Психоаналитик. Шкатулка Пандоры - Андрей Шляхов

— Здравствуйте, Олеся, — сказал Михаил наугад, так и не вспомнив точного имени массажистки.

— Леся, — поправила брюнетка, игриво поводя бровями, — так по паспорту. А вы — Михаил Александрович?

— Просто Михаил.

— Чем проще — тем лучше! — сверкнула белозубой улыбкой брюнетка. — Где вы будете меня опрашивать?

— На кухне наверное, — предположил Михаил.

— На кухне так на кухне! — в голосе Леси Михаилу послышалось разочарование.

Кухня была пустой. Михаил сел на диван, думая, что Леся сядет напротив, но она села рядом с ним, да не просто рядом, а прижалась к нему жарким упругим бедром и задышала в ухо мятным ароматом. Интимность выглядела недвусмысленно, и Михаил порадовался тому, что они здесь одни. Впрочем, на людях Леся, скорее всего, не вела бы себя столь непосредственно. Михаилу Леся совершенно не нравилась, потому что он не выносил вульгарности, но близость ее щедрого тела не могла не пробудить бессознательных плотских инстинктов, которые Михаил тут же попытался подавить.

— Пожалуйста, ответьте на вопросы, — попросил он, выкладывая перед Лесей листы и ручку. — Пишите, что первым в голову придет.

Поведение Леси выглядело многообещающим. Не в смысле сексуального продолжения (боже упаси!), а в смысле перспективной беседы. Ушлая дамочка Леся, сразу видно. Про таких иногда говорят — пробу негде ставить. Явно все подмечает, все замечает, обо всем имеет свое мнение. При более сдержанном поведении можно было бы пригласить ее встретиться в неформальной обстановке и разговорить как следует. Но этот номер не пройдет — приглашение будет воспринято совсем в другом смысле, и если эти смыслы не подтвердятся полностью, Михаил наживет себе врага. Заклятого. Оно ему надо? Совсем не надо. Так что придется уложиться в десять минут и не ходить вокруг да около, а спрашивать в лоб, прямо.

Почерк у Леси был красивый, буковка к буковке. Наверное, занятия массажем способствуют формированию хорошего почерка, хотя, по идее, должно быть наоборот — с устатку руки должны трястись. Или почерк — это сугубо наследственное?

Закончив с вопросами, Леся прижалась к Михаилу еще теснее и проворковала:

— А вы ученый, да? Случайно не академик?

— До академика мне очень далеко, — ответил Михаил, открывая портфель.

Леся положила руку ему на плечо, и в этот момент на кухню вошла Анна.

Немая сцена получилась короткой и выразительной. Анна гневно сверкала глазами, Михаил покраснел, хотя, в общем-то, повода краснеть не было, а Леся попыталась было вступить с Анной в поединок взглядов, но почти сразу же сдалась и ушла, не сказав ни слова.

— Кобель! — свистящим шепотом сказала Анна, и по глазам ее было видно, что она еще многое хочет сказать, но не имеет сейчас возможности.

Припечатала, пригвоздила, заклеймила, развернулась и ушла. И в каждом стуке ее каблуков отдавалось эхом: «Кобель! Кобель! Кобель!» Грубо и очень несправедливо.

Михаил мысленно вспомнил бойкую Лесю недобрым словом, посочувствовал детективам, которым, наверное, часто приходится попадать в подобные переделки, и пошел к Тамаре. Пора было начинать сеанс…

— А я вчера листала первоисточники, — начала Тамара, даже не поинтересовавшись тем, получил ли Михаил образцы почерка у всех, у кого собирался их получить. — Ваши первоисточники, психоаналитические. Увлекательное, должна сказать вам, чтение.

— А что именно вы читали?

— Историю болезни этой… как ее?

— Доры,[18] — подсказал Михаил.

— Да-да, Доры! Нудновато написано и туманно, но интересные мысли попадаются. Скажите, а Фрейд в самом деле плотно сидел на коксе или это сплетни, пущенные конкурентами?

— У основоположников не бывает конкурентов, — улыбнулся Михаил. — Только последователи. Да, Тамара, у Фрейда в самом деле был интерес к кокаину, многолетний интерес. Но в те времена кокаин воспринимался не как наркотик, а как безвредный стимулятор — и интерес был не столько бытовой, сколько медицинский. Он писал статьи о кокаине, рекомендовал применять его как местное обезболивающее и средство от депрессии и неврозов. Правда, впоследствии Фрейд изменил свое мнение, уже не восхищался кокаином и заявил, что прекратил его принимать. Но, как бы то ни было, его научные труды рациональны, прием кокаина на них не сказался. С чем-то можно не согласиться, на что-то по мере развития науки стали смотреть иначе, но все, что писал Фрейд, написано по уму. Это подлинно научные труды, а не бред наркомана. Кстати, у меня к вам будет одна просьба, точнее, даже рекомендация. Можно?

— Можно, — разрешила Тамара.

— Никогда не читайте специальной литературы по психологии. И популярную читайте с великим разбором. Нахватавшись «по вершкам» бессвязных знаний, можно причинить себе вред.

— Интересно, чем? — Тамара склонила голову набок и слегка приподняла брови — выражение внимательного недоверия.

— Тем, что вам начнет казаться, что вы разбираетесь в предмете, хотя на самом деле это не так. Вы начнете оценивать мои действия с профессиональной точки зрения, во всяком случае, вам будет казаться, что это так, непременно попытаетесь заняться самолечением и в итоге, вместо того чтобы, образно говоря, подцепить занозу, то есть проблему, за кончик и вытянуть наружу, затолкаете ее еще глубже.

— А что вы посоветуете читать? — с оттенком вызова спросила Тамара.

— Читайте что-нибудь легкое, — улыбнулся Михаил, — читайте серьезное, но не читайте специальной литературы. Не только по психологии, но и по медицине тоже. Самодиагностика и самолечение есть не что иное, как один из самых мучительных видов самоубийства.

— Не буду! — пообещала Тамара. — Сегодня же соберу эти вредные книжки и велю Яне бросить их в топку!

— Я не шучу, — посуровел Михаил. — Это очень серьезно. Мне попадались пациенты, интересовавшиеся психоанализом, как им самим казалось, на серьезном уровне. Ох, и трудно было с ними. И им со мной тоже было нелегко…

Читала она… Открыла и закрыла, так ничего и не поняв. А может, просто запомнила название, увиденное в Сети. И еще запомнила про Фрейда и кокаин. Конечно, это же так интересно!

Нет, потребностью в психоанализе, желанием разобраться со своими комплексами и избавиться от них здесь и не пахнет. Обманом здесь пахнет, вот чем… Непонятно только одно, зачем ей понадобилось начинать знакомство с признаний в ненависти к уже покойному брату. Неужели сдуру ляпнула?

«Не сдуру!» — ответил внутренний голос. А ведь точно — не сдуру! Такие, как Тамара, вообще ничего сдуру не делают. Это она поспешила продемонстрировать свою «великую» откровенность и «абсолютную» искренность. Мол, если уж я сама об этом говорю, то как меня можно заподозрить? Тонкий расчет. У нее вообще куда ни взгляни — одни расчеты, и все тонкие. Жаль, конечно, что всю эту логику к делу не подошьешь и в полицию с одними домыслами на обратишься. Как бы что-то существенное найти-нащупать?

— О чем вы задумались? — вмешалась в мысли Михаила Тамара.

Ай, как нехорошо! Мало того что задумался о постороннем во время сеанса, да еще и пациентка это заметила.

— Подумал, что бы можно было порекомендовать вам для чтения, раз уж вы интересуетесь психологией, — соврал Михаил. — Так, чтобы и интересно, и безвредно.

— Придумали что-нибудь?

— Могу порекомендовать «Эрос и цивилизацию» Герберта Маркузе. Серьезное чтение для вдумчивых людей. И нисколько не повредит нашему общению, потому что не побуждает к самоанализу. А кругозор расширяет хорошо. Записать где-нибудь?

— Спасибо, я запомнила. А вы сами, Михаил, книг не пишете?

— Нет, только статьи иногда. А еще думаю, что неплохо было бы на досуге написать детектив. Так, для собственного удовольствия.

Это была почти чистая правда. Когда-нибудь, действительно на досуге, Михаил намеревался засесть за детектив. Только не написать его, а дописать то, что не дописал Чарльз Диккенс, которому смерть помешала закончить «Тайну Эдвина Друда».

— Да, — кивнула Тамара, — конечно. Вы знаете столько чужих тайн, что материала вам хватит на много детективов.

— Честно говоря, тайны мне пациенты особо не поверяют, — ответил Михаил. — Так, мыслями делятся, не более того.

Так оно на самом деле и было. Ни один бизнесмен из числа пациентов не поведал, какими правдами и неправдами сколачивал он стартовый капитал. Ни один высокопоставленный чиновник не рассказал, как добрался до своего кресла и скольких конкурентов столкнул вниз. Даже про любовников и любовниц особо не рассказывали пациенты, разве что упомянут мельком.

— А вот я полностью откровенна с вами! — во взгляде Тамары читалась затаенная гордость. — Говорю все, что думаю…

Слова прозвучали как программное заявление и как намек на то, что если от психоанализа не будет Тамаре пользы, то виноват в этом будет только Михаил, не сумевший правильно интерпретировать материал.