Ироническая проза ч.2 - Роман Днепровский

 Но это - ещё не всё. У Ефима была такая специальная шариковая ручка, которой он сам, лично, заполнял все расходные ордера на выдачу денег. Ручка была толстая, хромированая, с тремя кнопочками по бокам. И было в этой ручке три стержня - синий, зелёный и чёрный. И Ефим заполнял ордера разной пастой. Сначала он заполнял ордера на штатных работников своего медиа-холдинга, и здесь в дело шла синяя паста: тем сотрудникам, на которых деньги выписывались синим цветом, жалование нужно было выплатить безо всяких отговорок. Потом в ход шла зелёная паста: этим цветом Ефим выписывал ордера на тех, кому деньги нужно выплатить во вторую очередь - разным постоянным внештатникам, ещё кому-то не очень важному... Впрочем, тем, на кого были выписаны "зелёные" ордера, не грех было и сказать, что сейчас, мол, денег нет, зайдите через пару недель - а через пару недель сказать то же самое, и так далее. И, наконец, тем, на кого гонорары были выписаны чёрной пастой, кассирша не просто должна - обязана была говорить, что "денег нет и не будет в ближайшие недели две" - и эти "недели две" должны были продолжаться бесконечно.

 Зачем это нужно было Ефиму? Только затем, чтобы поменьше платить внештатникам и совсем не платить случайным авторам. Гонорары в газете - копеечные, и, если у человека есть какой-то другой, основной источник доходов, то он, два-три-четыре раза приехав за своим гонораром и услышав про "через две недели, не раньше", в конце концов, плюнет на эти жалкие копейки и предпочтёт забыть о них. А у Ефима Исааковича Гольдберга из этих копеечек миллионы складываются - совсем, как у того купца из произведения драматурга Островского. И не считайте меня негодяем, но осуждать Ефима Гольдберга за этот маленький гешефт я не стану. Ибо, неизвестно ещё, как бы я сам поступал на его месте...

 Так вот. С Ингой мы ходили вдвоём в гонорарную кассу потому, что я был штатным работником, и на меня Ефим выписывал ордер синей пастой - а Инга, как постоянная внештатница, была в "зелёном списке", и ей, с равной вероятностью,  деньги могли и дать - а могли и не дать, ссылаясь на то, что "наличка кончится, и будет только через две недели". Весть о предстоящей выдаче денег распространялась в конторе накануне, из уст в уста и под большим секретом - чтобы до внештатников ничего не дошло - но вечером я обязательно звонил Инге, и говорил: "Завтра в одиннадцать! И не опаздывай: я буду ждать тебя на вахте". А когда мы заходили вдвоём, кассирше ничего не оставалось, кроме, как вздохнуть и выдать гонорар Инге: ведь она только что у Инги на глазах выдала мне деньги, верно же?... Значит, наличка есть, и не может быть никаких "через две недели". И, получив свои трудовые гроши, мы отправлялись в какую-нибудь кофейню.

 ...В тот раз мы рванули в аэропорт. В Иркутске аэропорт располагается в городской черте, а от нашей конторы он был вообще в десяти минутах езды - и мы поехали. Там, в аэропорту, открыли после многолетнего ремонта кафе "Лайнер", куда в самом начале девяностых пить кофе ездили кофеманы со всего города - вот мы и решили вспомнить времена, когда "Лайнер" был единственным на весь город заведением, в котором готовили настоящий кофе, и поехали туда. А что ещё было делать? - деньги мы получили, свои тексты сдали - можно и расслабиться. И вообще, за что я люблю свою работу - так это за то, что журналистика предоставляет редкую возможность самостоятельно планировать свой график и не сидеть целыми днями на одном месте с девяти утра до восемнадцати ноль ноль. А ещё - за то, что только у журналистов (да наверное, ещё и у художников) злоупотребление алкоголем в течении рабочего дня не считается нарушением трудовой дисциплины.

 И вот, сидим мы в "Лайнере", пьём кофе и поедаем какие-то бутерброды и булочки, цедим ликёрчик по рюмочкам, общаемся. Решено, что в восемнадцать ноль-ноль мы поедем, конечно же, в бар Дома Актёра - а как же иначе-то? Мы бы туда с самого начала поехали, но ДомАктёровский бар только вечером открывается - вот мы и коротаем время в "Лайнере". И Инга, между прочим, жалуется, что эта сволочь Ефим Гольдберг, мой шеф, платит какие-то уж совсем смешные гонорары - а у неё, у Инги, между прочим, зимних сапог нет: старые сапоги уже хоронить пора - а новые купить не на что! А этот жмот Гольдберг платит чем дальше, тем меньше, и никаких сапог не эти деньги не купишь... И я отлично понимаю Ингины жалобы, но ничем помочь не могу: рад бы - да самому Ефимовых выплат едва на жизнь хватает... И мы пьём кофе, и цедим ликёрчик по рюмочкам, и едим какие-то булочки, бутерброды...

 А потом мы решаем, что - пора уже. В смысле - пора двигать в Дом Актёра. И я подзываю официантку, чтобы расплатиться по счёту. Официантка приносит счёт, я достаю бумажник, и... И мне становится плохо: денег в бумажнике нет! Вернее, не то, чтобы совсем уж нет - расплатиться по счёту у меня, конечно же, денег хватит - но и только... Зарплаты, моей зарплаты в бумажнике НЕТ! Нет - и точка.

 Тут уже Инга начинает нервничать:

 - Ты же в ордере расписывался? Расписывался? - я киваю головой. -  Всё ясно! Они там, в кассе, тебя заморочили - помнишь, тебя ещё бухгалтерша о чём-то всё время спрашивала - а денег тебе не выдали! Узнаю, узнаю гнусные методы господина Гольдберга! - Инга сардонически смеётся, - ты им в ордере расписался, а они тебя с деньгами "кинули"! Специально отвлекли - а денег не дали! Жульё! Но ничего, - маленькая, но грозная Инга стремительно тащит меня к выходу, - мы им сейчас устроим! Поехали!

 Через четверть часа мы ворвались в гонорарную кассу. Вернее, ворвалась туда Инга - я послушно плёлся за ней следом.  Моя подруга напоминала рассерженую сиамскую кошку: казалось, ещё чуть-чуть - и она выпустит когти, и бросится выцарапывать кассирше глаза.

 - Вы хотите неприятностей? - кричала Инга на оторопевших тёток, - да мы вас по судам затаскаем! Жульё несчастное! Да я на вас Экономический отдел РУБОПа натравлю, у меня там однокурсник работает!...

 - В-в ч-чём д-дело? - лепетала несчастная кассирша.

 - Ха! Не прикидывайтесь! - бушевала Инга, - Вы подсунули парню ордер на зарплату, который он подписал, а потом эта - Ингин палец гневно тыкал в сторону бухгалтерши, - нарочно отвлекла его, а вы - палец метнулся в сторону кассирши, - сделали вид, что выдали ему деньги! Что, скажете, не было этого?

 - Р-роман, т-ты что - д-деньги не п-получил? - залепетала кассирша, - н-не может быть... Ведь я тебе отсчитывала твою зарплату - миллион шестьсот восемьдесят...

 - Я не знаю, как это получилось, - подаю голос я,  - но получилось так... Получилось так, что я их, видимо, не забрал. Сейчас в кафе в бумажник полез - а там тысяч пять с прошлой зарплаты, и больше ничего... Ничего понять не могу...

 - Ну-у... - протянула кассирша, - наверное, я действительно, отсчитала тебе деньги, а потом - чисто автоматически! - сунула их обратно в кассу... И ты ничего не сказал, ушёл сразу... Чисто автоматически... Погоди, я - сейчас... - и кассирша полезла в сейф.

 - Вот, держи! - через несколько секунд она радостно пересчитывала на своём столе радужные десятитысячные бумажки, - Вот! Один миллион шестьсот восемьдесят тысяч рублей! Держи! - она на всякий случай стала перебирать расходные ордера, - Всё, твой ордер на месте, подпись на месте! И в следующий раз будь внимательнее!

 - Вам тоже не мешало бы в следующий раз быть внимательнее, - цедит Инга, - чуть парня без зарплаты не оставили! Ну, идём, что ли?... - это уже было адресовано мне.

 Всё ещё держа в руках "пресс" денег, выхожу следом за Ингой в коридор. Пытаюсь на ходу запихнуть пачку денег в бумажник - и из этого ничего не выходит: слишком толстая пачка (или это бумажник похудел?). Начинаю запихивать деньги в карман пиджака - и...

 - Что? Что опять не так? - Инга смотрит на меня с тревогой.

 - Нич-чего, - говорю я совершенно каким-то чужим голосом, - нич-чего. Нужно выпить. Нужно срочно выпить. И ещё такой вопрос: твоии новые сапоги сколько стоят? Мы успеем сегодня их взять?...

 Смотрим друг на друга - и понимаем то, что только что поняла моя правая рука, которая  упёрлась в кармане пиджака ещё в одну пачку денег. Смотрим друг на друга - и беззвучно ржём. И Инга говорит:

 - Сапоги - завтра! Сегодня надо выпить! Надо срочно выпить! Поехали!

 ...С таксистами у нас было своё развлечение: перед таксистами мы семейную пару разыгрывали. Причём, не абы какую семейную пару - а такую, в которой Инга брала на себя роль этакой стервы, которая загнала мужа под  каблук, и цыкает на него сверху. Впрочем, Инге и не сильно-то нужно было вживаться в эту роль: задатки стервы у неё уже в Университете проявились - а дальнейшая работа на телевидении окончательно способствовала превращению Инги в самую настоящую стерву. Потом, правда, она ушла с телевидения - попала под очередное сокращение - и едва не устроилась в Пресс-службу Управления транспортной милиции. По каким-то причинам её туда не взяли, на что Инга отреагировала следующим пассажем: "И очень хорошо, что не взяли! Я и так стерва, а взяли бы - была бы я Стерва-В-Форме! Ужас!..."