Лейтенант Хорнблауэр - Сесил Форестер

Буш как старший офицер не счел нужным признать, что и сам об этом не подумал. Он промолчал.

— А то, что не потеряло формы, было все равно слишком горячим, — продолжал Хорнблауэр. — Я самый распроклятый дурак из всех проклятых дураков. Я совсем рехнулся. Видели, как пушка выстрелила сама по себе? Теперь матросы напуганы. Они не будут наводить как следует — постараются выпалить побыстрее, чтоб не попасть под отдачу. Господи, я безмозглый сукин сын!

— Легче, легче, — сказал Буш. Его раздирали противоречивые чувства.

Хорнблауэр, в порыве самообвинения молотивший правым кулаком левую руку, был очень комичен, Буш не смог сдержать смеха. Но при этом Буш отлично знал, что Хорнблауэр до сих пор действовал превосходно, действительно превосходно, так быстро освоив технику стрельбы раскаленными ядрами. Более того, нужно сознаться, за время операции Буша неоднократно задевало то, что Хорнблауэр каждый раз смело берет ответственность на себя. Самолюбие его, возможно, страдало еще по одной причине — он завидовал тому, как умело Хорнблауэр поступает в любой обстановке. Чувство недостойное, и Буш с отвращением отбросил бы его, если б осознал. Однако оно делало теперешнее замешательство Хорнблауэра еще более забавным.

— Не принимайте так близко к сердцу, — сказал Буш с широкой улыбкой.

— Но меня бесит, что я такой… — Хорнблауэр оборвал себя на полуслове. Буш видел, как тот собрал все свое самообладание и взял себя в руки, видел, как раздосадован он своей несдержанностью, видел, как маска опытного и невозмутимого воина скрыла бушевавшие в нем чувства.

— Вы поруководите здесь, сэр? — сказал Хорнблауэр, казалось, это говорил другой человек. — Если можно, я спущусь вниз и посмотрю, что там с печкой. Надо будет им не так налегать на мехи.

— Очень хорошо, мистер Хорнблауэр. Пришлите сюда боеприпасы, а я поруковожу обстрелом шхуны.

— Есть, сэр. Я пришлю ядра, которые убрали в печь последними. Они не могли еще перегреться, сэр.

Хорнблауэр стремглав побежал по скату, а Буш прошелся вдоль пушек. Принесли и забили свежие заряды, потом сухие пыжи, потом мокрые. Наконец, появились носилки с ядрами.

— Спокойно, спокойно, — сказал Буш. — Они не такие горячие, как предыдущие. Цельтесь тщательно.

Но когда Буш взобрался на парапет и направил подзорную трубу на вторую шхуну, он увидел, что ее капитан изменил намерения. Он взял фок на гитовы и убрал кливер, шлюпки располагались теперь под углом к курсу шхуны и тянули ее нос, как жуки. Они разворачивали ее — шхуна предпочла вернуться в залив, чем идти под градом раскаленных докрасна ядер. Видимо, ее напугал обугленный остов ее товарки.

— Они пустились наутек! — громко сказал Буш. — Стреляйте по ней, ребята, пока можете.

Он увидел, как ядро описало в воздухе дугу, увидел на воде всплески. Он вспомнил, как вчера ядро, пущенное из этих самых пушек, рикошетом отскочило от воды и ударило в борт «Славы». Судя по одному всплеску, сделавшее его ядро могло рикошетом попасть в шхуну.

— Новые заряды! — закричал Буш, повернувшись, чтоб его слышали на пороховом складе. — Банить пушки!

Но к тому времени, как заряды забили в пушки, шхуна полностью развернулась, расправила фок и пошла обратно в бухту. Судя по последним всплескам, она будет вне досягаемости раньше, чем пушки подготовят к следующему залпу.

— Мистер Хорнблауэр!

— Сэр!

— Не присылайте больше ядер.

— Есть, сэр.

Когда Хорнблауэр снова поднялся на батарею, Буш указал на удалявшуюся шхуну.

— Они передумали? — сказал Хорнблауэр. — Да. А те двое что ли стали на якорь?

Пальцы его снова тянулись к единственной подзорной трубе, которую Буш ему и протянул.

— По крайней мере, они не двигаются, — сказал Хорнблауэр, потом повернулся и направил подзорную трубу в сторону моря. — «Слава» повернулась оверштаг. Она поймала ветер. Шесть миль? Семь миль? Через час она обойдет мыс.

Теперь пришел черед Бушу выхватывать подзорную трубу. Разворот марселей не вызывал сомнений. Со «Славы» Буш перевел взгляд на противоположный берег бухты. Испанский флаг над другой батареей то повисал, то лениво похлопывал на легком ветерке, дувшем над побережьем. Буш не заметил нигде никаких приготовлений, и в том, как он сложил подзорную трубу и посмотрел на своего заместителя, чувствовалась некоторая завершенность.

— Все тихо, — сказал он. — Пока не придет «Слава», делать нечего.

— Верно, — согласился Хорнблауэр.

Занятно было наблюдать, как оживление исчезло с его лица. На какое-то мгновение он перестал себя контролировать, и стало видно, как бесконечно он устал.

— Мы можем покормить людей, — сказал Буш. — Я хотел бы навестить раненых. Надо разобраться с этими чертовыми пленными — Уайтинг всех их затолкал в каземат, женщин и мужчин, офицеров и барабанщиков. Бог весть, сколько у нас тут провианта. Это надо проверить. Потом назначим вахту, отпустим подвахтенных, и кто-то из нас сможет отдохнуть.

— Верно, — сказал Хорнблауэр. Как только Буш напомнил ему, что дел еще предстоит много, он вновь принял бесстрастное выражение. — Прикажете мне спуститься вниз и заняться этим, сэр?

XI

Над фортом Самана стояло полуденное солнце. Отражаясь от стен, жар его достигал убийственной силы, и даже в тех уголках, где лежала тень, было нестерпимо жарко. Морской бриз еще не поднялся, и английский военно-морской флаг безвольно повис на флагштоке, до половины закрывая поникший испанский. Однако дисциплина сохранялась. На каждом бастионе стоял под палящим солнцем впередсмотрящий. Судовая полиция, как предписывал устав, размеренным шагом «обходила дозором отведенные для охраны участки с видом бравым и подтянутым»: ружья на плечо, красные мундиры застегнуты на все пуговицы, портупеи строго на месте. Когда один из них доходил до конца своего участка, он останавливался, щелкал каблуками, в три проворных движения ставил ружье к ноге, потом, отведя вперед правую руку и отставив левую ногу, принимал положение «вольно». Однако жара и мухи снова гнали его вперед, он сводил пятки вместе, поднимал ружье на плечо и еще раз проходил тот же маршрут. Возле пушек дремали на жестких камнях орудийные расчеты. Счастливчики устроились в тени пушек, остальные — в узкой полоске тени под парапетом; двое матросов сидели и бодрствовали — они постоянно следили, чтоб не погасли тлевшие в кадке огнепроводные шнуры. Это делалось для того, чтоб при необходимости можно было, не теряя времени, открыть огонь по кораблям в заливе или отразить атаку с суши. За мысом Самана корабль Его Величества «Слава» ждал первых порывов морского бриза, чтоб войти в бухту и связаться со своим наземным десантом.