Психоаналитик. Шкатулка Пандоры - Андрей Шляхов

13

На встречу с экспертом Владимиром Кирилловичем (в быту просто Кирилычем) Михаил приехал в меланхолическом настроении, что было сразу же замечено. Кирилыч вообще был приметлив и памятлив. Место для встречи было не самым подходящим — огромный торговый центр. Михаил предпочитал более малолюдные места, но выбирать не приходилось, потому что Кирилыч по субботам, если, конечно, позволяла работа, устраивал себе банный день, а воскресенья посвящал семье — привозил невестку на шопинг, а сам тем делом «выгуливал» внуков, двух мальчиков младшего школьного возраста.

Беседовали в ресторанном дворике, набитом народом настолько, что многолюдье уже как-то и не замечалось. Когда вокруг много народу, это иногда раздражает. Когда же людей не просто много, а очень-очень много, то они превращаются в какой-то фон и перестают восприниматься по отдельности. Так что можно было считать, что разговор происходил в конфиденциальной обстановке. Для того чтобы внуки не мешали общению, Кирилыч дал им денег на новую порцию молочного коктейля, и те сразу же пристроились к длиннющей очереди в «Макдоналдс».

— Десять минут есть, — констатировал Кирилыч. — Давай, что там у тебя.

Михаил молча достал из портфеля пластиковый конверт, в котором лежали копии обеих накладных и сколотые скрепкой по два листы формата А4 — диктант и описание погоды за окном. Во избежание путаницы на каждом из образцов красной ручкой было написано «образец» и проставлены номера — первый и второй. Первым номером шла Анна, вторым — Тамара.

— «Я не обижаюсь, я человек робкий; но, однако же, вот меня и сумасшедшим сделали», — вслух прочел Кирилыч. — Списал с меня живописец портрет из случайности: «Все-таки ты, говорит, литератор». Я дался, он и выставил. Читаю: «Ступайте смотреть на это болезненное, близкое к помешательству лицо». Чехов, что ли?

— Достоевский, — улыбнулся Михаил, продиктовавший Анне у себя дома несколько абзацев из первого попавшегося в руки тома.

Анна писала диктант как прилежная школьница — сидела прямо, буквы выводила аккуратно, даже кончик языка от напряжения высунула. Выглядело все очень трогательно. Михаила вообще все трогало в Анне — и она сама, и ее огромная проблема, которую следовало решить во что бы то ни стало.

Главное — решить, прояснить все до конца, докопаться до истины, помочь Анне восстановить душевное равновесие, а там… А там события будут развиваться так, как им положено развиваться, но Михаил твердо знал одно — какой бы ни была правда, она не сможет повлиять на его отношение к любимой женщине, потому что не в правде дело, а в чувствах, которые ты испытываешь к человеку. Если даже допустить, что Анна избавилась от своего мужа… Нет, зачем допускать то, чего быть не могло. Когда мысли заходили слишком далеко, Михаил обрывал себя, напоминая, что ничего еще толком не выяснилось и вообще цыплят по осени считают. Истина была где-то далеко, а Анна рядом. Нежная, обворожительная, страстная, уже практически родная… «Практически» — потому что не так уж просто было Михаилу признать кого-то по-настоящему родным, да и опыт печальный имелся с бывшей женой. А кто обжегся на молоке, тот долго и суеверно дует на воду, и, вообще, не в определениях дело, а в чувствах, которые испытываешь к человеку.

С Анной было просто и хорошо, не просто хорошо, а просто и хорошо. Не надо было притворяться, думать о том, какое впечатление ты производишь, не надо было искать скрытый смысл в ее словах, жестах, взглядах… Проведенное вместе время, как дни, так и ночи, окончательно убедило Михаила в том, что им с Анной предначертано где-то там быть вместе. И они будут. Всенепременно будут!

В жизнь Михаила неожиданно вернулось давно позабытое чувство праздника. Откроешь глаза, увидишь спящую рядом женщину и радуешься. А если проснешься один, то вспомнишь о ней и обрадуешься не меньше. Каждый человек, сколько бы ему там ни исполнилось, в глубине души всегда остается ребенком, то есть сохраняет способность радоваться бытию каждой клеточкой своего тела. Надо только пробудить…

— Завтра с утречка и займусь, если обстоятельства позволят. Такое впечатление, что все четыре руки разные, — эксперт спрятал конверт в сумку, висевшую на спинке его стула. — Но это на первый взгляд, хотя с почерком вообще все сложно… Бывают, скажу я вам, такие подделки, которые и не отличишь.

— Нелогично, — улыбнулся Михаил. — Если подделка неотличима от оригинала, то как можно узнать, что это подделка?

— Так признаются потом, — хмыкнул Кирилыч. — Чистосердечно-вынужденно. А мне — втык! Как это вы работаете? С потолка заключения списываете? Из пальца высасываете?

— Признание — это еще не доказательство, — заметил Михаил.

— Да, признание не доказательство, — согласился Кирилыч, — но они же потом демонстрируют свое мастерство. Вот совсем недавно дочь владельца… — Кирилыч осекся, сработал профессиональный рефлекс, — скажем так, дочь одного крупного бизнесмена оспорила завещание отца, согласно которому все его состояние уходило второй жене, которая, кстати, была на двенадцать лет моложе дочери. Такие вот дочки-мачехи. Подпись, значит, поддельная, нотариус куплена с потрохами. Нотариусы, скажу я вам, — это отдельная песня, продажные через одного. Я эту подпись так изучал, что она мне ночами снилась, огнем по стене, как у библейского царя Валтасара. «Родная» получалась подпись, по всем статьям «родная», до последней черточки. Так и написал. А через две недели помощница нотариуса раскололась, и следом за ней и нотариус, которой уже некуда было деваться. Так вдова сначала в истерике билась и пугала народ своими высокопоставленными знакомцами, а потом, когда поняла, что истерики и угрозы не прокатят, села и спокойно изобразила на бумаге дюжину подписей своего покойного мужа. И все — как родные. Год с лишним руку набивала, отточила до автоматизма. Так-то вот, Михаил Александрович. А можно полюбопыствовать — у вас к этому почерку какой интерес?

— Сугубо профессиональный, — честно ответил Михаил.

— Посттравматическая амнезия?

— Вроде того, только по голове не били.

— Понимаю, — кивнул Кирилыч, — вы теми, кого по голове бьют, не занимаетесь, не ваш профиль.

— Почему? — удивился Михаил. — Очень даже занимаемся. Психология — дело такое, всеобъемлющее…

Денег за свои услуги Кирилыч не захотел.

— Деньги как-то неудобно, — сказал он, — это же дружеская услуга.

— Тогда чем я могу отблагодарить? — спросил Михаил, не любивший оставаться в долгу.

Быть должным — неудобно и неприятно. Создается некая зависимость от того, кто оказал тебе услугу. И неизвестно, что в итоге потребуют взамен. Лучше закрывать тему признательной благодарности сразу.

— Пузырек односолодового вискаря меня однозначно порадует, — скромно ответил эксперт, почесывая мясистый, с прожилками нос. — Люблю этот божественный напиток…

Вернувшиеся внуки тут же принялись обсуждать с дедом свои планы на ближайшее будущее. Один хотел поиграть в боулинг, другого манили игровые автоматы, и никто не хотел уступать. Дальнейшее общение с Кирилычем сделалось невозможным, да, собственно, тем для общения у них с Михаилом и не было, разве что только о погоде поговорить.

— Постараюсь, чтоб завтра, — повторил на прощанье Кирилыч. — Если эти гаврики меня сегодня не уморят…

Мужик сказал — мужик сделал. На следующий день в половине второго Михаил получил эсэмэску. «Все готово, звони, когда будет время». Деликатный Кирилыч понимал особенности работы психоаналитиков, это тебе не Илона. У Михаила как раз была «перемена», поэтому он тут же перезвонил.

— Все руки разные, — сообщил после обмена приветствиями эксперт. — Совсем.

— Ошибки быть не может? — спросил Михаил.

Вопрос мог показаться бесцеремонным, но Кирилыч сам вчера рассказал о том, как ошибся с подписью на завещании.

— Ложноположительные ответы в нашем деле возможны, — веско сказал Кирилыч. — А вот ложноотрицательных не бывает. Если руки не те, то они не те. Фшистко иначей, как говорят поляки. Все разное.

Жена у Кирилыча была житомирской полячкой. Кирилыч шутил, что она выпила столько его крови, что обрусела как минимум наполовину.

«Какой же я дурак! — упрекнул себя Михаил, закончив разговор. — Дурак и торопыга! Надо было взять образцы почерка у всех, кто постоянно бывает в доме, начиная с Яны и заканчивая Юрием! К любому делу надо подходить обстоятельно!»

Ничего страшного не случилось. Все равно в воскресенье снова придется встречаться с Кирилычем, чтобы передать обещанный вискарь. Можно привезти сразу три бутылки и новые образцы почерка. Но сколько-то времени будет потеряно… Честно говоря, Михаил был уверен, что в накладных расписывалась Тамара, и не сомневался, что экспертиза это выявит. А уж тогда можно было бы… Если бы да кабы. Теперь от былой уверенности не осталось и следа. Появилась другая уверенность — в том, что в накладной расписался кто-то из домашних. Логично, не так ли? Не охранник же от ворот прибежит расписываться!