Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Она была живой, эта крошечная судорога внутри, она билась в поисках выхода. Девочка чувствовала, как манит ее прошлое, то время, когда она была прежней Энни, а не чужачкой, так легко принявшей ее облик; время, когда ей незачем было защищать свое «я» и не нужно было искать способов обороняться; время, когда единственной связью с внешним миром и опорой была ее мать.

Потрясенная, девочка закрыла глаза и долго-долго сидела так. Потом убрала фотографии в коробку и засунула их обратно в саквояж.

Когда Энни вернулась в свою комнату, она уже не думала об Элис Хэвиленд.

В этот вечер, придя домой, Гарри увидел прежнюю дочь – жизнерадостную веселую девочку-подростка на пороге юности. Она поздоровалась с отцом, села рядом с ним на диване, пока тот читал газету, – она была уже слишком большой, чтобы устроиться, как прежде, на его коленях – и потом помогла миссис Дайон приготовить ужин.

Но позднее, умываясь и расчесывая волосы, Энни избегала глядеть в отраженные в зеркале почти прозрачные кошачьи глаза с мерцающими точками калейдоскопически меняющейся радужной оболочки.

На посторонний взгляд Энни ничуть не изменилась. И даже себе самой она не призналась бы в том, что стала другой. Тринадцатилетняя девочка не могла разобраться в обрушившихся на нее ощущениях. Но интуитивно Энни чувствовала: в ней живут два разных человека.

И в ванной комнате, оставаясь наедине с собой, Энни избегала смотреть в зеркало – она боялась заглянуть в свои глаза.

С этого дня в Энни открылась способность безошибочно угадывать чужие несчастья, и у нее обнаружился незаурядный артистический талант.

Она прилежно училась в школе, и, если ей казалось, что отметки занижены, не стеснялась прямо спросить у преподавателей, в чем причина. Их уклончивые осторожные ответы скрывали тот факт, что в ханжеском обществе Ричлэнда девушка из семьи с запятнанной репутацией просто не имела права соперничать с учениками из приличных семей.

Энни, улыбаясь, пожимала плечами и продолжала заниматься. Но теперь работала вдвое больше над такими предметами, как математика, физика и история, где знания и точные ответы не зависели от субъективных суждений. Вскоре у нее по всем предметам были отличные оценки.

Она была членом команд по плаванию и гимнастике и боролась за получение стипендии для поступления в университет.

Энни старалась не обращать внимания на то, что во время соревнования ее выступления встречались гораздо более сдержанными аплодисментами.

Если у девочки и болело сердце за то, что Гарри Хэвиленд, стоящий в толпе, видит холодность болельщиков, она не показывала это.

Она так и не поняла, что среди болельщиков соперничающих школ, где о репутации ее матери ничего не было известно, многие с восхищением засматривались на красивое лицо и идеальную фигурку Энни Хэвиленд – ведь она расцвела раньше и без сомнения была самой привлекательной девушкой из всех тех, которые родились здесь за последние тридцать лет.

Красота ее бросалась в глаза, но почему-то ни сама Энни, ни соседи Хэвилендов словно не замечали этого. В глазах жителей Ричлэнда внешность Энни служила лишь постыдным напоминанием о прошлом матери. И когда девушка гляделась в зеркало, то отводила глаза от нежно-фарфоровых щек и стройных ног, как когда-то от глядящих в душу глаз, казавшихся мистическим озером, содержащим тайны, которых лучше не знать.

В такие минуты Энни отворачивалась от зеркала и старалась сосредоточиться на повседневных делах, на мире вокруг нее, неприязнь которого она отказывалась принимать.

Подвергнутая остракизму со стороны девушек из семейств Даулингов, Макмилланов и их окружения, после школы она либо занималась гимнастикой, либо шла домой. Прыщавая Жанин Спенсер оставалась единственным другом Энни.

Девушка находила тысячу предлогов, чтобы объяснить Гарри, почему ее не приглашают на вечеринки и танцы, и даже сумела отвлечь внимание отца от того странного факта, что после трех лет учебы в высшей школе ни один мальчик не пригласил ее на свидание.

Учеба, спорт и домашние обязанности отнимали почти все время, и все-таки Энни сумела найти еще одно занятие – записалась в театральный кружок и играла эпизодические роли в студенческих спектаклях. Как-то ей даже выпала удача сыграть Лауру в «Стеклянном зверинце» Теннесси Уильямса.

Незаменимая руководительница кружка мисс О'Киф сумела сделать так, что сам знаменитый драматург поздравил студентов с премьерой. Телеграмма Уильямса привела в полный восторг и трепет маленькую труппу.

Вечер прошел, как во сне. Энни не только стала центром внимания зрителей, среди которых был и Гарри Хэвиленд, но и неожиданно для себя обнаружила, что своей игрой может держать зал в напряжении в продолжение всей пьесы.

Аплодисменты были оглушительными, хотя, возможно, вызваны скорее сочувствием, чем восхищением, но Энни их почти не слышала. Она была словно в тумане. В эту единственную ночь в ее жизни девушка, защищенная от обстоятельств собственной жизни тем, что играла роль другого человека, чувствовала себя совершенно свободной. Энни и не догадывалась, что все эти годы оттачивала свое актерское мастерство, в совершенстве научившись скрывать свое несчастье и его причины от Гарри Хэвиленда, здоровье которого с каждым днем ухудшалось. Гарри бледнел и худел с каждым днем.

Так шло время. Единственным большим огорчением Энни было то, что в начале предпоследнего семестра ее не приняли в Общество национальной чести, несмотря на средний – за три года – балл 3,49, который ей удалось получить у неохотно сдавшихся преподавателей.

И хотя у большинства членов общества оценки были хуже, они отвергли Энни тайным голосованием на том основании, что «она не внесла значительного вклада в социальную и общественную жизнь города».

В этот вечер Гарри впервые увидел слезы в глазах дочери. Когда он спросил, почему Энни плачет, она солгала, что прочитала сентиментальный роман с грустным концом, и нежно обняла отца, чтобы отвлечь его внимание.

Похлопав дочь по плечу, Гарри кивнул, хотя не поверил ни единому слову. Но чем он мог помочь ей?

За две недели до церемонии окончания школы Гарри пришлось лечь в больницу. Лекарства, которые Гарри принимал вот уже десять лет, чтобы побороть хроническую сердечную болезнь сердца, оказались бессильны.

Но Гарри успел поздравить дочь с окончанием школы. Он подарил ей кулон из слоновой кости в виде солнечного диска.

– Ты всегда будешь для меня солнечным лучиком, принцесса, – прошептал он, стискивая пальцы Энни слабой рукой. – Пусть это солнышко станет твоим амулетом, доченька.

Энни отправилась на церемонию без отца, а вернувшись домой, застала миссис Дайон в слезах. Звонили из больницы. Гарри Хэвиленд скончался.