Подробности войны - Максим Коробейников

Хоть мне и не понравился разговор, я вызвал к себе Степанова.

Он вошел в избу, наклонив голову, чтобы не удариться о дверной косяк, поглядел на меня исподлобья и, мне показалось, виновато. Потом спросил:

- Вызывали, товарищ капитан?

- Приходится, - ответил я и предложил сесть. Думал, вы умный человек. Командир взвода у вас хороший, грамотный, училище отлично закончил. Но молодой, неопытный, необстрелянный. А вы старше, в боях были.

- Разве я кому-то говорил, что лейтенант плохой?

- Ну вот. Так помогите ему. Не подрывайте его авторитета, подскажите что надо. Но делайте это деликатнее.

- Понятно, - сказал Степанов, и в этом слове было не только согласие со мной. В том, как он произнес его, я уловил иронию, обиду и несогласие.

- Понятно-то понятно, товарищ капитан, - вдруг начал Степанов говорить раздраженно. - А вот такой вопрос. Разве можно доверить лейтенанту Гавриленко взвод? Тридцать человек. Я пока не доверил бы. Вот Тупиков - это командир, хоть и офицерского звания не имеет. Я не люблю старшего сержанта, но ведь на него можно положиться. Он не подведет. А этот, Гавриленко, в первом же бою хорошо если только сам погибнет, а то и весь взвод угробит.

- Ничего, - сказал я уверенно. - Два-три боя проведет и научится. Не хуже Туликова будет.

- Понятно, - сказал Степанов.

- Что вам понятно? - спросил я его.

- Понятно, почему мы столько народу положили.

- Почему? - спросил я его, это начинало меня раздражать. - Ну-ка, расскажите.

- Да вот если такие над нами поставлены, разве мы будем воевать хорошо?! Ему вначале отделением бы покомандовать.

Признаюсь, это меня обидело: я ведь тоже был значительно моложе Степанова. Но он спохватился сразу:

- Я вас не имею в виду. Хотя и тех, кто постарше вас будут, повыше, я тоже почистил бы.

- Ну кого, например?

- Да вот того майора, например, который меня в штрафную роту отправил.

- За что?

- Да ни за что...

- Не может быть, чтобы ни за что.

- Так что было-то. Началось с того, что свидетелем трусости оказался. Бегу я по траншее. Немецкую контратаку отбивали. А он, гад, в лисьей норе, забился в самый угол. Думал, убит. Тронул его, живой. Дрожит.

Я его спрашиваю: "Что, майор, испугался?!" А он аж синий со страху, ничего не сказал. Вытащил его оттуда, автомат в руки сунул. "Приходи, говорю, - сюда чаще, привыкнешь!" Потом, когда бои кончились, мы приспособили захваченный немецкий "телефункен" передачи слушать. А он узнал и пропаганду мне приписал. Никак я не мог оправдаться. Вот подлец какой, а ведь майор! Две шпалы носил...

Разговор со Степановым так и не получился. Еще беседовали с ним не однажды. И всегда его позиция была сильной. В его словах я чувствовал не только убежденность, но и правду. Потому свое мнение навязать ему не удавалось: я видел, что он расшатывает что-то устоявшееся и привычное в нас, но нельзя было не согласиться также, что это "что-то" и мешает нам. Вскоре Степанов вступил в конфликт с Тупиковым. На тактических дивизионных учениях мы совершали длительный и трудный марш. Командир отделения сунул в руки Степанова вещмешок и сказал:

- На-ка, понеси...

Сержант недавно прибыл в роту и крутого нрава Степанова не знал, поэтому распорядился так легко и привычно. Степанов швырнул вещмешок в сторону. Сержант прикрикнул, не ожидая, что сопротивление солдата будет стойким:

- Отставить, Степанов! А ну-ка возьми! Я приказываю!

Степанов со злостью ответил:

- Пошел ты со своим мешком!

И отбросил его ногой еще дальше. Тогда сержант подошел не спеша к нему и схватил за грудь. Степанов откинул его от себя так, что сержант не удержался на ногах, упал на спину и ударился головой о землю.

Старший сержант Тупиков, старшина роты, на глазах которого разыгралась эта схватка, сказал:

- Ну погоди, Степанов, я тебя проучу!

- Проучи-проучи... Много вас таких учителей было у меня!

Сержант, сконфузившись, поднял вещмешок, накинул на плечи лямки и отошел в сторону. Но Тупиков долго смотрел в упор на Степанова и не думал проходить мимо такого безобразия. Он был кадровым сержантом. До войны прослужил: два года, службу знал твердо и командирскими качествами обладал в полной мере.

Случай проучить Степанова подвернулся вскоре. Рота после учений вышла на тактические занятия. Была поставлена задача: на высоте, около деревни, вырыть две траншеи полного профиля на роту, связать их ходами сообщения и замаскировать выброшенную землю.

Каждому солдату был выделен участок работы и дневная норма. Все стали окапываться. Степанов вы полнил задачу раньше всех, сел да так и сидел неподвижно, пока к нему не подошел старшина,

- А ты почему сидишь?

- Я свою норму выполнил.

- А другим, товарищам по оружию, помочь не желаешь?

- Вот это я уж делать не обязан... Они лясы точат, а я за них работай? Помогай дармоедам? Вкалывай во всю силу?

- И в бою так же будешь?

- Как так?

- А вот так - лишь бы меня не трогали, а остальные меня не интересуют

- В бою мы еще посмотрим, кто как будет... Как бы мне тебя учить не пришлось. Больно вы здесь храбрые!

- Была бы моя воля, Степанов, я бы тебя давно в штрафную загнал.

Степанов насмешливо посмотрел на Туликова и сказал грубо:

- Не пугай. Там тоже люди, не хуже тебя.

- Не хуже, говоришь?

- Такие же, как везде. Есть хорошие, есть и плохие.

- Посмотрим, как ты запляшешь, когда опять туда пойдешь.

- Ну и пойду. Не бойся, на колени не встану.

Старшина Тупиков выпрямился во весь свой огромный рост и, заканчивая разговор, отчеканил:

- Я не люблю, когда подчиненные не выполняют приказания начальников. Запомни это.

Я подошел к ним совсем близко и, внимательно разглядывая каждого, подумал: "Нашла коса на камень". Тупиков спросил меня:

- Разрешите, я поговорю с ним, товарищ капитан, с глазу на глаз?

Я не возражал. Тупиков и Степанов пошли рядом. Со скрипом открыли пустой, брошенный хозяевами амбар и вместе вошли. Дверь, закрываясь, тоже скрипнула.

- И что это за человек такой? - спросил меня солдат, смахивая рукавом гимнастерки пот с раскрасневшегося лица. - Ни друга у него, ни приятеля... Вот, товарищ капитан, дома у меня, кажись, кроме бабы, ни одного друга не было. Да и с ней какой разговор? Не с кем было слова перемолвить. Все работа, да работа, да трудности, да нехватки. А здесь...

- А что здесь? Друзей больше, чем дома? - спросил я.

- Так ведь не сравнишь! Здесь что ни солдат, то друг да приятель. Вот ведь, думаю, кончится война, по домам разъедемся, и каждый в своей халупе закроется, поди. Вот опять тоскливо-то будет... Да если бы не воевать, а вот так бы работать, не ушел бы я из роты никогда, до чего весело. А у этого черного - ни друга, ни приятеля.