Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе) - Александр Кулешов

Другие полицейские, не снимавшие пальцев со спуска пистолетов, обшаривали все уголки старой автомастерской.

Комиссар Фабиан, казалось, успевал быть всюду, на всех опасных направлениях. Как-то так, во всяком случае, получалось, что на всех фотографиях, которые заполнили страницы вышедших на следующее утро газет, в центре был комиссар. В каске, пуленепробиваемом жилете, с автоматом в одной руке и пистолетом в другой...

Глаза его сверкали, роскошные усы воинственно топорщились. Он был прекрасен!

Дольше всего продолжалась локальная операция по розыску главного героя этого столпотворения — Каспи.

В шуме и гвалте его тихих призывов никто не слышал. Люк бункера, затерянный где-то в дальнем углу ангара, не замечали.

Наконец вспомнили, что есть план, начерченный Фернандесом, сверились и нашли люк.

Его быстро отодвинули, осветили бункер, заглянули...

Даже видавшие виды полицейские были поражены, узрев отощавшего заросшего человека с потухшими глазами, дрожащими руками. Слезы заливали его лицо, он не мог говорить.

Наконец с трудом прошептал: «Спасибо, друзья, за все спасибо. Я очень хочу есть...»

Но притащившие целый арсенал оружия, хватившего бы на крейсер среднего размера, полицейские не догадались взять еду.

Побежали в соседние дома, разбудили жильцов, принесли горячий кофе в термосе, виноград. Бутерброды тоже. И удивились, когда Каспи с отвращением бросил их на землю.

Журналисты отщелкивали уже сотый снимок — высокий, могучий, усатый, великолепный комиссар Фабиан по-отечески поддерживает маленького и тщедушного по сравнению с ним плачущего «великого футболиста эпохи», как со следующего дня окрестили Каспи газеты.

Его завернули в одеяла, почти донесли до машины и помчали в городскую больницу. В машину сумел пробраться и один из журналистов, который взял и опубликовал на следующее утро первое интервью с Каспи.

«Я в полной мере, — сказал великий футболист, — ощутил жуткую власть каменного мешка. Мрачного, сырого, зловонного. Я понимал, что смерть рядом. Но надежда на спасение теплилась. И вот я снова с вами. Я снова могу играть. Меня спас комиссар Фабиан».

Последней фразы, правда, Каспи не говорил. Ее прибавил журналист (так он отблагодарил комиссара за возможность присутствовать при операции и взять это интервью). Но какое это имело значение?

А тем временем в ином каменном мешке, уже в подвале полиции, старший инспектор Вискайт со своими помощниками допрашивал так и оставшихся в одном белье похитителей.

Сначала они пытались запираться — утверждали, что просто забрели в автомастерскую переночевать и представления не имели о том, что где-то там находится Каспи. Но, после того как их взяли в работу полицейские, она начали сдаваться. Избитые, с заплывшими глазами, выбитыми зубами и поломанными носами, они готовы теперь были подписать любые протоколы.

— Прежде всего, — приказал Вискайт, — пусть распишутся, что их никто пи к чему не принуждал, что все увечья и повреждения они получили, когда свалились с лестницы, пытаясь убежать, и когда, сопротивляясь, избивали полицейских. Так было? — повернулся он к арестованным.

Те дружно закивали головами.

Позже им устроили очную ставку с их предводителем Фернандесом, и все окончательно стало ясно.

Правда, взгляды, которые они бросали на Фернандеса, говорили о том, что ближайшая встреча со своими бывшими сообщниками тому радости не принесет. Но, судя по всему, такая встреча раньше чем лет через пятнадцать не предстоит. А их еще надо прожить, эти пятнадцать лет; похитители людей, да еще не получившие выкупа, ведь не проштрафившиеся миллионеры — их не очень-то жирно кормят, не намного лучше, чем в свое время Каспи в каменном бункере.

Но, как ни били арестованных, как пи допрашивали, в одном они никак не хотели признаться — каким образом доктор Зан передал им еще двести тысяч, помимо тех двухсот, которые перевел на «номерной» счет.

Ибо вызванный на допрос на следующий же день доктор Зап клятвенно утверждал, что за освобождение Каспи с пего потребовали четыреста тысяч. Преступники же утверждали, что двести.

Кто лжет?

Старший инспектор Вискайт, с его огромным опытом, сразу догадался: не похитители.

— Скажите, доктор, — в десятый раз спрашивал он Зана, которого сопровождал его адвокат, — вот вы утверждаете, что двести тысяч перевели на «номерной» счет в женевское отделение «Креди Сюисс». Мы проверили, это действительно так. Мы не хотим вас упрекать в том, что вы не сообщили полиции...

— Я не мог, — вскричал Зан,— они предупредили, что, если я сообщу полиции, они убьют Каспи!

— Да, да, — поморщился Вискайт, — я же говорю, мы вас в этом не упрекаем. Жизни Каспи грозила опасность. Но вспомните, пожалуйста, каким именно путем вы передали похитителям остальные двести тысяч. Двести на «номерной» в Женеву, а еще двести? Вы ведь утверждаете, что заплатили четыреста. — Он сделал паузу и многозначительно добавил: — Из кассы «Рапида».

— А где еще я мог взять? — обиженно развел руками Зан. — В конце концов, я выкупал лучшего футболиста клуба, так что эти деньги тратились в интересах «Рапида». Или вы считаете, что Каспи не стоит таких денег? — добавил он запальчиво.

— Да стоит, стоит, — успокоил его старший инспектор, — но все же где эти двести тысяч? Похитители утверждают, что речь шла лишь о тех, что вы перевели им в «Креди Сюисс».

— Негодяи! — возмутился Зан. — Какие низкие люди! Двести тысяч я перевел им действительно в Женеву. Хорошо помню. А вот еще двести тысяч... еще двести тысяч... — он замолчал.

Вискайт терпеливо ждал. Но тут заговорил адвокат Зана.

— Господин старший инспектор, меня немного удивляет ваша настойчивость. Мой клиент потрясен последними событиями. Со всех сторон его травят. Обвиняют в каких-то диких вещах — взяточничестве, подпольной игре, уж не знаю в чем. В то время как у него на уме прежде всего интересы «Рапида», клуба, который он возглавляет уже многие годы. Под его руководством клуб добился...

— Господин адвокат, — раздраженно перебил Вискайт, — речь идет не о заслугах доктора Зана как президента клуба, а о пропавших двухстах тысячах. Я задал ясный вопрос: каким образом они были переданы похитителям? Потому что Зан утверждает, что передал их. Так?

— Несомненно... — подтвердил Зан.

Но адвокат снова вмешался.

— Вы просто не даете мне говорить, господин старший инспектор, я вынужден буду сказать об этом на суде. Я же объясняю, что мой клиент находится в таком душевном волнении, что просто не помнит, каким именно образом передал вторые двести тысяч. Что в этом удивительного? Ведь так, доктор? — повернулся он к Зану.

— Несомненно, — повторил тот.

— Значит, если я правильно понял, — саркастически усмехнулся Вискайт, — господин Зан помнит, что передал похитителям четыреста тысяч, помнит, что двести тысяч перевел в банк, а вот как передал вторые двести тысяч никак не может вспомнить. Верно?

— Несомненно, — в третий раз, будто знал только одно это слово, сказал Зан.

— Это для вас несомненно! — вскричал Вискайт. — А для меня весьма сомнительно.

— Послушайте, — заговорил адвокат, в глазах его затаилась усмешка, — в конце концов, по закону вы должны доказать, что эти деньги не попали к преступникам, что их присвоил мой клиент. Да, да, не возражайте, — погрозил он пальцем в сторону инспектора, хотя тот и не думал возражать. — Вы же все время на это намекаете. Вот и подтвердите основательность ваших намеков. Это ваше дело, а не моего клиента доказывать свою невиновность.

Вискайт с трудом сдерживал ярость. Но что он мог сделать? Адвокат открыто смеялся над ним. Однако закон, этот дурацкий закон, который так мешает полиции, на его стороне! Попробуй докажи, что деньги в кармане у Зана... Попробуй уличи его.

Впрочем, то, чего не смог сделать многоопытный полицейский, сделал президент национальной футбольной федерации Рассел. Пригласив к себе доктора Зана (без адвоката), он сказал ему:

— Послушайте, Зан, зачем упрямиться? Вы же понимаете, что ваши дни как главы «Рапида» сочтены. Суд судом, но на вашем посту вы оставаться не можете. Вы, простите, взяточник. Еще эти двести тысяч.

— Какие... — попытался перебить Зан.

— Те самые! — в свою очередь, чуть не клюнув его длинным носом, перебил Рассел. — Вы сняли четыреста тысяч в первом окошке, а во втором в тот же день, в тот же час перевели двести в Женеву, а двести в Цюрих; первые на «номерной» счет похитителей, а вторые на свой собственный — именной!

— Откуда вы знаете? — испуганно спросил Зан. — Тайна вкладов...

— Чепуха! — засмеялся Рассел, подняв к потолку длинный нос. — Тайна вкладов! Это для полиции тайна и для налоговых инспекторов. А для меня нет. Вот что, Зан, — он заговорил деловым тоном, — все, слышите, все ваши дела у меня как на ладони! Имейте в виду. Короче говоря, так: вот бумага и ручка, пишите заявление об отставке и оставляйте себе эти двести тысяч. Или не пишите, по тогда я все, что знаю, сообщаю прокурору. Ну?