Беглянка (сборник) - Элис Манро

– Ты пациентка? – спросил Нил у Даны. – Что стряслось? Проглотила жабу?

– Нет, она, – с достоинством указала Дана. – Грейс.

– Понял. Это она проглотила жабу.

– Она порезала ногу. У нее кровь течет.

– Ракушкой, – добавила Джейни.

Нил велел племянницам подвинуться, сел на ступеньку ниже Грейс, осторожно поднял ее ступню и сказал:

– Подайте мне эту тряпку или что там у вас. – А потом осторожно вытер кровь и осмотрел порез.

Он придвинулся так близко, что Грейс учуяла запах, который минувшим летом научилась распознавать в гостинице, – запах алкоголя, приглушенный мятой.

– И правда. Кровотечение сильное. Это хорошо, рану чистит. Так больно?

– Немного, – ответила Грейс.

Он изучил, хоть и бегло, ее лицо. Наверное, хотел понять, уловила ли она запах и что в связи с этим подумала.

– Еще бы. Видишь, порез глубокий. Нужно его почистить, а потом наложить пару швов. Я смажу, чтобы было не так больно.

Он покосился на Гретчен:

– Эй. Убери-ка зрителей.

Он пока ни слова не сказал своей матери, которая опять повторила, как им повезло, что он подоспел вовремя.

– Бойскаут, – ответил он. – Всегда готов.

У него были уверенные руки и ясные глаза. В нем не осталось и следа от развеселого дядюшки, какого он изображал с детьми, или от болтуна-утешителя, каким поначалу выступал перед Грейс. У него был высокий бледный лоб, увенчанный плотной копной седовато-черных завитков, блестящие серые глаза, широкий рот с тонкими губами, которые казались чуть изогнутыми, будто от сильного нетерпения, желания или боли.

Когда Нил прямо на ступеньках забинтовал порез – Гретчен ушла на кухню и забрала с собой детей, но миссис Трэверс осталась и с напряжением наблюдала, сжав губы и как будто тем самым обещая не вмешиваться, – он сказал, что надо бы отвезти Грейс в город, в больницу.

– Ввести противостолбнячную сыворотку.

– Мне уже не больно, – запротестовала Грейс.

И Нил ответил:

– Это ничего не значит.

– Я согласна, – встряла миссис Трэверс. – Столбняк… не дай бог.

– Мы быстро, – сказал Нил. – Ну-ка. Грейс? Грейс, я доведу тебя до машины.

Он взял ее под руку. Нацепив одну сандалию, она с трудом засунула пальцы ноги в другую и волокла ее по земле. Повязка – исключительно аккуратная – сидела плотно.

– Я сейчас, – сказал он, когда она устроилась в машине. – Надо извиниться.

Перед Гретчен? Перед Мевис.

Миссис Трэверс спустилась с веранды, храня выражение смутного воодушевления, которое в такой день выглядело вполне естественным, даже неудержимым.

– Как хорошо, – сказала она. – Это очень хорошо. Грейс, нам тебя бог послал. Не давай ему пить, ладно? У тебя получится.

Грейс услышала эти слова, но не придала им значения. Ее слишком тревожили перемены, произошедшие с миссис Трэверс: та сделалась какой-то грузной, одеревенела, внезапно вспыхивала неистовой благожелательностью, часто пускала растроганную слезу. А в уголках рта то и дело появлялась тонкая, будто сахарная, корочка.

От дома до больницы в Карлтон-Плейс было около трех миль пути. Виадук над железной дорогой они проскочили на такой скорости, что Грейс показалось, будто в самой высокой точке машина оторвалась от асфальта и взмыла в воздух. Шоссе было пустынным, так что она не испугалась, но, вообще говоря, что она могла поделать?

Дежурная медсестра из отделения экстренной помощи оказалась приятельницей Нила; он заполнил какой-то бланк и дал ей мимоходом взглянуть на порез («Грамотно обработал», – равнодушно проронила девушка), а потом сам взял шприц и сделал укол. («Сейчас больно не будет, а потом может немножко поболеть».) Как только дело было сделано, в боксе опять появилась медсестра, которая объявила:

– В приемной ждет парень, чтоб отвезти ее домой. – А потом повернулась к Грейс и добавила: – Говорит, жених ваш.

– Скажи ему, что она пока не готова, – ответил Нил. – Нет, постой. Скажи, что мы уехали.

– Я уже сказала, что вы тут.

– Но сейчас ты вернулась – а нас нет.

– Он говорит, ты его брат. И потом, он наверняка видел на парковке твою машину.

– Я припарковался на служебной стоянке.

– Хитро-о-о, – проговорила медсестра через плечо.

А Нил спросил у Грейс:

– Ты ведь не торопишься домой?

– Нет, – ответила Грейс, как будто увидела письмена на стене. Как будто это была проверка зрения.

Опять ее посадили в машину, опять сандалия болталась на ноге, опять она устроилась на кожаном сиденье песочного цвета. Со стоянки они выехали переулками, а затем по незнакомой дороге выбрались из города. Она знала, что с Мори они не столкнутся. Ей можно было о нем не думать. А о Мевис – тем более.

Позже, описывая эту поездку, эту перемену в своей жизни, Грейс могла бы сказать (и говорила), что у нее за спиной будто с лязгом захлопнулись ворота. Но в тот миг никакого лязга не было и в помине… сквозь нее пробежала рябь молчаливого согласия, и права тех, кто остался позади, были плавно аннулированы.

Тот день прочно и отчетливо врезался ей в память, хотя и с некоторыми вариациями отдельных эпизодов, над которыми она слишком много размышляла.

Но и в этих деталях она, как видно, ошибалась.

Сначала они ехали на запад по шоссе номер семь. В воспоминаниях Грейс дорога совершенно пуста, и они разгоняются почти так же, как при полете над виадуком. Такого быть не могло: на дороге наверняка были другие автомобилисты, спешившие в то воскресное утро домой, чтобы провести День благодарения с родными. Спешившие в церковь или из церкви. Нил, безусловно, притормаживал, когда они ехали по деревням и окраинам городов, да и когда входили в повороты, коими изобиловало старое шоссе. В ту пору у нее не было привычки ездить в кабриолете с опущенной крышей, когда ветер слепит глаза и тот же ветер куда-то тащит тебя за волосы. Потому-то у нее и возникла иллюзия постоянной скорости, идеального полета – не безумного, а чудесного, умиротворенного.

Притом что Мори, и Мевис, и остальные стерлись из ее сознания, в нем застряла какая-то частичка миссис Трэверс, трепетавшая в воздухе и шепотом, с каким-то странным, пристыженным смешком произносившая свои последние слова.

«Ты поймешь, как это делается».

Грейс и Нил, конечно, не разговаривали. Как она помнит, для этого пришлось бы кричать. Но по правде говоря, то, что она помнит, трудно отличить от ее мыслей, от ее тогдашних фантазий о том, каким должен быть секс. Случайная встреча, немые, но властные знаки, почти беззвучный полет, в котором она, по сути, оказалась пленницей. Легкая капитуляция, плоть – как сплошная река желания.

Наконец они остановились в Каладаре и пошли в гостиницу – в старую гостиницу, которая стоит там по сей день. Он взял ее за руку, их пальцы сплелись, и он замедлил ход, чтобы подстроиться под ее неровные шаги. Нил привел ее в бар. Она сразу поняла, что это бар, хотя прежде в таких местах не бывала. (У гостиницы в Бейлис-Фоллс еще не было лицензии: спиртное пили в номерах или в довольно обшарпанном заведении напротив, которое именовалось ночным клубом.) Бар вполне соответствовал ее представлениям: большой, затхлый, темный сарай, где стулья и столы кое-как расставлены после торопливой уборки, а запах дезинфекции не способен перебить запахов пива, виски, сигар, трубок, мужчин.

Посетителей в баре не было – не иначе как он работал только вечерами. Но разве день еще не клонился к вечеру? Чувство времени, похоже, у нее сбилось.

Из подсобного помещения вышел какой-то мужчина и обратился к Нилу. Он сказал только: «Здорово, док» – и занял место за стойкой.

Грейс не сомневалась, что так будет и дальше: куда бы их ни занесло, у Нила всюду найдутся знакомые.

– Воскресенье, сам понимаешь, – сурово напомнил бармен, повышая голос едва ли не до крика, будто хотел, чтобы его услышали на парковке. – По воскресеньям я ничего не продаю. А ее вообще не имею права обслуживать, ни в какой день. Ей сюда нельзя. Ты это понимаешь?

– Да, сэр. Конечно, сэр, – ответил Нил. – Полностью с вами согласен, сэр.

Пока они переговаривались, бармен достал из потайного шкафчика бутылку, плеснул в стакан немного виски и подтолкнул к Нилу.

– Пить хочешь? – спросил он у Грейс.

А сам уже открыл кока-колу. И протянул ей бутылку без стакана.

Нил положил на стойку купюру, но бармен отбросил ее в сторону:

– Я же сказал. По воскресеньям не продаю.

– А колу? – спросил Нил.

– Не могу.

Бармен убрал бутылку, и Нил быстро осушил стакан.

– Хороший ты человек. Закон уважаешь.

– Колу с собой забирайте. Чем быстрее девочка отсюда умотает, тем мне спокойнее.

– Это понятно, – согласился Нил. – Она славная девочка. Моя невестка. Будущая. Как я понял.

– Не врешь?

На шоссе номер семь они не вернулись. А вместо этого поехали на север по грунтовой, но достаточно широкой и ровной дороге. Алкоголь возымел эффект, обратный ожидаемому. Теперь Нил, можно сказать, управлял автомобилем с осторожностью, не превышая установленной скорости.