Рай для негодяев - Сергей Шведов

– Два литра отсыплю, но не более того, – насупился Фридрих. – Но тогда шкуры, убитых вами дейнонихусов – мои.

– Тогда три литра сахара и два мешка чаю, а обдирать ящеров будешь сам, – поставил точку в претензиях Снайпер.

– Согласен, – махнул рукой прижимистый наниматель.

Лавальер без труда набрал среди своих людей двадцать добровольцев. Были среди них и бывалые трапперы, исходившие гинкговый лес вдоль и поперек. Среди новичков выделялся силой и сообразительностью рослый бородатый человек по прозвищу Судак. Имени своего он не назвал новым товарищам, да, по правде сказать, его никто и не спрашивал. А прозвище он получил за глаза, красные как у вытащенной на берег рыбы. Судак хорошо знал местность, а потому, переговорив предварительно с Фридрихом Манном, вызвался быть проводником для общинников.

– Знаю, я эту протоку, – сказал он Снайперу. – До нее километров тридцать от форта.

У Базиля под рукой была всего одна пирога, а обращаться за помощью к полеводам ему не хотелось. Поэтому решили добираться до протоки своим ходом. Шнобель выразил по этому поводу недовольство, но Базиль в ответ плечами пожал:

– Лень ноги бить – не ходи. Охотников и без тебя хватает.

К сожалению, Соломона в очередной раз подвело любопытство – уж очень ему хотелось взглянуть на самочек обезьян, дабы составить о загадочных существах собственное мнение. Вальтер Шварц тоже присоединился к отряду Лавальера, чем вызвал оторопь у Шнобеля. Химик откровенно побаивался дейнонихусов, хотя патологическим трусом не был.

– Я ведь биолог, – неохотно ответил он на вопрос Соломона. – Мне как исследователю это интересно.

– А я поклонник женского пола, – усмехнулся Шнобель. – Мне это интересно как практику.

– Ничего особенного, – обернулся к ним Судак, торивший своим товарищам путь в густых зарослях. – Бабы как бабы, только не разговаривают.

У Химика на счет белых обезьян имелась своя теория, которую он стал на ходу излагать заинтересованным слушателям в лице Соломона, Вучко и Барсука. По мнению Вальтера, приматы не были местными уроженцами. На той же Земле между динозаврами и людьми лежала пропасть в миллионы лет. На Эдеме просто не могло быть иначе. Здесь, правда, уже появились млекопитающие, но до высших ступеней им еще расти и расти.

– А самая высшая ступень, это мы? – полюбопытствовал Вучко, отмахиваясь веткой от докучливых насекомых.

– Кто бы сомневался, – криво усмехнулся Шнобель и тут же глухо выругался, споткнувшись о торчащий из почвы корень.

Из всего вышеизложенного Шварц сделал неожиданный для своих слушателей вывод – белые обезьяны, это одичавшие потомки переселенцев с Земли. Видимо, попав в трудные условия, они не смогли сохранить хотя бы подобие прежнего образа жизни и за минувшие столетия деградировали до нынешнего состояния.

– А когда приблизительно они могли попасть на эту планету? – полюбопытствовал Соломон.

– Освоение планет Федерации началось пятьсот лет назад. Проходило оно в несколько этапов и порой заканчивалось для первопоселенцев трагически. Исследователи до сих пор находят человеческие кости на планетах, вроде бы не никогда не значившихся в реестре обитаемых.

– А что тебя, как ученого, привлекает в здешних обезьянах? – удивился Соломон. – Деградировали и ладно.

– Они не только деградировали, но и приспособились, – уточнил существенное Химик. – Судак утверждает, что белых обезьян на Эдеме гораздо больше, чем людей.

– Ну и что?

– Хотелось бы проверить – возможен ли обратный процесс.

– Иными словами, ты хочешь из обезьяны вновь получить человека? – догадался сообразительный Шнобель. – Ну, Вальтер, не ожидал.

– А что в этом плохого?

– По мне, – нахмурился Соломон, – пусть они и дальше живут обезьянами. Хлопот меньше – и им, и нам.

Возможно, Судаку, десять лет блуждавшего по эдемским лесам и болотам, расстояние в тридцать километров действительно казалось сущим пустяком, но Шнобель был человеком деликатного воспитания. Его жизнь, до недавних пор, протекала исключительно на асфальте, а о допотопных лесах он знал только понаслышке. Теперь же Соломону, как последнему идиоту из арнаутских боевиков, приходилось прорубать себе дорогу топором в густом подлеске. Со стороны его путь через джунгли, наверное, выглядел героической одиссеей, но сам он в эту минуту не испытывал никаких иных чувств, кроме ненависти к хитрому островитянину, втравившего разумных по виду людей в гиблое дело. Особенно он почему-то невзлюбил папоротники, которых на планете Эдем насчитывалось бесчисленное количество видов, включая древовидные. По словам Химика, любой ботаник отдал бы жизнь, чтобы оказаться на месте Соломона.

– Мог бы мне об этом раньше сказать, – вздохнул Шнобель. – Я бы поменялся с придурком местами. Ради науки Соломон Коган готов на многое, можно даже сказать, на все.

По всем приметам залитая солнцем поляна, проступившая, наконец, сквозь густую зеленую завесу вполне годилась для отдыха. Увы, того же мнения придерживались трицератопсы, облюбовавшие заросшее сочной травой место для выгула своего потомства. Спорить с пятитонными монстрами, достигавшими девяти метров в высоту и обладавшими аж тремя рогами, ушлый Соломон не рискнул. Он лишь посетовал то ли на Бога, то ли на природу, породивших подобных уродов, отдаленно напоминавших земных носорогов и буйволов одновременно.

– А щиты у них как у протоцератопсов, – обрадовался невесть чему Барсук.

– Рылом твои Цыпа с Цапой не вышли, – рассердился Соломон. – Я уже не говорю о росте и весе. Эти раз в шесть их превосходят. Вот бы Агроном порадовался на них глядя. Они бы ему рогами всю долину взрыли.

– Может подстрелить одного? – предложил Вучко.

– Я тебе подстрелю, – цыкнул на него Судак. – Враз все на нас кинутся. Они хоть и травоядные, но становится на их пути, я бы никому не советовал. Даже тираннозавру.

– Понял, примат? – спросил Шнобель у Вучко. – Слушай бывалого человека, он тебя дурному не научит.

– Я что, по-твоему, обезьяна?! – обиделся на Соломона арнаутский хулиган.

– Слушай, Химик, ты хотя бы просветил молодежь по поводу видов, родов и отрядов, – возмутился Шнобель. – Образованному человеку с ними разговаривать невозможно.

– Мы все приматы, – сухо сообщил Вальтер насупленному Вучко.

– И амазонки тоже?

– Вот неуч! – покачал головой Соломон. – Сказано же тебе – все.

– А зачем мы тогда идем обезьян ловить? – резонно заметил Барсук.

– Приматы всегда охотились друг на друга, – утешил юношу Шнобель. – Этим они и отличаются от всех живых существ.

– Дарвинист, – прошипел в сторону Соломона сухопарый мужчина в широкополой шляпе, которого в форте Лавальер все называли Проповедником. – От Адама и Евы мы произошли, молодые люди, божьим соизволением. И приматы здесь совершенно не при чем.

Проповедник появился в долине всего полтора месяца назад. По мнению Соломона, этот постный тип был сумасшедшим. Во всяком случае, по лесу он ходил безоружным, целиком полагаясь на Святую книгу, которую не выпускал из рук. Почему он решил поселиться в форте Лавальер, не знал никто. Ибо полеводы, по мнению многих, были бы для него куда более подходящей компанией. Впрочем, пайку свою он отрабатывал честно, а на его чудачества Снайпер просто рукой махнул.

– Ты среди тираннозавров проповедовать не пробовал? – спросил у безумца Соломон. – Вот кто нуждается в слове праведника.

Дейнонихусы как всегда появились внезапно, и если бы Шнобель не разрядил свой карабин в чудовище, достигающее в длину четырех метров, то путь Проповедника по впавшему в грех Эдему на этом бы завершился. А так он отделался всего лишь царапиной и падением, не ставшим для него роковым. Хищники атаковали сразу со всех сторон. Это была их любимая тактика, отработанная, видимо, бесчисленными поколениями. К сожалению для дейнонихусов, сотворившая их природа не учла одного обстоятельства – сегодня им противостояли не тупоголовые травоядные, а двуногие приматы, обладающие не только разумом, но и карабинами с разрывными пулями. Вучко, слывший отличным стрелком, не замедлил последовать примеру старшего товарища и не только завалил одного из хищников, но успел подстрелить и второго, которого тут же добил Барсук. Надо признать, что отчасти нападение дейнонихусов было спровоцировано самими охотниками, растянувшимися цепочкой по лесу. Легкомыслие стоило им потери двух человек из старожилов и одного траппера, прозевавших собственную смерть.

– Ну, Судак, – покачал головой Шнобель, разглядывая растерзанные тела товарищей, – ты куда смотрел, близорукие твои глаза. По-твоему, мы уже прошли тридцать километров?

– Пусть будет двадцать пять, – пожал плечами тапер. – До протоки отсюда рукой подать.

– Сколько вы завалили хищников? – спросил Снайпер, догнавший товарищей.