Сотрудник ЧК - Александр Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом стоял на отлогом берегу Конки. Был он о шести окнах по фасаду, с большим двусторонним мезонином и железкой кровлей. Как и все зажиточные дома в Алешках, его окружал сад. Яблони, черешни и вишни росли вперемежку с многолетними акациями и сиреневыми кустами.
– Хотите, погуляем? – предложила Дина. – Вечер теплый…
Мимо беседки, с которой свисал увядший плющ, она привела Алексея к низенькой бревенчатой изгороди в глубине сада. За изгородью лежал заливной луг и текла Конка. У самой воды виднелась купальня – свайные мостки и дощатая будка с односкатной крышей. Вода чуть розовела, отражая непомеркшее еще небо. За рекой подымались темные ивовые кущи речных плавней. Воздух был тих, недвижен. Откуда-то доносились переборы гармошки.
Дина легко вскочила на изгородь и уселась на поперечном бревне.
– Вот здесь мы живем, – сказала она. – Вам нравится?
– Очень нравится.
– Я люблю наш сад: тишина, никого нет. Папа хотел расчистить его от кустов, проложить дорожки, он называет это «навести порядок», но я не дала, так лучше, правда?
– Пожалуй…
– Еще хорошо, что все уцелело, – говорила Дина. – Нам просто повезло. Когда-то я очень огорчалась, что мы живем не на главных улицах, а теперь это счастье. Нас ни разу не «уплотняли» никакими воинскими постоями. К тому же мы с папой работаем на почте, мы ведь труженики, а не буржуи! – Она весело засмеялась, запрокидывая голову. – Вот и уцелел сад. Я люблю приходить сюда одна…
«И с офицериками!» – подумал Алексей. Он всеми силами старался не поддаться тревожному обаянию этой девушки, и вечера, и сада…
– Весной здесь просто изумительно! – продолжала Дина, раскачиваясь на бревне. – Знаете, когда цветут ивы, кажется, будто воздуха вовсе нет, один аромат. Вы бывали в Алешках весной?
– Бывал.
Дина сделала кислую гримаску:
– Что вы все «бывал», «пожалуй», будто других слов нет? Утром вы были разговорчивей!
Алексей смущенно почесал затылок:
– Видите ли… я… мне так давно не приходилось разговаривать с людьми вроде вас, что… я боюсь что-нибудь такое ляпнуть… не к месту.
– Какой вы глупый!.. – Дина всплеснула руками и тотчас опять схватилась за бревно, чтобы не упасть. – Простите меня! Да говорите, пожалуйста, что угодно!
Вы уж, наверно, думаете «про меня: вот болтунья неуемная! А я ведь серьезная, Алексей, это только кажется! Алексей… Можно, я вас буду звать Алешей? Можно? Алеша. Алешка в Алешках – ужасно смешно! – и она снова захохотала. – Холодно становится. Пойдемте, я вас буду чаем поить!
Дина соскользнула на землю и, схватив Алексея за руку, потащила к дому.
В окнах было темно.
– Мои уже спят, – предупредила Дина, – они рано ложатся. Сейчас пойдем наверх, там моя обитель…
По темной лестнице Дина провела Алексея в мезонин. Здесь было две комнаты: в меньшей – спальня, большая- для гостей. В этой, второй, комнате Дина раздернула занавески на окнах, зажгла пузатую керосиновую лампу под синим абажуром, стоявшую на круглом столике, и придвинула его к низкой, обитой плотным зеленым плюшем кушетке.
– Садитесь вот сюда, Алеша, к огоньку, – пригласила она. – И пожалуйста, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. Сидите, привыкайте и ждите меня. Я сейчас…
Она выпорхнула из комнаты и застучала каблучками по лестнице, оставив Алексея удивляться обстановке, в которую он попал.
В комнату Дины снесли, по-видимому, все самое ценное в доме: большие, как шкаф, часы с медными гирями, похожими на снарядные стаканы, кушетку, ковер, два глубоких кресла, фисгармонию, на которой лежали ноты и толстые тома «Чтеца-декламатора», Над фисгармонией висела гитара с красным бантом на грифе. Рядом с нею – портрет Дины: глаза мечтательно устремлены в пространство, пальцы задумчиво перебирают кончик косы.
Алексей встал с кушетки и внимательно всмотрелся в фотографию. Кто она, эта девушка? Неужели враг? Что-то южное, нерусское в лице. Смуглая, нервные ноздри… Да, Соловых попался недаром! Кстати, она ни разу не вспомнила о нем. Положим, это еще можно понять. А офицеры? Может быть, ее отношения с ними и в самом деле не шли дальше простого знакомства, ухаживаний и тому подобного? А его «письмо», которое она вскрыла и прочитала?
На лестнице забарабанили каблучки. Дина вошла с двумя тарелками в руках. Алексей сидел на кушетке, где она его оставила.
– Знаете, – обескураженно сказала Дина, – самовар уже остыл. Но зато я принесла маминого печенья и яблок из нашего сада, самых вкусных.
– Вы это зря! Мне даже неловко, – произнес Алексей.
– Глупости! – Дина поставила тарелки на столик. – Ешьте, вы такого печенья еще не пробовали. Ну, берите же!
Она всунула ему в руку румяный рассыпчатый пряник с маковыми узорами, взяла с тарелки яблоко и прыгнула в кресло.
– Ну как, освоились немножко? – спросила она. – Правда, у меня неплохо?
– Даже очень… Я бы сказал, совсем, как раньше. Будто все на свете в полном порядке.
Действительно, в этой уютной комнате с занавесками, гитарой и удобной мебелью и впрямь можно было забыть, что идет война, что еще вчера только в десяти верстах от Алешек был перехвачен кавалерийский рейд белых, что через городок непрерывно движутся войска, стягиваясь для удара по Врангелю. Где-то далеко за пределами тихого мезонина остались ЧК, товарищи, Брокман, Маруся, хранящая в лямке дешевого сарафана кулечек страшного яда – защиту от девичьего позора… Перед Алексеем сидела девушка, такая непохожая на Марусю, что казалась совсем из другого мира, смотрела томно, загадочными синими глазами, и что-то тревожило в ней, что-то одновременно притягивало и заставляло постоянно быть начеку.
– Интересно вы сказали: «Как раньше»! – говорила она. – Мне и самой так кажется. Придешь вечером с почты и словно отодвигаешься на три года назад. Здесь, как на острове: кругом бушует, ревет, а у меня тихо. Какая-никакая иллюзия нормальной жизни. – Она вздыхала. – А работать приходится… Кстати, увидя вас, я подумала: такое интеллигентное лицо и – красный солдат, даже не командир! Впрочем, надо сказать, вы отлично освоились среди таких, как эти ухажеры с чубами и бантами. Как вы его осадили! Просто чудно! А вы знаете, они могли что-нибудь такое сделать с вами, у меня даже сердце упало! Вы смелый!
– Ну уж!
– Нет, правда, вы очень смелый! Их двое, а вы одни! Вы же не могли знать, что тот солдатик вступится!
– На худой конец, и нас двое, – сказал Алексей, указывая на револьвер.
– Нет, нет, не говорите, это было безрассудно! – Дина замахала руками. – А когда вы сказали, что не всегда удается сдержаться – помните, вы так сказали? – я поняла, что вы из себя представляете!
– Что же?
Дина шутливо насупилась:
– Алеша, вы заставляете меня говорить вам приятные вещи! Но я не скажу, и не рассчитывайте! Вот возьмите еще печенье и будьте довольны! – Она потянулась, схватила с тарелки пряник и бросила его на колени Алексею. Потом откинулась в кресле, положила голову на спинку. – Да, вот вы говорите: «Как раньше»… А вы помните, что была за жизнь? Театры, вечера поэзии, Игорь Северянин… А балы в дворянском собрании? Вы-то, гимназисты, положим, там не бывали. А я была! Два раза! Это незабываемо, Алеша! На всю жизнь!.. А помните, какие артисты приезжали? Розанов-Питерский – изумительный трагик!
– Конечно, помню! – сказал Алексей. Он действительно помнил афиши с этой фамилией.
– Мы с мамой ездили его смотреть. Бледный, точно выходец из потустороннего мира… Это было как раз, когда освящали новые верфи.
– А… с фейерверком? Меня отец водил…
– Да. Чудесно!..
Глядя на потолок, где колебалось круглое световое пятно от лампы, Дина начала вспоминать катания на яхтах по Днепру, которые устраивала одесская пароходная компания в целях рекламы, гастроли киевской оперетты, кинематограф и Веру Холодную в знаменитом фильме «Счастья нет у меня, один крест на груди». Алексей тоже припомнил пестрые весенние ярмарки с балаганами и каруселью, состязания борцов в цирке, холодное кофе «гляссе» с мороженым в ресторане «Золотой якорь», куда гимназистов пускали только в сопровождении взрослых…
– Кстати, – сказала Дина, – вы учились в первой гимназии?
– В первой.
– Здесь есть один бывший ученик из вашей гимназии. Может быть, он вам знаком? Его зовут, кажется, Виктор.
Кусочек печенья застрял у Алексея в зубах. Он осторожно выковырял его языком. Спросил как можно равнодушней:
– А фамилия?
– Фамилию не помню. – Дина смотрела на него пристально.
– Со мной в классе учился Витька Корсаков, по прозвищу Попчик, – медленно сказал Алексей. – Сын письмоводителя из городской управы, ябеда и фискал, его все лупили.
– Нет, – улыбнулась Дина, – у этого отец был, по-моему, негоциантом. Его фамилия не то Мохов, не то Маков…
– Может быть, Марков? Был такой. Только старше классом. Моторку имел, мы все ему завидовали.
– Точно не помню, – сказала Дина, – но что-то похожее. А какой из себя ваш Марков?
