Исчадия Ада. Предвестники апокалипсиса (СИ) - Максим Субботин

Отчего же до сих пор никто не взял столь радушно оставленный потенциал? Сколько веков… да что там веков – тысяч, а может, и миллионов лет он лежит под спудом неизвестности?

Сконева не покидало чувство, что он упустил нечто очень важное, нечто такое, без чего все увиденное теряло смысл. Нечто… Да! Как он мог не заметить сразу? Огромный тускло мерцающий кристалл, похожий на вытянутую призму. Он величественно вращался, многократно превосходя размерами самые большие звезды. Идеально–ровные грани, безупречно–прозрачные стороны. Лишь одна сторона покрыта какими‑то символами. Они отпечатывались на сетчатке, выжигались в мозгу. Таинственные, ни о чем не говорящие письмена тяготили, словно содержали нереальные по объему данные.

Внезапно Константин ощутил внутреннее неприятие. Иглу, столь безжалостно пронзившую его сущность, что‑то выдавливало обратно. И это «что‑то» действовало вопреки его собственной воле. Рядом возникло волнение.

Ничто не должно мешать процессу инициации! Ничто просто не в силах ему мешать!

Сконев чувствовал, как вместе с пронизывающей болью тают мелькающие перед глазами образы, как отдаляется столь близкая мощь, а на их место приходит нечто пугающее.

Нечто смотрело ему в самую душу. Чем‑то «нечто» напоминало ту теплую, ласкающую тьму, что объяла его в самом начале. Напоминало, но в то же время разительно отличалось. Сконев знал, что вызвал недовольство и наказания не миновать.

Смутные картины метались все быстрее, световые всполохи окрашивались яркими, ядовитыми красками. Игла в сознании раскалилась. Теперь она выжигала мысли и чувства, разрушала все, до чего могла дотянуться.

Константин горел. Еще немного – и даже то неосязаемое «ничто», которым он сейчас был, рассыплется в прах. А тогда не будет пробуждения, не будет вообще ничего.

В последних конвульсивных потугах он изгонял из себя смертоносную иглу.

Снова вокруг послышались голоса. Они кричали. Громко кричали. Их гомон резал слух. Они знали, на встречу с какими силами его послали. И они недовольны результатом. Что ж, это не так уж и важно. Теперь он знает хотя бы часть правды. И эта правда не страшна, она ужасна…

— Капитан… капитан, вы с нами?

Сконев открыл глаза. Взгляд сфокусировался не сразу. Лишь спустя примерно полминуты темные пятна над ним приобрели очертания знакомых лиц.

— Джек, не трясите меня, — прохрипел он. — Все нормально.

— Встать можете?

— Попробую…

Подняться удалось легко. Никаких неприятных ощущений, разве что небольшое головокружение, но и оно вскоре прошло.

— Узнали что‑то стоящее? — спросила аллари.

— Думаю, да. Но мне надо обдумать увиденное. Слишком много информации сразу. Сколько я был без сознания?

— Не больше пяти минут, — сказал Нил Джек.

— А будто целую жизнь прожил… Ладно, полагаю, нам следует поставить местную службу безопасности в известность о стычке у ворот представительства. Не более того. Оставаться здесь и участвовать в расследовании у нас нет времени. Но сам факт зафиксировать надо.

— Что с телами? — спросила аллари.

— Пока не знаю. Это может подождать? Не хотелось бы принимать решение сейчас. Со службой безопасности свяжусь с корабля. Тогда и определимся с телами.

— Уверена, свирши подождут.

— А как же я? — спросила Светлана Кривошей. — Что вы видели?

Как ни странно, но она стояла тут же – заплаканная, но говорила спокойно.

— Вы летите с нами, — не совсем поняв вопроса, ответил Сконев.

— Что вы видели? — повторила девушка.

— Я уже сказал – мне надо все осознать. В любом случае, повторное сканирование не требуется.

— Я должна знать! — глаза Светланы расширились, и она бросилась на Сконева с кулаками. Тот ошарашенно отступил, не ожидая подобного натиска.

— Куда! — успел среагировать Нил Джек. Он перехватил девушку за талию, рывком оттащил от капитана.

— Отпусти ее! — неожиданно для самого себя рявкнул Сконев, а потом вплотную подошел к Светлане. — В чем дело?!

— Я должна знать… должна знать… — ее всю трясло. — Это же не последствия гипноза. Так? Никакой гипноз не может вызвать такой реакции, и свирши не могут. Что у него… у нас в голове?

— Я не могу сказать наверняка… — замялся Сконев. У него не было никакого желания сейчас делать опрометчивые предположения. — Позже! Не сейчас! — добавил уверенно.

— Как вы не поймете?! Ведь со мной может случиться то же самое! Я права?! Что‑то сидит в моей голове и в любой момент может… может выбраться. Что, опять посадите меня в камеру и будете наблюдать?! — Светлана медленно пятилась. Тонкий налет спокойствия уступил место новой истерике.

— Капитан, я успокою ее? — вполголоса спросил Джек.

— Подожди… — отмахнулся Сконев. — А что ты предлагаешь? — обратился к затравленно озирающейся девушке. — Считаешь, на Нибиру будет лучше? Погибли люди. Погибли страшной смертью. Наша задача – понять, что случилось. Мне жаль, что так вышло с Ромом. Но, даже заранее зная о столь печальном итоге, я бы не раздумывая повторил сканирование!

— Дайте мне пистолет, — одними губами прошептала Светлана.

— Еще одна! — вспыхнул Сконев. — Одного добровольца нам мало! Кстати, где он?

Бишоп молча указал в сторону. Джи'м Скиф съежившись сидел на полу и смотрел перед собой в темноту круглого прохода.

— Он придет… придет за мной… уже скоро… — еле слышно шептал он.

— Понятно… — два нервных срыва в одной группе за какую‑то пару часов – это слишком. — Светлана Кривошей, возьмите себя в руки и попытайтесь вспомнить, что вы не на прогулку вышли, а находитесь на действительной службе Триумвирата человечества. Будьте любезны проявить хоть каплю сдержанности. Все, разговор окончен. Мы возвращаемся на корабль.

— Капитан, вы дадите мне десять минут? — спросила аллари.

— Да, конечно. А зачем?

— С моей стороны было бы неразумно настаивать на биосканировании и в итоге довольствоваться лишь вашим пересказом увиденного…

Глава 24

Последние дни слились для него в один непрерывный марафон. Удивительно неприятно чувствовать себя беззащитным. Ирвинд Николаевич Кривошей считал, что его семья занимает достаточно высокое положение и обладает значительным капиталом, чтобы обезопасить себя от конкурентов и завистников. На деле все оказалось иначе.

Упрямая девчонка! Что это? Юношеский максимализм, извечный конфликт отцов и детей?! Ирвинд Николаевич до сих пор помнил, в каком пребывал шоке, когда узнал, что единственная дочь подала заявление в академию космического флота Триумвирата. Перед ней были открыты все двери, ее с нетерпением ждали самые престижные университеты. А что выбрала она, чего в итоге добилась? Должности второго пилота на самом обычном шаттле! Позор! Как можно быть такой упрямой и глупой?

Но он сам глупее сто крат. Использовать родную дочь как прикрытие. Разумеется, кто станет серьезно обыскивать дипломатический корабль с полномочным представителем и родной дочерью одного из самых влиятельных людей Триумвирата? Ан нет. Нашлись такие. И что теперь? Он вынужден выполнять поручения, словно мальчишка–курьер на заштатной планетке. И проблема даже не в самом факте работы на какую‑то сверхсекретную организацию. Проблема в постоянном страхе. Ирвинд Николаевич боялся. Боялся каждый день: за себя, за близких, за дочь, с которой не общался уже почти месяц. Все просьбы о даже кратком сеансе связи пресекались на корню. Это злило, нервировало, но приходилось мириться.

Разумеется, Кривошей попытался самостоятельно выяснить местонахождение дочери. Тайком, опасаясь неосторожного действия, обратился к неофициальным каналам. Но результатов это не принесло. Все ниточки обрывались в системе Тасали.

Ирвинд Николаевич как мог тянул с подготовкой полета к системе Шрэя. Подумать только – выкрасть главную реликвию целой расы! И не у какой‑то пусть амбициозной, но относительно слабой типа крианцев, а у Домината ШрейЗиРэн. Чушь, верх идиотизма! Эти фанатики расщепят всю его команду на атомы прежде чем они смогут прикоснуться к святыне. На что рассчитывают его «наниматели»? Кривошей не понимал, но подготовку все же завершил.

Ирвинд Николаевич откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на широкий монитор. Сейчас на него проецировалось изображение со стартовой площадки, где шли последние предполетные работы. Здесь, в рабочем кабинете, климатические установки поддерживали комфортную температуру. А вкупе с отсутствием звуков извне создавалось впечатление изолированности. Иногда Кривошей включал тихую музыку, и тогда впечатление становилось полным. Сейчас он не хотел, не мог остаться один. Гул двигателей, лязг грузовых платформ, окрики людей – все это вырывалось из установленных в кабинете динамиков. Ирвинд Николаевич сам желал бы взойти на борт корабля и отправиться в Доминат, но ему дали понять, что этого делать не стоит.