Минута на убийство; Решающая улика - Николас Блейк

— В данном случае чего он ждал? Конца войны?

— Безусловно. Конец войны заставил бы его сделать решительный шаг в ту или другую сторону. Позволю себе предположить, что он понятия не имел, какой из узлов он для него развяжет.

— Нита или Алиса. Вопрос стоял так?

— Совершенно верно.

— И Нита отдавала себе отчет в существовании этого конфликта?

— Она видела, что он колеблется между двумя стульями, и делала все, что могла, чтобы он сел на ее стул.

— Отсюда просьбы о разводе?

— Точно. И другие вещи. Ведь бедняжка боролась за свою жизнь.

— Какие другие вещи?

— Ну, не знаю. Мне этого не приходилось испытывать самому. Но нетрудно вообразить, какой ад может создать женщина для человека, которого она решила удержать при себе: каждое слово подобно ложке масла в огонь, в каждом взгляде, каждом жесте, каждой минуте молчания — упрек или мольба, в ход идет весь запас хитростей. Уверен, у нее их была целая куча.

— Но если она создала ему такую веселую жизнь, почему же он просто не ушел?

— О мой дорогой Найджел, жизнь не такая простая штука. Она растворилась в его крови. Он любил ее. Да–да, он действительно любил ее. Он не мог избавиться от нее просто так. Для этого он был слишком интеллигентен.

— И он не смог бы освободиться от нее, от своих проблем, от конфликта с самим собой, пока она была жива? — задал Найджел рискованный вопрос.

Брайан Ингл вжался в спинку кресла и вскинул руки, словно защищаясь от вопросов.

— Нет! — воскликнул он. — Нет, нет! Прошу вас! Это страшно. Звучит так, будто я хотел обвинить его в… Честное слово, я и в мыслях этого не имел.

— И все же, наверное, такая мысль посещала вас? Не может быть, чтобы не посещала.

Так долго Брайан паузы еще не держал. Он как будто впал в каталептический транс, утратил дар речи и восприятие внешнего мира. В конце концов он заговорил, словно сам с собой:

— Нита была напугана. И снова умолк.

— Напугана? Это было недавно?

— В то утро, когда умерла… То есть была убита.

— Как это было? — мягко, будто уговаривая ребенка, спросил Найджел.

— Я не стал об этом рассказывать суперинтенданту, — медленно проговорил Брайан. — Когда он меня допрашивал, у меня не было настроения. Мне было совершенно наплевать на то, кто убил ее. Какое это могло иметь значение? Я, несомненно, мог ошибаться… В то страшное утро, в самом начале рабочего дня, она зашла ко мне в комнату. Мне сразу бросилось в глаза, что она нервничает: она говорила довольно бессвязно, пыталась что–то мне объяснить. «О Брайан, что мне делать? Что мне делать?» Она это повторяла как безумная. Знаете, когда такие женщины впадают в панику, они становятся как напуганные животные. Это ужасно… Терзания ума передаются их телу, лицу; они ведут себя как зверь, попавший в ловушку: то рвутся на волю, кидаются из стороны в сторону, то замирают, цепенеют, как в коме, совсем как животное, когда оно притворяется мертвым.

Под тяжестью воспоминаний Брайан Ингл замолчал.

— И все–таки что она сказала? — спросил Найджел.

— Я все пытался вспомнить. Это невероятно трудно. Знаете, она была как в горячке. Произносила какие–то бессмысленные слова. Все время повторяла: «Это последний шанс. Он сказал, это последний мой шанс…» — «Последний шанс для чего?» — спросил я. «Чтобы отказаться от него». — «Ты имеешь в виду отказаться от Джимми?» Она кивнула. «Но я не откажусь, — сказала она, — ни за что, ни за что, ни за что!..» И разревелась. Такой я ее никогда не видел. Я пробовал успокоить ее. Но ничто не действовало. И я спросил ее — сам не знаю почему, — когда он сказал это? «Вчера вечером. Он приходил ко мне, Брайан. Я так боюсь, я просто не знаю, что делать». Мы не смогли продолжать разговор, потому что вошел Джимми — услышал, наверное, ее голос — и сказал, что она ему срочно нужна — отпечатать несколько писем.

— Вы не помните, что она сказала еще? Постарайтесь воспроизвести каждое слово… Каким бы нелепым оно вам ни казалось.

— Нет… Минуточку… Да, она сказала одну очень странную вещь — совсем как во сне. Она пробормотала: «Я так испугалась, увидев его. Я знала, что он будет таким. Брайан, это было страшно. Хотя вам не понять…» И потом, через некоторое время, продолжила: «Как мне хотелось верить ему. Теперь мне некому верить». Я, конечно, сказал, что она может на меня положиться, пытался ее утешить. Она ответила: «Я знаю, Брайан… вы совсем другое дело». О да, я всегда был — «другое дело». Верный пес, чтобы выводить ее на прогулку, когда нет никого другого…

Брайан запнулся, видимо устыдившись, что не сумел скрыть своей горечи.

— А этот «он», о котором она говорила все время? Тот «он», который давал ей последний шанс и которому ей хотелось бы верить. Кого, по–вашему, она имела в виду?

— Ну, здесь гадать нечего. — От удивления Брайан даже вытаращил глаза. — О ком она могла говорить, кроме Джимми?

— Но почему Джимми так перепугал ее, когда она его увидела?

— Не знаю. Наверное, не ждала его или что–нибудь в этом роде. Кто еще мог прийти к ней в дом так поздно… кто, я хочу сказать, мог так взволновать ее?

— В самом деле, кто? — ответил Найджел, не сводя глаз со своих ботинок и пушистого персидского коврика, на котором они располагались.

«Он», о котором говорила терявшая от отчаяния разум бедняжка Нита, — это мог быть Джимми. Но не обязательно Джимми. Она ведь могла говорить о двух разных людях. В зависимости от того, что конкретно имела в виду.

Дальнейшие расспросы ничего больше не дали. Брайан стал озираться по сторонам, проявляя признаки нетерпения.

— Вы бы хотели взять вашу книгу? Вскочив с кресла, Брайан Ингл направился к книжным полкам и пробежал глазами по корешкам.

— Вот она. — Взглянув на форзац с надписью, он положил книгу в карман. — Клау! — воскликнул он. — Вот уж не думал, что кто–то читает в наши дни Клау. — Он взял в руки томик стихов, так и оставшийся лежать на столике рядом с креслом Найджела, и раскрыл его на закладке. — Смотрите, какой интересный отрывок! — добавил он спустя две–три минуты. — Из него получился бы неплохой романист, вы согласны? «И ночь я вспоминал, как долгую игру без риска, без азарта…» Удивительно: мы с вами только что поминали это слово.

— Какое слово?

— Игра. Во всяком случае, это не совсем случайное совпадение. «Игра в домашний уют»…

— Ах да… Да, точно!

— Знаете, Найджел, вам не кажется, что Клау знал Джимми лично? Поразительно… Это же его портрет, в полный рост, он тут как живой. Во всяком случае, такой, каким был в представлении Ниты.

— Но ее привлекло, наверное, в этом отрывке другое. Как бишь там?.. «Приветливо–спокойна, холодна, в глазах — ни искры чувства…» Это же Алиса Лейк, насколько я понимаю.

— М–м–м. Да. По–моему, да. Но почему вы считаете, что Ниту заинтересовали именно эти строки?

— А вы взгляните на поля! Там стоит заглавная «А».

— Точно! Да, это правильно. Но мало что проясняет. Сначала я и не заметил… Впрочем, это не она писала, не ее почерк. «А» она всегда писала печатное. А тут — с завитком. Посмотрите сами.

Найджела словно подбросило. Он выхватил книгу у Брайана из рук:

— Да, черт возьми, вы правы. Не понимаю, как я не обратил на это внимания, Я же столько раз видел ее «А». Она писала свое полное имя, Анита, подписывая протоколы, ведь так? И единственным, кто мог бы сделать пометку в книжке, был сам Джимми.

— И его заглавная «А» совсем не такая, как эта.

— Да. Может быть, это ничего и не значит… Мне вообще–то пора. Ничего больше взять не хотите?

Брайан отрицательно покачал головой. С минуту он прощался взглядом с комнатой. Затем повернулся и вышел. Как только дверь за ним затворилась, Найджел вернулся к книжным полкам и стал просматривать форзацы в других книгах. Наконец он нашел то, что искал: книгу, надписанную Нитой для Джимми. Он подошел с ней к окну и тщательно сравнил букву с той, что была написана на полях томика Клау.

Неожиданно ему пришло в голову, что если взять заглавную «Дж» и добавить к ней палочку, то получится «А», точно такая, как здесь. При условии, если правильно написать «J». Итак, на форзаце книги, которую он откопал, было написано: «Джимми, со всей моей любовью. Нита»… И «J» — «Дж», первая буква в имени Джимми, была очень похожа на левую часть буквы «А», что в книжке Клау. Естественно сделать вывод, что первоначально Нита написала там «Дж» — «J», потому что отрывок заставил ее подумать о Джимми, и, по–видимому, это она поставила карандашом восклицательный знак рядом с ним. А потом кто–то переделал «J» в «А». Кто? И почему? Найджел пока ничего придумать не сумел. И вообще это могло быть написано машинально… Может быть, ребята из лаборатории Скотланд–Ярда сумеют разобраться, составная это буква или нет, то есть написана ли она разными людьми. Было бы хорошо в этом быть уверенным. Найджел вышел из квартиры, прихватив с собой две книги, и направился в сторону Нового Скотланд–Ярда.