Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах - Серж Тион

В основе всего этого лежит постулат, согласно которому существование "газовых камер" — абсолютно неоспоримый факт. Ставить его под сомнение могут только нацисты и антисемиты. Если Фориссон следует по стопам Даркье и если он не замаскированный антисемит, значит, он просто опасный сумасшедший. С самого начала отбрасывается идея, что сомнение в существовании "газовых камер" может быть вызвано не стремлением прикрыть зверства и снять вину с себя, как у Даркье, а желанием найти истину.

Достаточно этого желания и ознакомления с данным вопросом, чтобы стало ясным, что существование "газовых камер" факт отнюдь не столь очевидный, как нам об этом говорят. Изучение технических условий подобных операций, противоречия в признаниях бывших эсэсовцев делают "доказательства" весьма хрупкими. Те, кто выдает себя за специалистов по этому вопросу и кого дружно поддерживает пресса, об этом знают и потому пытаются помешать дебатам.

Сомнение в существовании "газовых камер" возникло не у крайне правых. Его высказал первым Поль Рассинье, которого не нужно представлять: это участник Сопротивления с самого его начала, его арестовали и пытали в Гестапо, а потом отправили в Бухенвальд. Переход от дела Даркье к делу Фориссона показывает, как действуют СМИ, но ничуть не проясняет вопрос о "газовых камерах". Даркье пользовался Рассинье, чтобы снять вину с себя, а пресса пользуется Даркье, чтобы дискредитировать истину и не спорить с самим Рассинье.

Легенда о "газовых камерах" была сделана официальной в Нюрнберге, где нацистов судили их победители. Ее первое назначение заключалось в том, чтобы сталинско-демократический лагерь мог доказать свое абсолютное отличие от лагеря нацистов и их союзников. Антифашизм позволял ему оправдывать свои собственные военные преступления и многие позорные действия, совершенные после войны теми, кто якобы спас мир от варварства.

В тревожные времена, в которые мы живем, напоминающие предвоенную ситуацию, за отсутствием возможности раскрыть действительные причины существующих проблем, возникает необходимость в поисках козлов отпущения. В первое время, ради того, чтобы "это не могло повториться", оживляли военную пропаганду и кричали о варварстве побежденных. Но капитал по мере углубления кризиса почувствовал революционную опасность и стал испытывать необходимость в том, чтобы указать населению более конкретных врагов и возложить всю ответственность на ту или иную внутреннюю группу или того или иного внешнего врага.

Наша позиция заключается в том, чтобы всеми силами препятствовать экспериментам по созданию напряженности и включению механизмов ненависти. У нас есть лишь один враг: капиталистические производственные отношения, которые господствуют на всей планете, а не та или иная общественная группа. Буржуа и бюрократы — наши враги не как личности, а лишь в той мере, в какой они отождествляют себя со своими прибылями и должностями и защищают классовое общество.

Подозревают, что Фориссоном манипулируют крайне правые. Но мы, революционеры, в любом случае намерены его поддержать и не ради абстрактного права на свободу выражения своих идей или на преподавание и не просто из человеческой солидарности, а потому что на Фориссона нападают за то, что он ищет истину.

Но не приведет ли поддержка Фориссона и его исследований к оживлению антисемитизма? Главное — узнать правду. Можно ли ради того, чтобы помешать возрождению антисемитизма, рисковать, делая правду монополией антисемитов? Это опасная игра. Правда и ее поиск не могут быть антисемитскими.

Благодаря слухам, вызванным прессой, нельзя будет долго отмахиваться от вопроса о существовании "газовых камер", и сомнения в официальной истине неизбежно пойдут своим путем. Мы считаем, что нужно ускорить развитие ситуации, чтобы оно не шло мелкими шажками, путем уточнения деталей, что уже делается несколько лет и не затрагивает ни ложь одних, ни спокойную совесть других, а третьим позволяет довольствоваться какой-то новой философией. Дело не в самой конкретной лжи, а в том, как заменить ее истиной, когда придет время. Надо помешать тому, чтобы это стимулировало антисемитизм. Лучший способ — не оставлять истину крайне правым, доказать, что евреи тоже защищают то, что считают истиной, даже если она противоречит мифологии холокоста. Нужно объяснить, какие реальные социальные механизмы вызвали антисемитизм, депортацию и уничтожение в концлагерях евреев и неевреев, доказать, что борьба против любого расизма быстро ослабевает и становится поверхностной, если она не является борьбой непосредственно против капитала".

За этим предисловием следуют отрывки из статьи "Освенцим или большое алиби".

"Из 50 книг, посвященных Германии, в обычной муниципальной библиотеке 30 рассказывают о периоде 1939-45 гг., из них 20 — о депортации. У широкой публики создается представление о лагерях как о царстве ужаса в чистом виде, подчиненном одной лишь логике ужаса. Оно основывается на апокалиптическом описании жизни в лагерях и на историческом анализе, согласно которому нацисты планировали уничтожение миллионов людей, в частности, 6 млн евреев. Некоторые авторы, такие как Давид Руссе, идут еще дальше: нацисты хотели не только убивать "недочеловеков", но и довести их до деградации путем организованного унижения…

Первая цель выдвижения на первый план нацистских преступлений — оправдание Второй мировой войны и вообще защиты демократии от фашизма: Вторая мировая война изображается не как конфликт между нациями или империализмами, а как конфликт между человечеством с одной стороны и варварством с другой; нацистские руководители, говорят нам, были чудовищами и преступниками, захватившими власть. Тех, кого захватили после поражения, судили в Нюрнберге их победители, которым важно было доказать стремление нацистов к массовым убийствам. Разумеется, на всех войнах убивают, но нацисты хотели убивать. Это самое худшее, и в этом их обвиняли с самого начала. Привлекая на помощь морализм, их обвиняли не в том, что они вели войну, потому что любое уважающее себя государство может себе это позволить, а в том, что они были садистами. Интенсивные и смертоносные бомбежки Гамбурга, Токио и Дрездена, две атомные бомбы, все эти убийства оправдывались как необходимое зло во избежание других массовых убийств, ужасных тем, что они осуществлялись систематически. Сравнение нацистских военных преступлений и практики их победителей было невозможным. Утверждать противоположное значило уже становиться, сознательно или бессознательно, соучастником этих преступлений и делать возможным их повторение. Оправдание войны 1939-45 гг. это не мелочь: нужно было придать смысл этой неслыханной бойне, повлекшей за собой десятки миллионов жертв. Разве можно было сказать, что это нужно было для того, чтобы помочь капитализму оправиться от кризиса 1929 года и снова встать на ноги? Нынешние антифашисты поддерживают это оправдание; оно помогает и левым оправдывать свое соучастие в системе…

Смерть депортированных выдвигается на первый план, чтобы забыли о том, что ежегодно от голода умирают во всем мире миллионы людей. Главный редактор немецкого журнала "Штерн" Наннен заявил по поводу антисемитских преследований: "Да, я знал об этом, но я был слишком труслив, чтобы протестовать". Он рассказал, что его жена, посмотрев фильм "Холокост", заплакала и вспомнила о том, как тогда, когда ей было всего 20 лет, она получала продукты без очереди, а еврейки стояли в очереди. И сегодня есть люди, которые стараются пролезть без очереди, а мы не должны об этом знать. Недавно Жан Зиглер, представляя книгу Рене Дюмона "Уничтоженное крестьянство, разоренная земля", сказал, что "одного мирового урожая зерновых 1977 года — 1400 млн. т. — хватило бы, чтобы накормить 5–6 млрд. людей. А нас сейчас на Земле немногим более 4 миллиардов, и каждый день 12 тысяч человек умирают от голода".

Нацистов обвиняют в том, что они организовывали убийства по-научному и убивали во имя науки, проводя медицинские опыты на людях, как на морских свинках, но эта практика ни в коей мере не была их монополией. На следующий день после Хиросимы газета "Монд" вышла с заголовком "Научная революция".

Но идеология это не только выпячивание отдельных фактов в пользу победителей и в ущерб побежденным, противопоставление прошлых страданий нынешним. Эти оправдания — часть общей концепции, порожденной капиталистическими общественными отношениями и окутывающей тайной их природу. Это общая концепция и демократов, и фашистов. Она сводит социальное расслоение к вопросу о власти и трактует нищету и ужасы как результаты преступлений. Эта концепция систематизирована антифашистской, антитоталитарной, но, прежде всего, контрреволюционной мыслью. То, что пролетариат перестал быть революционной силой, а не весьма слабая фашистская опасность, придает этой идеологии ее силу и позволяет ей переделывать историю к своей выгоде. Театральные постановки и исторические фальсификации — не сталинская монополия. Они процветают и в демократических условиях свободы мысли.