В предчувствии апокалипсиса - Валерий Сдобняков

Правда, приняв Блаженного в Союз белорусских писателей, там о нём тут же забыли – никакой поддержки от организации поэт так и не увидел до самой своей кончины. А когда, вскоре после этого печального события, в Доме литератора состоялся первый и единственный до сих пор вечер памяти замечательного поэта, вышедшая на сцену тогдашняя председательница Союза белорусских писателей Ольга Ипатова в ответ на многочисленные упрёки в равнодушии к судьбе мастера заявила: «Мы просто не мешали гению творить…»

Вообще, поэтам с признанием везло по-разному. Быстро получили хорошую прессу, а с ней и известность белорусскоязычные Евгения Янищиц, Раиса Боровикова, Таиса Бондарь, Геннадий Пашков, Виктор Шнип, Алесь Рязанов, Михась Поздняков, Микола Метлицкий, Михась Башлаков… Ловко сориентировался в конъюнктуре Владимир Некляев – перешёл с русского на белорусский, написал поэму о БАМе, за которую получил премию Ленинского Комсомола, затем – приветствие от лица советской молодёжи одному из съездов КПСС… Уже в наши дни, на тех же амбициях, при немалой поддержке из-за кордона, даже попытался, правда, безуспешно стать Президентом страны…

Одновременно с этим, критикой упорно не замечались не только тот же Блаженный, но и такой ярчайший талант, как Алексей Жданов, ушедший из жизни в пятьдесят с небольшим, но так и не опубликовавший ни одного из своих провидческих стихотворений. Убеждён, обрати в своё время критика должное внимание на поэта – стояло бы его имя сегодня в одном ряду с именами Николая Рубцова и Алексея Прасолова.

Разными путями, но всё же добились определённой известности Валентина Поликанина, Михаил Шелехов, Елена Попова, Юрий Сапожков, Юрий Фатнев, Андрей Скоринкин, Изяслав Котляров, Валерий Гришковец, Татьяна Лейко… Все они тоже пишут по-русски. Как и блистательная Светлана Евсеева, поэтесса-шестидесятница, некогда начинавшая вместе с Евтушенко, Ахмадулиной, Казаковой, а затем переехавшая в Минск и почти сразу же затерявшаяся… Увы, российские «толстые» литературные журналы особого интереса к их творчеству не проявляют, а дома публиковаться практически негде – на всю страну два литературно-художественных журнала на русском языке – «Неман» и «Новая Немига литературная». Из них лишь «Неман» имеет статус государственного и получает какие-то дотации. Но немалую часть площади этого журнала занимают переводы с белорусского. Вот и судите сами – где и сколько раз в году могут опубликоваться у себя дома русскопишущие авторы… А талантливая смена есть – Елена Крикливец и Николай Наместников из Витебска, юная гомельчанка Мария Малиновская, уже успевшая к шестнадцати годам стать победительницей нескольких престижных конкурсов, автором собственного сборника, опубликоваться в «Литературной газете» и даже получить в Санкт-Петербурге премию им. академика Лихачева, минчане Дита Карелина, Ольга Злотникова, Наталья Камлюк, Дмитрий Родиончик из Гродно… Я говорю о тех, с чьим творчеством лучше знаком – о русскопишущих…

B. C. Вот бы и хотелось услышать от вас более подробный рассказ о том, как сосуществуют в русскоговорящей и русскодумающей Белоруссии две литературы – русская, или, как её у вас почему-то называют, русскоязычная (в России такой термин многие приняли бы за ругательство, он больше подходит для определения того, что создаётся на русском языке, но скорее разрушает русскую культуру, чем питает её) и национальная, белорусская. Сомнений в том, что Белоруссия является неотъемлемой частью русского мира, быть не может – недаром на ее территории традиционно сильны позиции Русской православной церкви, самого мощного по силе воздействия на умы и души людей, союзника Государства…

А. А. В Беларуси почти сто процентов городского населения и значительная часть сельского в обиходе говорит по-русски. Хотя немало и тех, кто подчёркнуто демонстрирует свою «белорусскость». Мне как-то довелось отдыхать в писательском Доме творчества (когда он ещё работал) одновременно с несколькими такими семьями. В одной – папаша-поэт позволял сыну-школьнику даже Пушкина читать только в переводном варианте, а слово «папа» малыш осмеливался произносить лишь в отцовское отсутствие. Во всех других ситуациях он говорил «тата». Другой папаша, и тоже поэт, в ужасе подбежал к сцене, где новенькая и ещё не разобравшаяся в происходящем массовичка пыталась поставить с детьми какой-то литмонтаж на русском. Увидев своего потомка, декламирующим русские стихи, тот зашипел: «Ты танцуй, танцуй…»

Когда я в столь не понравившейся Василю Быкову статье рассказал о сложностях существования русскопищущих творцов в белорусской литературе, меня в далеком 1998 году даже попытались на писательском съезде исключить из Союза писателей. Тогдашний председатель СП поэт Василь Зуёнок немалую часть своего отчётного доклада посвятил моей скромной персоне. «Нашёл русскоязычную страну!» – возмущённо изрекал он, потрясая газетой с моей публикацией. У председательствовавшего, правда, хватило ума не ставить вопрос об исключении на голосование… Зато российские гости уехали с того съезда буквально ошарашенными. В лицо Василию Белову, Владимиру Бондаренко, Игорю Ляпину докладчик бросил: «Забирайте с собой ваших русскоязычных, они нам не нужны…»

Сегодня, благодаря взвешенной политике Президента страны Александра Лукашенко, не раз повторявшего, что русский язык – это тоже язык белорусского народа, картина во многом изменилась. В стране узаконенное всенародным Референдумом и воплощённое в Конституции двуязычие. Школьникам и студентам русскую и белорусскую литературу преподают как два разных предмета. С недавней поры, не без действенной поддержки со стороны воссозданного Союза писателей Беларуси во главе с Николаем Чергинцом, в программе по русской литературе с боем, но всё же появились и разделы о русскопишущих литераторах нашей страны. А то изучалась не столько русская литература, которая создаётся по всему миру – везде, где живут русские писатели, а исключительно литература России. Зачастую весьма посредственные произведения давно устаревших авторов советских времён кочевали из учебника в учебник.

Впрочем, до подлинного равноправия ещё далеко. Глубоко убеждён – то, что создаётся представителями самобытнейшей белорусской культуры, должно бережно сохраняться и максимально возможно поддерживаться. Но только в той пропорции, какую белорусский язык занимает в обществе. И если им, условно говоря, пользуются в обиходе тридцать процентов населения, примерно столько же он и должен получать от общего количества средств, расходуемых страной на культуру. А то у нас до сих пор не защищено ни единой кандидатской диссертации по творчеству русскопишущих авторов. Да и в госиздательствах белорусские книги дотируются на пятьдесят процентов, а русские – только на тридцать. Нетрудно догадаться, каким авторам вынуждены в условиях рынка отдавать предпочтение издатели. В результате получается так, что выходят книги, а в былые времена – и собрания сочинений, издаются журналы и газеты, которые мало кто читает, ибо народ и писатели говорят на разных языках…

Литература – процесс очень сложный и неоднозначный, в ней всё важно, а уж значение лингвистических возможностей языка переоценить трудно. Поэтому я часто говорю своим коллегам, пишущим по-белорусски, вовсе не желая их как-то задеть: «Я пишу стихи, а вы – вирши… И это несколько разные профессии». Белорусский язык – изумительный по своей красоте и первозданности, но зачастую именно эта первозданность и сокращает его возможности. Скажем, понятия «Отчизна» и «Отечество» имеют разную смысловую нагрузку, а в белорусском и то и другое обозначается одним словом – «Айчына». Я уже не говорю, что некоторые моменты вообще способны вызвать у непосвящённого человека улыбку. Скажем, «гусь» по-белорусски женского рода, а «собака» – мужского…

Разумеется, есть и выражения, которые по эмоциональному воздействию превосходят русские. Вместо не несущих смыслового окраса «ноября» и «декабря» – «лiстапад» и «снежань», вместо безликого «парус» – удивительно ёмкое «ветразь», вместо малоаппетитного понятия «меню» – «разблюдоўка»…

Сегодня, когда литературные связи разорваны, а национальные литературы варятся в собственном соку, каждая из них, стремясь подчеркнуть собственную непохожесть на других, зачастую в первую очередь стремится уйти от традиций великой русской литературы, не только мифологизируя персоны своих основоположников, но и всё более демонстрируя миру собственную провинциальность. Несколько лет назад, ещё работая на посту первого секретаря Союза писателей Беларуси, я в интервью "Литературной газете" сказал о том, что, положа руку на сердце, нельзя не признать – Минск никогда не значился среди мировых литературных центров. В мире знали белорусские тракторы, часы, холодильники, а известность подавляющего большинства белорусских писателей ограничивалась границами собственной страны… Казалось бы, что здесь такого? Минск действительно не Париж, не Москва, Мон-Мартра у нас нет, Арбата – тоже, Пушкина человечеству тоже не мы подарили… Так что спорить вроде бы не с чем… Но что тут поднялось! Кто только не оскорбился, не принял на собственный счёт обвинение в провинциальности! И невдомёк было возмущавшимся, что такая реакция может быть исключительно реакцией провинциалов – в больших литературных столицах на интервью попросту бы не обратили особого внимания…