На переломе эпох. Том 1 - Владимир Земша

В годы прошедшей войны именно сюда были вывезены многие и многие предприятия из Западных регионов СССР, именно здесь нашли приют многие и многие советские граждане. Они бежали сюда сами, скрываясь от ужасов войны. Кто-то, впоследствии, вернулся в свои родные пенаты, после их освобождения. А кто-то встретил здесь свою судьбу, нашёл здесь свой новый дом навсегда… В период Второй Мировой, в Казахстан было так же выселено множество неблагонадёжных граждан, в том числе немецких семей из западных регионов СССР… По правде, смею предположить, что очень многие советские граждане, убегающие от наступающих фашистских полчищ под бомбёжками и обстрелами, сами бы мечтали быть «депортированными» сюда! Так что некоторым «депортированным», при всём этом негативе, всё же где-то и повезло, если среди двух зол и представляется разглядеть всё же некое благо!.. Ведь что с ними могло бы быть, если бы не… Правда, вряд ли они это примут, ведь история не терпит «сослагательных»! А несчастье таковым и остаётся, невзирая ни на какие «могло бы быть и хуже!..»

Но предки Майера появились в этом гостеприимном городе задолго до этого![90]

Дедушка Александра Майера по отцовской линии – немецкий коммунист, переехал в Советскую Россию в революционные годы. Он активно боролся с российской «контрреволюцией» и басмачами Средней Азии… Его же бабушка, к тому моменту, можно сказать, была уже давно в Казахстане «местной аборигенкой» не в одном поколении…Его же дедушка по линии матери был из числа немецких военнопленных, после освобождения из лагерей оставшийся в стране не столько по идеологическим соображениям, сколько по воле и зову сердца – любви к русской медсестре из Сибири, решившейся на такой непростой в то время шаг, последовав из Сибири в степи Казахстана, за поверженным бывшим «фашистским оккупантом», после его освобождения, результатом чего и явилась на свет мама Александра… Что ж, тут можно было бы написать не один траги-роман, впрочем, от большего, со счастливым «хэппи-эндом»! Ведь вот он, Александр Майер – достойный потомок своих достойных предков. Стоит тут, блестя золотом офицерских пагон, и ослепляя своей лучезарной улыбкой тёплые, утопающие в листве тополей и цветении роз алма-атинские улицы, обрамленные журчащими арыками, несущими прохладу гор, украшенные восторженными всплесками переливающихся на солнце струй алма-атинских фонтанов.

Вход в здание касс «Аэрофлота» был практически блокирован возбуждённой толпой людей, желающих куда-то улететь, хотя бы в конце этого летнего месяца. Александр, в крепкие руки которого впились ручки от сетки, оттягиваемые двумя увесистыми дынями, быстро оценил обстановку. Сегодня продавали билеты только на месяц вперёд! И никаких вариантов! И тут же принял единственно возможное решение: обогнув здание касс, Александр вытер со лба пот, стекавший из-под фуражки, нашёл маленькую дверцу «заднего хода», потянул липкую ручку на себя. Ему открылся тёмный длинный коридор.

– Где здесь начальник? – Александр решительно посмотрел на случайно проходившую девушку с бронзовой бархатистой кожей, с яркими, слегка раскосыми глазами в обрамлении ресниц-опахал. Красавица! Чудный плод смешения славянской и восточной кровей! Яркое солнце, пробивавшееся из окна кабинета, указанного девицей, сверкнуло на его сапогах сияющим глянцем. Средних лет мужчина оторвал глаза от каких-то бумажек, грудой наваленных на его стол.

– Я слушаю!? – вопросительно взглянул он на Александра…

«Миша-меченный» внимательно изучал собеседников со стены: «Больше творчества, товарищи! Больше инициативы!..»

45-го размера сапоги Александра уверенно цокали по горячему асфальту алма-атинской центральной площади, время от времени встречая таких же, как и он молодых красавцев офицеров-выпускников. Было всё ещё упоительно приятно и непривычно ощущать на себе долгожданную офицерскую форму. Было странно видеть во вчерашних мальчишках зрелых мужчин. Как только 4-й курс переоделся в офицерскую форму, так все они то ли постарели, то ли повзрослели. Так что сразу и не поверишь, что эти серьёзные мужчины – вчерашние курсанты – разгильдяи, бурые, весёлые, важные четверокурсники, теперь лихо, по «древней традиции», раздавали рубли первым отдавшим им, новоиспечённым лейтенантам, свою курсантскую честь!

Впереди, на фоне гор, возвышалась узористая крыша центральной телестудии, при строительстве которой, когда-то, теперь уже в очень далёком детстве, в школьные годы Александр работал на школьной практике УПК,[91] таская вентиляционные трубы на крышу и стыкуя их при помощи ключа и болтов… За спиной возвышались «башни» двух элитных многоквартирных домов с причудливыми конструкциями на крышах. Александр подошёл к шикарному фонтану в центре столицы, в котором плескалась детвора.

«Как я люблю этот чудесный город!» – подумал Александр.

А в кармане его кителя лежал добытый в «честном бою» «свободный» авиабилет. То есть билет без даты вылета. Так, ерунда…Только факт оплаты за возможный будущий перелёт. Конечно, это только полдела. Теперь нужно ещё вклиниться в какое-то из резервных мест при регистрации в аэропорту, всегда имеющихся «на всякий случай», например, для сотрудников спецслужб, а может и для полезных для кого-то, например, для командира корабля, людей. Молодой, уверенный в себе «защитник отечества», без колебаний причислял себя именно к таким, «очень полезным» людям. Ему уже встречались «неприступные бастионы», но пока ещё ни один не устоял перед его самоуверенным натиском! Час для его «Ватерлоо» пока ещё не пробил!.. Ну, всему своё время… Всему. Своё. Время.

Но разве возможно так идти, никогда не оборачиваясь назад, в своё прошлое, не вспоминая свои плохие поступки, людей, которых обидел… Он задумался, вспомнив Маринку, эту влюблённую в него девчонку-одноклассницу, с которой-таки стал встречаться три года назад. Хорошая это была девушка! До чего хорошая! Как друг, так хорошо его понимавший. Но как ни старался он её полюбить, ничего из этого не вышло. Вернувшись со стажа в Барано-Оренбургском, он, с чувством глубокой душевной боли, всё же поставил на их отношениях крест. Как ни было это горько и больно. Более того, возможно даже подло с его стороны! Это мучило его. Едва он вспоминал полные горечи её глаза…

Кто виноват, что так случилось,Растаял мир надежд и грёз.И над любовью воцариласьПечаль твоих горючих слёз.Кто виноват, что мы не будемВстречать рассветы в тишине.И что навеки позабудемТот поцелуй, что был как в сне.Кто виноват, что ты горюешь,Кто виноват, что я молчу?Меня ты больше не ревнуешь,А я к тебе уж не лечу.Прости, родная! Друг мой милый!Хотя простить нельзя меня,Ты словно голубь, но бескрылый.Оставлен мной средь бела дня.За что судьба нас разлучила,За что тебя я погубил?Меня ты искренне любила,А я, увы, не полюбил.Я говорил: «люблю»,Но всё же, не сознавая того, лгал.И верил этой лжи. О, боже!Ведь я, дитя, в любовь играл!

Эти воспоминания тянули его грузом, не давая возможности «лететь». Он отряхнулся, взял себя в руки, что ж! Нас выбирают, мы выбираем, это так часто не совпадает!.. Сейчас же его путь лежал только вперёд!

1.32 (86.02.) Прошлое. Русские шинели

Февраль 1986 г. Новосибирск НВВПОУ

Двадцатая рота

«…Ой, вы, ой вы, русские шинели

От пролитой крови словно порыжели….!»

Все годы учёбы здесь давали ясно понять, что это военное училище было создано не для выращивания паркетно-балетных и кабинетных офицеров. Всё оказалось гораздо сложнее, чем казалось со стороны, при просмотре телепередачи «Служу Советскому Союзу».

Одним из важнейших элементов моральной закалки стала сибирская зима. Именно моральной закалки, ибо здесь необходимо было побороть не только мороз физически, но, прежде всего, морально победить самого себя. Свой страх и панику пред этой суровой заснеженной «дамой» – Сибирской Зимой! А для этого, дабы, вероятно, испугать её своей «непоколебимостью», иначе и не придумаешь, шинели разрешали одеть только на зимние полевые занятия и выход в город. Да ещё тогда, когда морозы опускались ниже 20 градусов.

Такова была система «естественного отбора», берегущая заодно шинели, и, готовящая советского «сверхчеловека», способного выжить и победить, где угодно и что бы это ему ни стоило! И это были только «цветочки», вспоминаемые многими в будущем, как лёгкие весёлые дни беззаботной «курсантской юности»…

– Взво-о-од! – рявкнул замок.

Взвод по этой команде перешёл на строевой шаг, скользя подковами сапог по мёрзлой земле…

В этот раз мороз ударил ниже сорока и роту одели в шинели по этому поводу. Уши шапок были подвязаны книзу, дабы не отморозить юные курсантские уши и уберечь щёки. Шмыгая посиневшими носами, взвод мечтал скорее бы добраться до учебного корпуса, двигаясь по рукотворным снежным коридорам с ровными белами стенами, на создание которых уходило немало, (глядя на замёрзшие туловища, едва ли скажешь «пота»), курсантских усилий, отражение чего проявлялось в виде инея на утомлённых лицах…