Дневник смертницы. Хадижа - Марина Ахмедова

В обед к тете пришла соседка с четвертого этажа — Миясат. Очень неприятная женщина.

— Хадижа, — позвала тетя, — иди поздоровайся.

Соседка сидела на диване и вытирала лицо носовым платком. Глаза у нее маленькие, как будто мутные. Сама худая, щеки в красных точках, лоб весь потный. На ней было похожее на мешок темное платье, а голову закрывал платок на резинке. Не понравилась мне она. Когда я зашла в комнату, она приподнялась с дивана и поцеловала меня в щеку. Клянусь, у нее усы длиннее, чем у моего дяди. Так уколола она меня ими. Скорее бы мне выйти, чтобы щеку после ее мокрых губ вытереть, подумала я.

— Иди нам чай принеси, — сказала тетя.

Я вернулась в комнату с подносом.

— Фу, как у вас жарко… — говорила Миясат и вытирала со лба пот мятым носовым платком.

— Сейчас везде жарко, — ответила тетя, — больше тридцати градусов, ты что хочешь?

Миясат взяла конфету и стала пить чай. Она откусывала конфету и поправляла рукой платок на резинке, который постоянно сползал с головы и показывал жирные волосы. В городе живет, а такая грязная. Наши сельские женщины без горячей воды и то чистые всегда бывают.

— Не слышала, вчера к нам в подъезд участковый приходил? — спросила она.

Тетя взяла из вазочки конфету и стала медленно ее разворачивать.

— Патиматка тоже сдает квартиру всяким… — продолжала Миясат. — К ней он и приходил, видимо соседи нашептали, — шепотом сказала она.

— Проститутка, что ли? — Тетя наклонилась к ней и перестала разворачивать конфету.

— Хуже — закутанная.

— Аллах… Только этого нам не хватало, — Тетя закинула голову назад.

— Лицо у нее такое… Мрачная она какая-то. — Миясат положила руку тете на колено, тетя даже вздрогнула. — Ты Вагабу скажи… Пусть проверят.

— Развелось их по всему городу. В маршрутку как ни зайди, обязательно хоть одна сидит в тряпках. Всех же не проверишь.

— Всех не проверишь, и не говори… А эту пусть проверят от проблем подальше. Все-таки в нашем доме живет…

— Скажу, когда с работы придет.

— Клянусь, я ее один раз на лестнице встретила, она идет, вся черная такая, лицо еще такое. Я испугалась, клянусь, чуть инфаркт не получила. Я прыгнула от нее, чуть с лестницы не свалилась. И ты не поверишь, Зухра, так она на меня посмотрела, с таким гонором…

— Замотаются в свои тряпки и смотрят на всех свысока, как королевы. Ты кто по сравнению с ними? Они одни правильные, молятся, все лучше нас знают… — Тетя стала закручивать фантик в обратную сторону. — Страшно в одном доме с такими жить.

В это время в мечети запели азан, и от его первого звука тетя опять вздрогнула.

— Джамиля, слышала, второй женой пошла? — Миясат взяла еще конфету.

— Как? За кого?

— За Ахмеда, который лесом торгует. Ему тоже с первой женой не повезло, одного ребенка родила и вечно болеет. Зато такой дом он отгрохал. В наше время не стыдно второй женой быть.

— А я что, не говорила тебе, как он к ней по ночам приезжает? Говорила. Вагаб один день пришел, сказал, джип Ахмеда стоит возле нашего подъезда, я сразу догадалась. Хотя если честно, Джамиля тоже не особая красавица, — сказала тетя и повернулась ко мне, — не то, что наша Хадижа. Хадижа сейчас пойдет и принесет нам еще горячего чаю.

Я встала, взяла со стола чашки и пошла на кухню греть чайник. Чайник шумел, и я не могла разобрать, о чем они там говорят. Тетя меня специально выгнала из комнаты, чтобы я не слушала про этого Ахмеда, который по ночам приезжает к женщине, которая ему женой не бывает. У нас в селении с такой бы никто не здоровался, еще бы пальцами на нее показывали, а старухи в лицо плевали. Так бы она опозорила свою родню, что ни на ее родных, ни на двоюродных сестрах никто бы не женился. Но с другой стороны, у нас в селе не было ни одного мужчины, у которого было бы две жены. По Корану можно иметь четырех жен, но, если бы, к примеру, мой дедушка захотел привести домой вторую жену, моя бабушка выколола бы ей глаза. Чтобы вторую жену содержать, отдельный дом нужен. Это только городские могут позволить себе два дома. Я, например, никогда не стану второй женой. Старые девы или совсем страшные могут на такое соглашаться. Если мой муж попробует только на второй жениться, я отравлю ее, клянусь, отравлю!

Мне так интересно было еще послушать, о чем они говорят. Я сделала вид, как будто иду в коридор, на цыпочках подошла к двери в комнату, встала за бархатными шторами и стала слушать.

— Клянусь, можешь мне не верить, тогда у Фатимы спроси, она тебе расскажет — так и было, — говорила тихим голосом Миясат. — Умар сразу понял, что она зашитая. Потому что сестра Фатимы Алима еще раньше им предлагала свою родственницу, они не захотели, другую нашли. Алима на свадьбе, когда ее увидела, сразу узнала. Она к Умару подошла и сказала: «Ах, вот, значит, кого ты предпочел… Ну-ну…» Клянусь, не побоялась она ему это в лицо сказать, ты же ее знаешь. Он тогда забеспокоился. Давай спрашивать, про нее все узнавать. Стопроцентно она была зашитая. Через месяц они развелись.

Аман, какая еще зашитая? Кто ее зашил? Зачем? Эти городские сплетни для меня совсем непонятные. Совсем я в селении от жизни отстала.

— Хадижа, ты долго будешь?! — закричала тетя и заскрипела диваном.

Я неслышно бросилась назад в кухню.

— Иду! — крикнула оттуда.

Я принесла в комнату чашки и поставила их на стол перед тетей и соседкой.

— Не буду больше, от чая только потеешь. — Миясат снова вытерла лоб. — Я к сестре иду, она мавлид сегодня дает. Жизнь бежит, в один миг проходит…

Она вздохнула и встала с дивана:

— Вагабу скажи, не забудь…

Поверить не могу, что все так быстро прошло. Экзамены позади! Я поступила — и теперь студентка! Учусь на первом курсе факультета, на котором изучают иностранные языки.

Мы с тетей пришли к университету, там уже столько людей собралось. Одни машины, машины повсюду, и пройти невозможно. Женщины, мужчины — все важные, девушки в очень красивых одеждах.

Мы зашли в большое здание. Я буду учиться в другом, а это корпус экономического факультета, он рядом с продуктовым рынком. Тетя осталась у двери, а мне показали, куда идти. Ноги меня не несли. Я так перепугалась. Думала, сейчас зайду туда, где экзамены, и умру на месте..

В большой комнате было много столов, за которыми сидело по одному человеку. Еще была доска на стене, как в школе, перед ней стоял длинный стол, за ним сидели преподаватели — двое мужчин и три женщины. На доске были написаны мелом предложения. Я хорошенько запомнила только одно, потому что мне пришлось смотреть на него полчаса. Когда я его прочла, то поняла, что учиться в университете будет трудно, практически даже невозможно, потому что я совсем не понимаю язык, на котором в университете говорят. Если бы там говорили такими словами, как у нас в селении, тогда все понятно было бы… Зачем эти дурацкие слова? Все равно в жизни люди такими не разговаривают. Значит, учатся для того, чтобы из простого сделать запутанное? А я люблю по-простому жить, потому что, когда начинаешь запутанное распутывать, из него опять выходит простое, и тогда я не понимаю, зачем вообще учиться.

На всю жизнь я запомнила то проклятое предложение — «Идейно-композиционная функция лирических отступлений в романе А. С. Пушкина „Евгений Онегин“». Аллах, это на каком языке? Даже в Коране нет таких непонятных предложений, хотя в Коране много запутанных смыслов, которые могут распутать только мудрецы и по-настоящему верующие люди.

Преподаватели за длинным столом строго смотрели на нас, как старики на годекане. Они, наверное, самые умные и уважаемые люди в городе.

Передо мной лежали листы бумаги. Все что-то писали. Одна я была неграмотная, даже не понимала, что это за тема у сочинения. Про что мне писать?

Пушкин — это русский поэт, который давно умер, он стихи писал. У него няня была — Арина Родионовна. Эти русские имена такие смешные. Хотя если с другой стороны посмотреть, то имя Арина мне очень нравится, я, может быть, сама бы хотела, чтобы меня звали Арина Родионовна. Это лучше звучит, чем Хадижа Хасанова. Потом Пушкин умер, его убил какой-то человек, который хотел опозорить его жену. Но Пушкин, как настоящий мужчина, не стал терпеть и позвал его драться. У русских это дуэлью называется, у нас — местью. А Евгений Онегин кто такой, я не знаю. Даже первый раз такое имя слышу. Может быть, он тоже поэт, но мы такого в школе не проходили. Мы проходили, например, Махмуда из Кахабросо. Это был такой поэт, который на всю жизнь влюбился в дочь богатого человека — Муминат. Ее родственники не отдали дочь за него, потому что он был бедный, и выдали ее за другого. Он стал писать песни про любовь, про дагестанских женщин, про то, какие они красивые и гордые. Все стали передавать его песни из уст в уста, и даже забыли старые песни, так им нравились те, которые пел Махмуд из Кахабросо. Но одному князю это не понравилось. «Почему любят какого-то бедного поэта, когда все должны любить одного меня?» — подумал он и прогнал Махмуда из Кахабросо и из Дагестана. Через много лет Махмуд вернулся в Кахабросо уважаемым человеком, революционером, его уже все-все знали. Слава о нем поднялась на самую высокую гору, прошла в самое узкое ущелье и потекла по самой длинной реке. Муминат тогда замужем давно была. Махмуд тоже женился на девушке, которая была в тысячу раз красивее и моложе Муминат. Но все равно он продолжал любить одну Муминат, поэтому быстро развелся с той девушкой. Потом, если короче говорить, у Муминат умер муж, и она согласилась бежать с Махмудом из Кахабросо, но ее родственники узнали об этом и пригрозили, что убьют Махмуда. Она его тоже любила, поэтому не стала убегать. Они так и не поженились и, наверное, ни разу не поцеловались даже. Жалко так. Еще немного времени прошло, и Махмуда из Кахабросо убили — на каком-то пиру выстрелили ему из пистолета в затылок, потому что были такие люди, которым не нравилось то, что он всегда говорил правду. Хотели, чтобы он замолчал. Говорят, когда пуля уже вошла в затылок Махмуду из Кахабросо, он еще успел сказать: «Не думал, что сегодня мне смерть суждена». А вообще, если так смотреть, то Махмуд из Кахабросо с Пушкиным очень похожи: этого убили из пистолета — и того убили из пистолета, потому что они правду говорили. А кому правда понравится? Когда правду говоришь, люди нервничать начинают — обманы же им глаза не колят так, как правда.