Галя - Вера Новицкая

— Пожалуйте! Идите скорее, Галина Павловна, требуют всех, — беря девушку за руку, вывел ее на сцену Ланской.

Едва в дверях появилась Галя, как притихшие было аплодисменты грянули с новой силой.

— Браво-о-о! Браво-о-о, Малаша, браво-о-о! — неслись восторженные голоса.

Молодежь, столпившись у рампы, чуть не на сцену высовывала свои хлопающие ладони, чтобы исполнительница видела, кому именно они принадлежат.

— Позвольте… Позвольте… — раздалось в это время среди теснившейся публики.

По залу пробирались два студента, высоко подняв руки с четырьмя букетами живых цветов.

— Pardon!.. Извините!.. Позвольте!.. — около самой рампы еще раз повторили они.

Затем белокурый студент ловко вскочил на сцену и, поклонившись, по очереди преподнес по букету: Княгине, Сорванцу и его двум сестрам по сцене. Все четыре, польщенные и сияющие, благодарно раскланивались направо и налево.

Одна только Малашка стояла с пустыми руками, по-прежнему держась за уголки своего пестрого передника. Растерянная, опечаленная, она была глубоко задета в своем самолюбии тем, что публично обошли, выказали пренебрежение ей, бедной, не принадлежащей к их кругу девушке. Еще острее стало это чувство, когда она встретила насмешливый, злорадный взгляд Лели, кажется, более довольной ее унижением, чем лично ей оказанным вниманием.

В публике пробежало не то замешательство, не то удивление. Взволнованные, растерянно осматривались по сторонам и студенты, передавшие на сцену букеты.

Как раз в эту минуту по зрительному залу раздалось какое-то странное тарахтенье, и через секунду в проходе среди расступавшейся толпы показался еще один, совсем юный черненький студентик. Он быстро бежал, катя за собой небольшую некрашеного дерева тележку, до верха заваленную грудой великолепных живых цветов.

Достигнув рампы, он приподнял тележку, которую подхватили стоявшие уже на сцене его товарищи. Черненький юноша вспрыгнул на подмостки, подвез тележку за приделанную к ней с этой целью палку прямо к Гале и, низко раскланявшись, громко, отчетливо произнес, указывая на повозочку:

— Просим в ней Малашу навестить папашу.

Веселый смех и аплодисменты встретили эту остроумную выдумку молодежи.

Сконфуженную, но счастливую, сразу просиявшую Галю усадили среди цветов и трижды прокатили по сцене, затем ловко, на руках спустив тележку, триумфально под звуки музыки несколько раз провезли смеющуюся девушку по залу, среди аплодисментов и криков «браво» окончательно развеселившихся, восхищенных зрителей.

Неожиданный успех Гали превзошел все самые смелые надежды ее доброжелателей и доставил несколько неприятных минут Марье Петровне и Леле, искренне ненавидевшим ее в этот вечер.

— Как много значит для сцены комический элемент и пестрота наряда, — пыталась расхолодить Таларова выражавших свои восторги по поводу Галиной игры. — Жизнь так скучна и однообразна, такая серенькая и бесцветная, что мы всегда особенно доброжелательно и снисходительно относимся к чему-нибудь смешному, пусть даже и нелепому, но пестренькому. Ведь что такое, в сущности, Малашка? Тут и роли, собственно говоря, нет, mais c’est grotesque, et ça amuse, comme nous voyons [82], — натянуто-снисходительно роняет Таларова.

— Помилуйте, разве в пестроте и комизме здесь дело? Ведь это талант! Как вы правильно заметили, роль крайне ничтожна, но именно в том-то и искусство, чтобы из ничего не только создать тип, но еще и выделить его из всей пьесы, — возражают ей.

— Полно, просто роль была удачно подобрана, и девица чувствовала себя в своей тарелке, — не сдается Марья Петровна.

— Я бы сказал как раз обратное, — горячо протестует студентик, прикативший тележку. — Такая изящная, миниатюрная, хрупкая девушка с мягкими манерами, воплощенная, так сказать, грация, вот, посмотрите сами, — указал на входящую в зал Галю, уже переодетую в легкое розовое платье, ее приверженец, — и вдруг играть простую деревенскую девушку… На это способен только талант, выдающийся талант! Pardon, — сам себя перебил юнец, услышав звуки вальса, и полетел в сторону бывшей Малашки, намереваясь пригласить ее.

— Никогда, то есть положительно никогда еще вы не казались мне такой знакомой, как в желтеньком платочке и косыночке на плечах, — настаивал между тем Власов, обращаясь к Гале, которая вместе с Лелей, Надей и Ланским спускалась со ступенек сцены. — Вот уже сейчас, в бальном платье, вы больше не та, не моя таинственная незнакомая знакомка, а в платочке… — не подыскав соответствующего выражения, неопределенным жестом руки закончил молодой человек.

— Слышишь, Галя, Николай Андреевич находит, что Малашкой ты гораздо больше похожа сама на себя, а как переоделась, он уж тебя и узнавать перестал, — ухватилась Леля за возможность хоть чем-нибудь досадить Гале, веселой и счастливой в этот вечер, а потому особенно ненавистной ей.

— Я, конечно, не могу себе представить, какое сходство воскресает в голове нашего милого Боби при взгляде на желтенький платочек Малашки, но знаю определенно, что в эту минуту Галина Павловна в своем воздушном розовом туалете дает полную иллюзию легкого облачка, заалевшего от ярких лучей утренней зари. Вот-вот, кажется, начнет оно отделяться от земли и поплывет, поплывет выше, выше…

Восторженно прозвучали слова Ланского, вызванные отчасти желанием сгладить впечатление от злой выходки Лели, но вместе с тем выражая то, что он искренне думал, глядя на очаровательную в своем новом платьице Галю.

— По счастью, у нас над головами потолок, который не пустит наше облачко лететь до положенного предела, следовательно, остается сосредоточить внимание лишь на том, чтобы окна и двери были плотно закрыты. Этим и займемся. Я беру под свое бдительное око левую, а ты — правую половину здания, — перебивая Ланского, в тон ему продолжал Власов.

— Галина Павловна, pardon за нескромный вопрос, — обратился он уже к девушке. — У вас есть в платье карман?

— Нет, а что? — спросила Галя.

— Еще раз, pardon: а два медных пятака у вас найдутся? — дальше допрашивал Власов.

— Дома — пожалуй, а при себе нет, не так богата, — засмеялась девушка. — А для чего, собственно, понадобилась вам эта справка о моем имущественном обеспечении? — в свою очередь полюбопытствовала она.

— Прежде чем ответить, позвольте, ввиду экстренности случая, сначала ссудить вас названными предметами, — вытащив из жилетного кармана две медных пятикопеечных монеты, Власов протянул их недоумевающей Гале. — Наконец, еще один, третий, последний, но зато и самый наинескромнейший изо всех предыдущих вопросов, — продолжал юноша. — Вам кушак [83] не очень тесен?

— Не-ет…

— Но и не слишком широк?…

— Одним словом, впору. Но зачем это вам? — смеясь комическому виду и нелепым вопросам Николая Андреевича, по-прежнему все еще ничего не понимая, осведомилась Галя.

— В таком случае, попрошу засунуть эти монеты за пояс, тогда, по крайней мере, мы вздохнем хоть относительно спокойнее от сознания, что, притянутое к центру Земли парой увесистых русских медяков, наше розовое облачко не вспорхнет и не умчится в надзвездные сферы, — пояснил наконец юноша свою мысль, встреченную одобрительным, веселым смехом.

— Обопрись на мою руку, товарищ, тогда ни один вихрь тебе не страшен, так как уж я-то прочно притянута центром Земли! — комично вздохнув, предложила Надя подруге.

Как раз в это время перед Галей появился черненький студентик и, расшаркавшись, умчал розовое облачко в вихре вальса.

— И пятаки не помогли! Улетела! — трагически развел руками Власов.

Галя почти не садилась, переходя, что называется, с рук на руки. Оживление было всеобщее. Даже Михаил Николаевич, никогда не танцующий, зараженный искренним весельем молодежи, дал втянуть себя в шумный водоворот снующих пар.

— Галина Павловна, да присядьте вы на одну секунду, дайте хоть двумя словами перекинуться с вами, а то вы прямо неуловимы сегодня, — взмолился Борис Владимирович, давно уже следовавший за девушкой и тщетно искавший возможности побыть с ней хоть немного.

— И в самом деле, присядем, — охотно согласилась Галя. — Совсем я нынче завертелась. А хорошо! Правда, хорошо, Борис Владимирович? — спрашивала девушка, поворачивая к Ланскому свое юное, искрящееся весельем личико.

— Чудесно, удивительно хорошо! — не отрываясь глядя на нее, ответил тот, и на сердце у него было как-то удивительно светло и радостно.

В это самое время, лавируя между танцующими парами, пробрался в их сторону и остановился перед Галей один из клубных лакеев.

— Осмелюсь спросить, это вы изволите быть васильковская барышня Галина Павловна? — обратился он к удивленной девушке.

— Я. А что?

— Там, изволите ли видеть, человек из Василькова приехавши, так желают повидать вас.