На переломе эпох. Том 1 - Владимир Земша

Но, так или иначе, курсанты ещё с неделю пошептались, да и в действительности забыли про происшествие. Будто и небыло ничего. Будто кто-то умышленно стёр эту небесную картинку в их мозгах. Странно всё это! Очень странно! Кого из участников «дива» Влад не спрашивал после, те лишь вяло и неохотно пожимали плечами, – то ли да, а то ли и нет. Мутно как-то всё. Ну, не идиот же он, что бы выдумать это всё! А вы как думаете?..

Но о чём бы ни думали Вы, курсант же всегда думает о своей девушке. Далёкой или близкой, существующей или вымышленной. Так и он, курсант Тимофеев, не думал более об этом происшествии на танкодроме. Его голова была полностью наполнена амурными переживаниями, навеваемыми тёплыми воспоминаниями прошлого, так нужными в этом сибирском краю. В памяти был амурский пирс вокруг «Ласточкиного гнезда», тёплый ночной ветерок, густая сень деревьев, страстные Сонечкины глаза под тусклым светом уличных фонарей…

Как сильно я тебе люблю.Твой милый образ вспоминаю,Его в душе боготворю,И дни разлуки проклинаю.Свою любовь храню в себе,Твои слова: «люблю, наверно».Простой я смертный на земле,но чувство свято, несомненно.Никто, поверь, моя родная,меня не сможет ослепить,Твой нежный взгляд я воспеваю,И мне его не позабыть!

В ту ночь Влад, впрочем как и другие, отрубился, едва коснувшись щекой подушки. Дежурное освещение ярко било со стороны ружейной комнаты, освещая как днём, кровати у коридора. Бродили дневальные, с тряпками и вёдрами, намывая полы после «пришельцев с танкодрома». Но ничто не могло помешать их мертвецкому сну. Тимофеев потёр свои покрасневшие глаза. «Окулисту бы показаться, – подумал он, – а то так глаза болят, что такие вот кошмарики даже соснил». Однако, как и многие другие, он боялся медиков за их способность «забраковать» по здоровью любого, да и всё на что была способна училищная санчасть, это на зелёнку, да тетрациклин, розовыми таблетками которого она щедро кормила своих пациентов так, что каждый здесь побывавший вскоре мог смело считать себя «нехилым врачом», ибо как и кого лечить, всем давно уж было ясно, как день божий. Впрочем, ещё вчера, на первых курсах, и эту медпомощь получить было весьма сложно, ибо, чтобы попасть в санчасть, нужно было ещё заработать особое благоволение «замка» и «комода», что было делом не из лёгких, особенно для таких ерепенистных, как Тимофеев. Благо уже шёл третий курс! Но всё же! Тимофеев положил на глаза мокрое вафельное полотенце. Так казалось было легче, и словно полетел в пропасть, дёрнулся от испуга падения, разбудив себя на миг, и снова продолжил падение в лабиринты сна…

Сон Тимофеева

Тимофеев оказался в солнечном городе. Вокруг били фонтаны. Налитые яблоки оттягивали ветви яблонь. Два человека буйно праздновали что-то. Явно друзья.

– Нурсултан! Ты мой друг!

– Борис, я так же дорожу нашей дружбой!

Борис весело пошатывался на ногах. Влад потянулся за яблоком, но ветка отломалась и рухнула вниз.

– Ты кто? – человек, которого называли Борисом, налитыми алкоголем глазами уставился на Влада.

– Курсант Тимофеев! – бодро отрапортовал Влад, узнавая в лице напротив знакомое лицо новоиспечённого кандидата в члены Политбюро, которое он сам клеил на днях в ленинской комнате где-то в самом низу доски среди множества других портретов. Скандальный такой кандидат в члены Политбюро. Вечно он с Горбачёвым спорит. И всё делает не так, как другие. Например, в обычной очереди за колбасой постоять любит, призывает за отказ от привилегий, и всякое тому подобное. Как там его фамилия?! Влад напряг память, перебирая заученные фамилии кандидатов в членов Политбюро. Алиев, Воротников, Соломенков… Громыко… Лигачёв… Зайков… Кунаев… Шеварнадзе… стыдно, но концовка Тимофееву не шла на ум. Стыдно для коммуниста, да ещё и будущего политработника! Тимофееву казалось, что после той оказии на танкодроме он забыл многое, не то, что бы стёрлось всё совсем, но как-то всё перемешалось. Словно весь мир в памяти его головы подробился на маленькие кусочки, и лежит винегретом в его мозгу, выстраиваясь, время от времени в причудливый калейдоскоп событий и фактов, теряя, при этом, его отдельные реалистичные детали, но открывая новые, доселе затемнённые ирреалистичные ракурсы.

– Ты что здесь делаешь?

– Нахожусь в увольнении! – первое, что пришло на ум, отрапортовал курсант Тимофеев.

– Маладе-е-ец! А паспорт есть? – произнёс последний по списку член Политбюро, дыша парами алкоголя.

«Странно, – подумал Тимофеев, – в стране «Сухой Закон», а он… может, не поэтому ли Горбачёв его недолюбливает?.. Может он «залетел» на пьянке?..» – думал он наивно, – «тогда как то легко отделался. Другие вон, на водке из партии повылетали, да сидят по дырам с «волчьими билетами» вместо партийных. Полный пипец жизни, карьере, мечтам и всему-всему. Практически, люди в социальной коме. А этот…»

– Паспорт, сынок, есть? – член Политбюро снова обдал курсанта парами алкоголя.

– Паспорта нет. Ведь я курсант. Вот – военный билет! – Влад похлопал себя по груди, пытаясь нащупать документы во внутренних нагрудных карманах. – Вот!

Кандидат в члены Политбюро взял документ в красной корочке, и размашисто написал: «Объявляю благодарность! Президент Российской Федерации…». И это прямо на первой странице!

– Мой брат спешит куда-то? – сузил чёрные глаза его собеседник. – Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь!

Влад, сунув военный билет назад в нагрудный карман, поплыл снова вверх, куда-то в кроны пирамидальных тополей. «Высокие» собеседники внизу не обращали на него ни какого внимания.

– Борис! Мишка – дурак. Его американцы купили за дёшево. Интересно только, он и сам верит в то, что говорит? Но главное то, что при нём мы стали богаче, – говорил какой-то появившийся неясно откуда толстяк. Шлёпая губами, он напоминал Гайдаровского «мальчиша-плохиша».

– Ну-у-у. Да-а-а. М-м-м. И-и-и-и что? Я не должен с ним бороться м-м-м?.. Его время закончилось, а на-а-ше только начина-а-ется! М-м-м… – кандидат в члены политбюро замычал и уставился на толстяка.

– Мы взяли то, что можно было взять! Но нужно помнить, его убрать с дороги мы сможем не раньше, чем через полгода, когда мы доведём народ до революционной ситуации, как Вова Ленин учил! – толстяк громко закашлял, поперхнувшись. И продолжил.

– Когда народу будет уже нечего терять кроме своих цепей. Народ его уже ненавидит. И это хорошо!.. Мы это используем. Он своё уже отработал.

– Только вот что американцы скажут?

– А Америка нас поддержит!.. Я ж говорю, для них он уже «отработанный ресурс». Его миссия истекает. Теперь наш выход на политическую сцену.

– Ладно, иди! Мы с Нурсултаном щас… – он размашисто взмахнул рукой, пошатываясь.

Когда толстяк удалился, Кандидат в члены Политбюро наполнил свой бокал, подошёл ближе к товарищу, с казахским «прищуром» глаз, и почти шёпотом заговорил:

– Дурачье! Уберём Мишку прям щас, и нам конец. Голодный народ всё у нас отберёт! Хорошо, если ещё не порешат!

– Сiздiкi жθн[76]

Он сделал длинную паузу… И добавил:

– Бiзбен бiрге тγстікке[77].

– Ықыласпен! Ықыласпен!..[78]

Влад, услышав тарабарщину, потерял интерес и прилёг на невесть откуда появившуюся кровать. Декорации вокруг сменились как-то незаметно…

– Говорила я тебе, Мишенька, Бориску пороть надо было, пока поперёк лавки лежал, – услышал Тимофеев женский голос рядом, – а ты только: «Борис, ты не прав!» И только! Это всё не без его рук дело! Он по-восточному хитёр! Гораздо хитрее других! А теперь ты будешь его же и просить спасти нас… А эти старые пни повелись! Их, маразматиков-путчистов, теперь же и пересажают всех до единого, или, того хуже перебьют! И ведь и наша жизнь на волоске. Как карта ляжет, так и будет. Ведь мы здесь и повлиять-то ни на что не в силах. Остаётся только ждать и надеяться на милость этих гэкэчепистов. Да и Бориске я не доверяю. Любые инсценировки возможны.

Тимофеев увидел лежащую рядом с собой женщину в годах, с мокрым полотенцем на голове.

На тумбочке лежала ветка кипариса и ракушка.

– Миша! Что теперь? Я боюсь! Подай валидол…

Влад повертел вокруг головой, привстал, ища глазами Мишу.

– Да вот, он, валидол, Мишенька. Не там ищешь.

Влад перестал крутить головой и посмотрел на себя в неподалёку висевшее зеркало.

Увидев себя, Влад заорал:

– Что с моим лицом! Что с моей головой!

И, прикрыв ладонью большое пятно на лбу, подскочил с кровати.

«Наверное, обжёг, когда горел в БМП, – пришло первое ему на ум, – а эта странная женщина!.. На кого-то она мне похожа!?.» – Влад вылетел из комнаты прямо в окно…

Исчезли кипарисы за окном. Вокруг снова были пятиэтажные коробки домов…

– Нужно создавать отряды самообороны! Нужно раздать всем на площади оружие! – кричал толстяк, похожий на мальчиша– плохиша, подгоняя грузовики, гружённые «Калашами»[79]…