Русское видео - Владимир Безымянный

Ни при каких обстоятельствах Строкач не мог себе позволить прогуляться мимо «Таврии». Риск столкнуться с Буковой у подъезда делал дальнейшее наблюдение бессмысленным. Тем временем из «волги» выбрался вперевалочку, с ленцой, облаченный в синий спортивный костюм и кроссовки, ныне успешно заменяющие маскхалат, оперативник. Двинулся в подъезд, успев осмотреть «Таврию» быстрым цепким взглядом. Покосился на Строкача, понял, что его включение в игру замечено. Майор оставался в «жигулях», досадуя, что не может принять участия. Тогда уже надо сразу везти обеих в Управление. Да что толку — новых фактов нет… Как бы не поспешил оперативник, не смазал картину. Три этажа — куда ей деться. Впрочем, лучше так, чем упустить еще раз. В изобретательности Буковой не откажешь. Однако задерживается Татьяна Дмитриевна. Женская пунктуальность известна, конечно, но когда имеешь дело с такой непредсказуемой особой, нужно глядеть в оба.

Строкач внимательно провожал взглядом всех, кто выходил из подъезда. Четвертым оттуда появился оперативник. Майор моментально понял, что дело скверно. Оперативник направился к своей «волге», майор нетерпеливо уставился на рацию, ожидая его разъяснений. Но не дождался. Проходя мимо «Таврии», где подремывала Золочевская, оперативник притормозил, и с видом уличного донжуана игриво постучал по стеклу, настойчиво обращая на себя внимание расслабившейся женщины. Ответа он не получил. Тогда, не колеблясь, дернул ручку двери. Безрезультатно. Прыжком метнулся к водительской двери…

Когда, отбросив пустую маскировку, у «Таврии» оказался и Строкач, Золочевская еще слабо дышала. Нитевидный пульс прослушивался в течение нескольких минут. Однако в больницу они доставили уже труп. Букова исчезла, оставив фасонистый саквояж и автомобиль.

Эксперт готовил акт не дольше обычного, но Строкачу показалось, что прошла вечность. Родюков был уже здесь. По телевизору шла тягомотная программа «Время».

Переговаривались коротко, отрывисто, копаясь в своих записях, мучительно пересматривая все возможные варианты, детали. Казалось, все мыслимое учтено.

Тем временем белокурая восторженная дикторша на экране уступила место угрюмому дяде. Новость он сообщил неожиданную — об обмене в трехдневный срок сто- и пятидесятирублевых купюр, о размерах сумм, подлежащих обмену, утешив общественность тем, что ни один честный человек не пострадает. Аргументация его была проста: негодяи-теневики накопили в закромах неисчислимые богатства именно в этих дензнаках, и пора повести на них решительное наступление.

Строкач восхитился:

— Ну, сильны! Гиганты! Какой удар по мафии! Мы, значит, ее юридически, Павлов — экономически. Теперь они попрыгают!..

Родюков захохотал.

— Да уж, если и до нас еще осенью дошли разговоры об обмене! Что мимо, то мимо. А вот что будет твориться возле сберкасс и отделений связи — это уму непостижимо. Вот где инфаркты, а не у мафиозных авторитетов.

— Что обсуждаете, молодые люди? — эксперт Яков Борисович Шейнин был лыс, крючконос и многоопытен. Отвергая домыслы коллег по поводу его родства с автором «Записок следователя», он с неожиданным при его флегматичности пылом высказывал антипатию к своему знаменитому однофамильцу, памятуя, что «разящий меч пролетарской революции» снес столько голов и пролил такие реки крови, какие не под силу никаким бандитам.

Старые сотрудники помнили, что лет пятнадцать назад парочка сопляков в поисках средств на бормотуху вышибла филенчатую дверь квартиры Якова Борисовича, соблазнившись бронзовой старомодной табличкой «Шейнин Я. Б». Ожидания воров оказались обманутыми. Добыча была просто мизерной. К счастью, жена Якова Борисовича с четырьмя детьми находились на даче — старом, непрестанно латаемом, купленном в долг сельском домишке. Яков Борисович возблагодарил господа за то, что беда ударила его только по карману. В ярости домушники подожгли квартиру. Всем известная обстоятельность выручила и теперь Якова Борисовича — на сей раз он возблагодарил Госстрах.

Словом, реформа «сто-пятьдесят» лежала за пределами житейских проблем эксперта Шейнина.

— Борисыч, не томите! — взмолился Строкач.

Эксперт демонстративно глянул на отсчитывающую двенадцатый час рабочего дня старую наручную «Победу», неодобрительно покачал головой и протянул Строкачу длинный лист, отпечатанный на машинке.

Вскрытие тела Золочевской принесло неожиданные результаты. Дело было не в полулитре коньяка, поглощенного практически натощак, а в том, что в крови обнаружились соединения того класса, который доступен лишь специалистам и редко фигурирует в сугубо уголовной практике. Коктейль в кровеносном русле образовался ужасающий.

Вперившись в телевизор, эксперт одновременно краем глаза следил за тем, как Строкач штудирует бумагу. Безошибочно определив абзац, на котором остановился майор, он брюзгливо заметил:

— Раньше жизнь была как жизнь. Ежели кого травили, так если не крысиным ядом, то — вершина фантазии — цианом или мышьяком. Скромная была химия. Вообще преобладал режущий инструмент. Нет, вру. Это до войны. В послевоенные годы в ходу был пистолет чаще, чем нож. Ну, а сегодня его постепенно сменяет автомат, и нередко это «узи» — строгая машинка, завозится через Закавказье. А с нею масса сопутствующей дряни, в том числе и психотропных средств. Препарат этот используется за рубежом при допросах в некоторых службах безопасности. Небольшая капсула действует вернее громоздкого детектора лжи. Речь становится замедленной, но зато замечательно искренней. Описание прилагаю. Для других целей препарат не применяется. Поначалу был синтезирован для борьбы с циркулярными психозами, но оказался высокотоксичным. Подробнее лучше выяснить в Комитете. Думаю, коллеги поделятся информацией.

— Любят они нас, как братьев меньших. Сейчас у них и коррупция, и мафия, и рэкет, — все в их епархии. — Строкач вернулся к бумаге. — Так получается, Золочевскую кто-то перекормил транквилизатором настолько, что она отправилась на тот свет?

— Павел, здесь же русским языком все разъяснено, — картавящий Шейнин словно нарочно подбирал слова с «р», отчего даже самые страшные вещи звучали в его устах как-то по-домашнему. — Чуть раньше, может, чуть позже транквилизатора, а то и одновременно, ей ввели около двух граммов фосфоресцирующего токсина. Соединение редкое, в моей практике встречается впервые. Противоядия нет. При меньшей дозе человек мог бы жить от одних до трех суток, но два грамма — это максимум час-полтора. Идет постепенная потеря сил. До минимума. До конца.

Строкач пригладил короткий ежик волос, рассеянно глядя как бы сквозь Якова Борисовича, и коротко поблагодарил.

Утро прошло в консультациях по химико-фармацевтическим проблемам. Не помогло ни знание формулы соединения, ни информация, полученная из разных источников. «У нас это не производится и не используется», — лукаво посмеиваясь, пояснил Строкачу капитан из смежного ведомства.

По слухам, любые транквилизаторы в любом количестве можно было купить по совершенно диким ценам едва ли не в открытую на рынке. Разумеется, «независимые» специалисты по допросам с ними на базаре не толклись, пользуясь отлаженными связями. Такая контрабанда — одна из самых прибыльных.

Однако все темные личности, к которым неофициально обращался Строкач, с негодованием открещивались.

— Не наше это, не блатного цвета, в другом месте ищите, — советовал майору матерый «авторитет». Старая песня. Теперь, когда уголовники, принадлежащие к «крыше», невзирая на все противоречия, объединяются в мощные группировки, все стало другим. Иные связи, вооружение, техника. Возрос профессионализм. Кухонные секачи и банальные «фомки» если и не канули в Лету, то доживают последние деньки, доставшись в удел жалким дилетантам…

К прятавшемуся от стужи в казенных «жигулях» Родюкову майор подъехал с торца дома, где прежде обитал Шах.

— Как дела, Игорь? — осведомился майор, забираясь на сидение. — Не дай бог нам еще Пугеня проспать, тогда одна дорога — по профнепригодности. Простить себе не могу — как с Буковой опростоволосились! Не учли, что эта пожарная лестница проходит рядом с окном туалета на этаже, где комиссионное объединение. Но и сразу брать — какие были основания? Я же своими глазами видел, как Золочевская кивала в ответ уходящей Буковой. Кто мог знать, что это уже все, почти агония. Нельзя тянуть с поимкой красотки, в руках у нее яд, кто знает, как им воспользуются. Далеко она без машины не уйдет.

— Павел Михайлович, ведь все связи Буковой проверены, как-будто лежки нигде не видно.

— Да какая там лежка, где средства? Кто она, в сущности, такая? Двадцатилетняя девчонка, затесавшаяся по глупости в преступную компанию. Шах, использовав ее, пустил по рукам, а затем пристроил к делу. Ублажать и заодно присматривать за ближайшим помощником. Конечно, школа у нее хорошая, да ранг невысок. Во всей этой истории вот что странно. Куда-то бесследно исчезли доходы — отчисления от «станков», и солидные. Уж на что Шах могуч, а и у того дома обнаружили сумму, изумившую разве что мою жену да соседа-токаря. Это никоим образом не похоже на заначку уголовного главаря, зарабатывающего в день столько, сколько я за полгода. Амуры Шаха с Золочевской покоились на солидном финансовом основании. Нелепо полагать, что Шах столь долго и успешно попирал закон бескорыстно. Уж навидались мы воровской романтики и бессребреничества. Хотя точно — сребрениками брезгуют, как и золотишком. Металлоискателем моментально обнаруживаются. Теперь проще — трамбуется купюрами трехлитровая банка, крышка закатывается, и привет, ищи-свищи.