассказ Брауде, хмуро отозвался Синицын.

— А как понять, догадался твой клиент или нет? Есть какие-нибудь нюансы, детали, по которым можно распознать, что твой подопечный тебя раскусил? — поинтересовался Павел.

— Есть, — кивнул Синицын.

— И какие, Ефим Львович?

— Одна из таких деталей, Паша, называется интуиция. А если она молчит, то либо вас не засекли, либо ее вообще нет. Последнее определяется очень просто. Промерзнув целый день во дворе, полагаете, свалитесь вы, Паша, от простуды или нет? — спросил подполковник.

— Думаю, что нет. По вашему же совету, вернувшись домой, я выпил стакан водки с перцем, — усмехнувшись, ответил Брауде.

— Выходит, что у вас нет интуиции, Паша, — с грустью улыбнулся Синицын.

— Почему? — не понял капитан.

— Потому что каждый, обладающий интуицией, сразу бы понял, что он свалится на следующий день к вечеру с температурой.

— Но почему, черт возьми?! — разозлился Брауде.

— Потому, Паша. Если бы водка помогла, то ночью вы бы как следует пропотели, а утром встали бы как огурчик и не чихали бы здесь передо мной. Значит, водка не подействовала, и вы свалитесь, мой милый. Но коли вы этого не понимаете, то с интуицией у вас плоховато.

— Но почему водка не помогла? — огорчился Паша, и на его наивный вопрос Синицын улыбнулся и удивленно вскинул брови.

— Зато у тебя мужественное, волевое лицо, Паша. Лицо со шрамом всем всегда внушает уважение, — не без иронии заметил он. — Не обижайся, я шучу.

Он похлопал его по плечу и двинулся к себе в кабинет.

— А с водкой все просто, — обернувшись, проговорил Ефим Львович — Либо она была плохой, разбавленной, что скорее всего так и было, перец не дал тебе ощутить это, либо ты промерз так, что она не подействовала. Ты один живешь?

— Один. Старая экономка иногда заходит, она рядом, на соседней улице живет, я ей плачу, чтобы белье к прачкам снесла, полы помыла…

— Понятно.

— Что понятно?

— У экономки наверняка старичок какой-нибудь есть завалящий, который ее сопровождает иногда… Вот и все. Он отпивает пару глотков, а в бутылку — воды. Советую идти домой, купить меда, трав, предпочитаю душицу и ромашку, и пару деньков усердно полечиться. Будь здоров!

Синицын ушел к себе в кабинет, оставив Пашу в расстроенных чувствах. Подполковник был прав: водку действительно у него крадут, потому что, махнув поздно вечером целый стакан, он не ощутил той горечи, какую должна иметь нормальная водка, словно выпил стакан воды с перцем. И то, что он до этого сам не додумался, весьма его озадачило. «Ведь такая простая вещь: раз есть экономка, то при ней вполне может образоваться прыщ-эконом, — подумал Паша. — Что-то у меня с воображением как-то не того. Контузия та, что ли, тому причиной?»

В 16-м его несильно контузило взрывной волной, и он пару часов пролежал без сознания в окопе, но, поднявшись, почувствовал себя настолько нормально, что отказался ехать в госпиталь. Правда, потом его настигало внезапное головокружение, и врач позже объяснил, что давали о себе знать последствия контузии. Павлу не жалко этих ста — двухсот граммов водки, но из-за них он теперь свалится на пару дней. Даже Тракман посоветовал пойти отлежаться, с гриппом шутить нельзя.

Синицын же оборвал разговор по другой причине. Он с самого начала знал, за кем приставили следить капитана Брауде, о филерских способностях которого был весьма невысокого мнения. История, им рассказанная, лишь подтверждала выучку полупрофессионала, но капитан еще молод, цепкий, отважный и то, что не дано природой, с лихвой перекроет отвагой и старанием. Знал бы он английский, за один вечер благодаря этому рискованному трюку — забраться через крышу в чужую квартиру — смог бы выведать у господ шпионов и дипломатов весьма многое, и Каламатиано по сравнению с ним просто беззащитный кролик, которого надо теперь прикрывать.

Ефим Львович помнил разговор с Брусиловым, который и заставил его пойти работать к Троцкому:

— Моя задача теперь привлечь к работе в Красной Армии лучших старых, опытных офицеров, которые сумеют, перекрасившись лишь внешне, сохранить присягу на верность Отечеству и таким образом разложить армию изнутри. В один миг, держа в своих руках ключевые командные посты, повернуть оружие против большевиков и свергнуть их жестокую и грубую власть…

Это откровение великого полководца, его убежденность в том, что большевики долго не продержатся, его доверие к Синицыну и заставило Ефима Львовича без оглядки прийти к Троцкому и заявить о своей готовности служить новой власти. Поэтому он обрадовался, когда уважаемый им Ксенофон Дмитриевич предложил ему поработать на него, а значит, на идею Брусилова, да еще получать за это деньги. Подполковник был убежден, что без помощи извне от бывших союзников им эту пролетарскую гидру не одолеть.

Карта очагов мятежа, где находились Добровольческая армия, теперь уже Деникина, казаки атамана Краснова, части Юденича, лежала перед ним на столе. Синицын успел ее перечертить, и можно было встречаться с Каламатиано. Ефим Львович успел переговорить и завербовать для работы в Бюро бывшего юнкера Петю Лесневского, который работал у них вестовым и развозил по армиям пакеты с донесениями, а значит, своими глазами знал их расположение и обстановку на местах, поэтому лучшего агента и придумать было невозможно. Отца Пети, подполковника кавалерии, застрелил на фронте какой-то пьяный матрос, большевистский агитатор, которого подполковник Лесневский приказал арестовать за подстрекательские речи. Петя поначалу думал бежать на Дон, к Корнилову, которому Синицын даже написал рекомендательное письмо, но Брусилов своей умной и внятной беседой настолько разубедил Ефима Львовича, что он пристроил Петю в Военконтроль, а вчера в приватном разговоре предложил ему поработать на американцев. Петя загорелся и теперь ходил окрыленный.

Чтобы не вызывать подозрений, Петя по совету Синицына носил гражданское платье. Дядя Лес-невского, известный профессор, преподававший в Московском университете, достал племяннику справку о том, что тот прослушал три курса на химическом факультете, таким образом вычеркнув из биографии Пети сомнительное в это большевистское время юнкерское прошлое.