Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уже лучше, — сказал он. — Хотя сейчас я с тяжелого похмелья.
Священник снова сел на скамью и похлопал рукой по сиденью рядом с собой, приглашая Денафриа сесть.
— Как семья? — спросил он.
Денафриа послушно опустился на скамью.
— Мы расстались.
Священник поморщился, словно от боли.
— Ох, Джон… Прискорбно слышать. Мне правда очень жаль. Как ты себя чувствуешь?
Денафриа пожал плечами:
— Как-то справляюсь.
— Иногда становится лучше, если с кем-то поделишься, — заметил священник. — Если хочешь, расскажи. Мне все равно нечего делать.
— По-моему, — сказал Денафриа, — мне пора смириться. Вы ведь знаете, как оно бывает. Жить только сегодняшним днем и так далее.
Священник помолчал.
— Как твоя мама? — спросил он после паузы.
— Спасибо, хорошо, — улыбнулся Денафриа. — Она крепкая. И многих из нас переживет.
— Ты регулярно видишься с сыном? — поинтересовался священник. — Его мать не запрещает ему ездить к тебе?
— Да, Винсент по-прежнему остается моим сыном, — кивнул Денафриа. — Так что я не совсем потерял семью.
Священник показал пальцем на небо.
— Раньше утро было моим любимым временем суток, — сказал он, обводя рукой Восемьдесят шестую улицу. — Но сейчас все портят машины. Час пик начинается все раньше и раньше. Я вышел сюда почитать газету, посетовать на проигрыш любимой команды и так далее. Но обычно я выхожу раньше, на рассвете. В последнее время мне все больше и больше нравится рассвет.
— А я не помню, когда последний раз так рано вставал, — признался Денафриа.
— А ты попробуй встать пораньше, — посоветовал священник. — Ради того, чтобы увидеть рассвет. Когда смотришь на такую красоту, в голове проясняется. Лично мне рассвет напоминает о величии Божием. А тебе, возможно, напомнит о твоем сынишке, о том, какое это чудо — дети. Как здорово, что он у тебя есть, несмотря на то что случилось у вас с Джоди.
Денафриа показал на закусочную на углу:
— Может, посидим, выпьем кофейку? Я угощаю.
Отец Джон только отмахнулся:
— Я посоветовал тебе раньше вставать. Я вот уже давно на ногах. Уже выпил несколько чашек кофе. Так что… спасибо за приглашение, но… Попозже, пожалуй, выпью винца. У меня сегодня восьмичасовая служба.
— А я помню, как прислуживал в половине восьмого утра, — оживился Денафриа.
— Да, — кивнул священник. — Подумать только, ты был служкой! Видимо, тогда приходилось брать кого попало!
— Я слышал, в наши дни все стало еще хуже, — заметил Денафриа. — В церкви прислуживают даже девочки.
Священник поморщился.
— Джон, посмотрись хорошенько в зеркало, — посоветовал он. — Ты красивый мужчина, но мне в любой день недели приятнее смотреть на хорошенькую женщину. Разумеется, я рассуждаю чисто теоретически.
— Вы точно не хотите кофе? — спросил Денафриа. — Тогда я, пожалуй, пойду домой. Я там все окна открыл настежь…
— Плохо держишь выпивку? — понимающе улыбнулся священник.
— Я уже очень давно не напивался, — признался Денафриа. — По-моему, последний раз мне было так плохо на мальчишнике перед свадьбой.
— А я время от времени позволяю себе, — сказал священник. — Время от времени мужчине полезно напиваться. Если честно, последний раз я напился неделю назад. Между вечерней службой и официальным ужином, за которым мы смотрели, как играют «Никербокеры», — там тоже пропустил несколько рюмочек. Потом, когда ложился спать, был сам себе противен…
Денафриа похлопал священника по плечу:
— Вы молоток, отец Джон!
— Молоток? — удивился священник.
— Ага. — Денафриа подмигнул старинному другу. — Пока! Еще увидимся!
Священник ткнул в Денафриа пальцем.
— Если только я не замечу тебя первым.
Глава 25
Когда Денафриа наконец выспался и приехал на встречу с Павликом, уже вечерело. Заморосил дождь. Павлик припарковал машину у входа в частный клуб на Кони-Айленде, где «бойцы» из бригады Джо Сарпетти коротали свободное время за игрой в карты.
Денафриа остановился непосредственно за «фордом-таурусом», на каком ездят сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью. Сев на пассажирское сиденье рядом с Павликом, Денафриа заметил, что его напарник еле сдерживается.
— Старик тебе звонил? — спросил Павлик у Денафриа.
— Да, — кивнул Денафриа. — С его женой ничего страшного. Есть ссадины, кровоподтеки, но ее жизнь вне опасности. Ты показал ей снимки?
— Еще бы! Оказывается, их навещал красавчик Фама.
— Значит, ее избил не Манджино?
— Нет. Какая разница?
Денафриа указал на дом, рядом с которым они стояли:
— Хочешь арестовать его?
— Поэтому я тебе и позвонил.
— Пошли.
Оба тут же вылезли из машины. На полдороге Денафриа заметил:
— Там будет куча свидетелей. А еще фэбээровцы наверняка напичкали клуб подслушивающими устройствами. Или, того хуже, скрытыми камерами видеонаблюдения.
— Ты на что намекаешь? — насторожился Павлик.
— Постарайся обойтись без рук, — предупредил Денафриа. — Во всяком случае, не при посторонних. Особенно внутри. Как я и сказал, скорее всего, все происходящее там записывается. И потом, там наверняка полным-полно агентов в штатском.
Павлик остановился как вкопанный.
— Что? — спросил Денафриа.
— Тогда давай подождем, пока он выйдет, — предложил Павлик.
Денафриа ненадолго задумался, а потом сказал:
— Наверное, ты прав.
Витторио Тангорра попросил консьержа позвонить Ларри Берре по домофону. Сам он озирался по сторонам, ища скрытые камеры. Жилой комплекс «Коринф» охранялся очень хорошо. В мраморном холле посетителей встречали швейцар и консьерж; на потолке было установлено несколько видеокамер, снимавших всех входящих и выходящих из здания под разными углами. Увидев, что стоит под самым объективом, Тангорра нервно потрогал рукоятку пистолета в правом переднем брючном кармане.
Через несколько минут консьерж, положив трубку, указал в сторону лифтов.
— Направо. Тридцатый этаж. Тридцать-И.
Тангорра кивнул консьержу и медленно зашагал к лифтам. Он низко опустил голову, чтобы не попасть в объектив камер, нацеленных на лифты.
На Лианне была короткая белая юбка, узкий желтый свитерок в обтяжку и белые туфли на высоком каблуке; длинные каштановые волосы стянуты в конский хвост. Она сидела на краю двуспальной кровати в номере мотеля при аэропорте с тюбиком помады в руке. Стоило ей повернуть голову, как перед глазами после куаалюда[760] все поплыло; пришлось опереться на руки, чтобы не упасть.
— Ч-черт, — выругалась она.
Манджино шепотом переговаривался в соседней комнате с толстяком в бежевых шортах и черной футболке. Дверь между двумя смежными комнатами была приоткрыта.
— Кого ты привел? — спросил Манджино.
— Двух молокососов, — ответил толстяк. — К сожалению, белых. Все чернокожие сейчас в Лос-Анджелесе, пробуются на роли в большом кино.
— А эти как, в порядке?
— Все нормально. Их ничего не интересует, кроме денег.
— Тогда ладно, — сказал Манджино, вытаскивая бумажник и отсчитывая десять стодолларовых купюр. — По пятьсот каждому, как договорились.
Толстяк взял деньги и сунул их в карман.
— А кто будет снимать — ты? — уточнил Манджино. — Не забудь, мне нужно несколько копий.
Толстяк
