Страна призраков - Патрик Ли

Он пересек комнату и вышел в коридор. Главный вход был все так же закрыт на замок, кухня пуста. Он повернулся к гостиной – и вздрогнул.

Люди.

Трое.

Прямо там.

Гарнер уже собирался закричать, чтобы активировать сигнализацию, когда вдруг узнал одного из незваных гостей. Пэйдж Кэмпбелл.

«Тангенс».

Страх сменился злостью. Он шагнул к ним, мимолетно отметив, что у всех троих влажные волосы и мокрая одежда. С чего бы?

– Простите за вторжение… – начала Пэйдж.

– Убирайтесь, – оборвал ее Гарнер. – Сейчас же. Как бы вы, черт возьми, ни попали сюда…

Пэйдж отступила в сторону, и в пространстве между ней и двумя другими Гарнер увидел, откуда дует ветерок.

Он остановился. Злость улетучилась. Он уже не знал, что думать и как быть. И только смотрел.

Трэвис наблюдал за реакцией Гарнера. То, что тот сначала разозлился, его не удивило. Жена экс-президента умерла из-за того, что работала с «Тангенсом»; ожидать, что он обрадуется им, не стоило.

Теперь, когда Гарнер уставился в недоумении на радужку, Трэвис и Бетани посторонились, чтобы не заслонять обзор.

Гарнер придвинулся ближе. Начал было говорить что-то. Остановился.

«Окно» закрылось перед ним, и он моргнул, озадаченный увиденным.

– Простите, – сказала Бетани. – Сейчас.

Она огляделась, не зная, куда устроить цилиндр, который держала в руках. Указала на узенький столик у ближайшей стены и вопросительно взглянула на Гарнера.

– Можно?

Тот, похоже, даже не понял, о чем его спрашивают. Пару секунд он смотрел на нее, затем вновь перевел взгляд на то место, где только что исчезла радужка.

Бетани приняла молчание за согласие и, опустив цилиндр на стол, подперла его толстой книгой.

Высокие окна на южной стене выходили на Западный центральный парк. Сам парк заполнял левую половину открывавшегося за окнами вида. Правую занимали архитектурные достопримечательности Верхнего Уэст-сайда. Здания здесь заметно различались по возрасту – от нескольких лет до сотни и больше. Стоял чудесный день; неторопливые тучи тянули по городу огромные тени.

Бетани включила цилиндр, радужка появилась вновь, и Трэвис увидел другой Манхэттен. Тот, на который они смотрели последние несколько минут, пока поднимались по руинам дома экс-президента.

Там было то же, что и в большей части округа Колумбия. Весь остров был покрыт густым бореальным лесом, из которого вырастали останки города.

Что отличало Манхэттен от округа Колумбия – даже в большей степени, чем Трэвис мог вообразить, пока не увидел лично, – так это масштабы разрушений. Там шестнадцатиэтажное офисное здание выглядело огромным. Здесь же оно едва доходило бы до щиколоток высившимся повсюду проржавевшим гигантам. Останки небоскребов у Центрального парка образовали массивный визуальный дисплей высотой в восемьсот, а местами и больше, футов. В них, находя, куда бы ни дул, причудливые углы и потаенные дыры, гулял октябрьский ветер. И звучал он как хор из миллиона тростниковых флейт, играющих мягко и тихо в мертвом остове города.

Холодный и туманный, город лежал под синюшными сгустками облачного покрова. Каждый раз, когда ветер вырывался из радужки, он приносил с собой капельки влаги.

Гарнер стоял как вкопанный.

– Больше не закроется, – заверила его Бетани. – Можете подойти ближе. Может выглянуть.

Он посмотрел на нее. Затем обвел взглядом остальных, кивнул и, подойдя к радужке, выглянул. Минуты три молчал, потом закрыл глаза и покачал головой.

– Расскажите мне все.

Глава 34

Это заняло чуть больше часа. Они сидели за кофейным столиком и подробно излагали все, что случилось. Все, что им было известно. Все, чего они не знали.

Когда закончили, Гарнер какое-то время молчал.

– Вы должны что-то знать об этом, сэр, – сказала Бетани. – Если уж об «Умбре» известно президенту Кэрри, вы не можете не быть в курсе.

– Я встречался с Айзеком Финном раза два или три, – начал Гарнер. – Каждый раз то были лишь короткие разговоры. Я пытался проникнуться к нему симпатией, учитывая проделанную им работу, но так и не смог. Было в нем что-то… неискреннее. Мне казалось, что эти наши разговоры не просто разговоры, а нечто иное. Своего рода проверка, психологический тест, и мои ответы имеют для него какое-то особенное значение. Примерно так же, как я заметил, Финн разговаривал и с другими. Вот такое у меня сложилось о нем мнение. Но мне там уже недолго оставалось. За последние годы Финн приобрел в Вашингтоне массу друзей. Кэрри – один из них. Вот почему он в «Умбре», чем бы это там ни было. И просто имея высокую категорию доступа, о ней ничего не узнаешь. У меня категория куда выше вашей, но я об «Умбре» даже и не слышал.

Он поднялся со стула. Подошел к окну.

– То, что я могу вам рассказать, я узнал не как президент. Я узнал это в сенатском комитете по разведке, многие годы назад. И Финн там ни при чем. Это связано с его женой… правда, тогда она таковой еще не была. Тогда она только-только окончила Массачусетский технологический институт, и звали ее Одра Нэш.

Какое-то время он молчал, стоя спиной к незваным гостям и, казалось, о чем-то раздумывая. Трэвис проследил за его взглядом. За стеклом на парк опускался вечерний полумрак.

Гарнер опустил руку на стоявший у окна, на декоративном полу орехового дерева, огромный глобус и покрутил его немного. Он часто так делает, подумал Трэвис; скорее всего, это уже стало у него неосознанной привычкой.

– На одно из закрытых заседаний комитета Одра пришла с необычной просьбой. Хотела ознакомиться с кое-какими секретными военными документами, как она пояснила, в рамках подготовки ее докторской диссертации. В качестве ответного жеста предложила засекретить потом уже саму ее диссертацию, ограничив доступ к ней несколькими людьми. Нашими людьми.

– И какова была тема ее докторской? – спросила Пэйдж.

– КНЧ-трансмиссия. Радиопередача на крайне низких частотах. Такая, какой мы пользуемся для связи с подлодками.

– Не самая подходящая тема для специалиста по аэрокосмонавтике, – заметила Пэйдж.

– С ее исследованиями это вполне согласовывалось. Она занималась поиском способов передачи КНЧ-сигналов посредством спутников.

Пэйдж даже рот открыла от изумления.

Бетани удивилась не меньше. Казалось, она вот-вот рассмеется.

– Это просто нелепо! КНЧ-передатчики достигают тридцати с лишним миль в длину. Как можно доставить что-то подобное на орбиту?

– Да и зачем бы это понадобилось? – добавила Пэйдж. – КНЧ и так великолепно функционируют уже лет пятьдесят.

Губы экс-президента – его лицо отражалось в стекле – дрогнули в едва заметной улыбке.

– Тут кроется нечто большее. – Гарнер повернулся наконец к гостям. – Одру не интересовало использование КНЧ для связи с подлодками. Она хотела выяснить, как КНЧ-волны будут воздействовать на людей.

Для трех его слушателей заявление ничего не прояснило.

Гарнер подошел к стоявшему у стола большому креслу, повернул его лицом к кофейному столику и опустился на мягкое сиденье.

– Мы начали работать над КНЧ в пятидесятых, когда стало ясно, что субмаринам предстоит сыграть определяющую роль в «холодной» войне. Передатчики строили в отдаленных местах. Одно из них, хорошо всем известное, находится на Верхнем полуострове в северной части штата Мичиган. О другом, в Северной Канаде, слышали немногие. Нетрудно догадаться, с какими техническими трудностями при строительстве этих чертовых штуковин нам пришлось столкнуться. Только представьте: нужно было получить сигнал, достаточно сильный, чтобы он доходил до любой нашей подлодки в любой точке мира, в сотнях футов ниже уровня моря. Удивительно, что у нас все получилось! Но даже когда передатчики заработали, остались кое-какие проблемы, скажем так, иного рода. Проблемы, связанные со здоровьем тех, кто работал и жил вблизи передатчиков, там, где наблюдалась высокая концентрация сигналов. В паре-тройке случаев имели место когнитивные расстройства, у большинства же служащих просто наблюдались частые смены настроения. Симптомы те же, что и при биполярном расстройстве, вот только с гораздо более серьезными последствиями. Иногда крайне серьезными. Некоторых и вовсе пришлось усмирять, потому что они – иначе и не скажешь – «словили кайф». Именно так они впоследствии описывали свое состояние. Были и такие, у кого случались жесточайшие депрессии. Доходило даже до суицидов, коих было немало.

– Мы и сейчас используем КНЧ, – промолвила Бетани. – Эти проблемы остались?

Гарнер покачал головой:

– Лет за десять с ними удалось справиться. Выявить и изолировать причины. Проблемы вызывали, например, волны определенной длины в достаточно большой, так сказать, дозе. Проблемы создавали определенные расстояния от передатчиков – из-за гармоник. В общем, если и появлялись трудности, то лишь такого рода. Инженеры над ними работали. – Он позволил себе улыбнуться, но улыбка вышла невеселой. – Однако к тому времени некоторые уже размышляли над побочными эффектами, подходя к ним с другой стороны. Ставя целью не устранить их, а усилить. Научиться их контролировать. Использовать по своему усмотрению в качестве оружия.