Танцовщица для небесного бога (СИ) - Лакомка Ната

Разочарование от этого было таким огромным, что Анджали едва не пропустила поклон музыкантам, когда они начали играть гимн Агни. Но она почти сразу же попала в такт и успела сделать второй поклон и третий — зрителям.

Как же их много!

Стоя на сцене одна, лицом к лицу с толпой, Анджали в первое мгновение почувствовала страх. Но вина рассыпала серебристые капли звуков, и барабаны стучали, как сердце, и ноги, на которые наставница надела браслеты с бубенчиками, сами притопнули, отбивая ритм.

Анджали помнила слова гимна наизусть, и начала первый танец — танец подношения цветов, испрашивая благословения у бога огня.

Агни призываю я — во главе поставленного

Бога жертвы,

И жреца обильнейшесокровищного.

Сначала — игра бровей, потом — игра взгляда, потом изящный поворот головы… Танцовщица, словно распускающийся цветок, оживала под взглядами зрителей.

Если кто тебя, о Агни,

Как вестника, о бог, почитает,

Стань его покровителем!

Гимн был об Агни, но мысли танцовщицы занимал вовсе не бог огня. Анджали утешилась, что Шакра все равно увидит ее божественным взором — ведь известно, что царь богов имеет тысячу глаз, а значит, он не может не увидеть арангетрама той, которой обещал, что будет ждать ее сваямвары.

Она станцевала вдохновенно, нигде не ошиблась, не отстала и не поспешила, следуя за ритмом. Высыпав лепестки на статуэтку бога Агни, Анджали внутренне возликовала — ни один лепесток не прилип к ладоням, и все они остались свежими душистыми.

Музыка закончилась, танцовщица вышла на поклон, чтобы получить причитающиеся ей восторги. Зрители хлопали, боги довольно кивали, но… но не так бурно, как Джавохири.

Анджали скрылась за занавесом и сразу оказалась в объятиях Сахаджаньи, которая повела ее в комнату. Навстречу им попалась Джавохири — уже освежившаяся, с переплетенной косой, привязанной к поясу золотым шнуром.

Она улыбнулась Анджали — насмешливо, с превосходством, и выпорхнула на сцену. Зазвучала музыка, и раздался дробный и четкий звон ножных браслетов — это танцовщица начала пляску ветра. И почти сразу же зрители взвыли от восторга, как войско ракшасов, завившее сокровища небесных царей.

— Идем, надо причесать волосы и закрепить косу… — Сахаджанья потянула Анджали прочь.

В танце ветра много поворотов, движения постепенно убыстряются, и тяжелая коса, украшена подвеской, может ударить достаточно сильно и заставить потерять равновесие. Поэтому перед вторым выходом на сцену волосы заплетают особенно плотно и привязывают ее к поясу.

Второе выступление короткое, надо успеть с прической, но Анджали остановилась у занавеса, хотя наставница дергала ее за руку, призывая уйти.

— Не смотри! Не смотри! — шипела Сахаджанья, но справиться с ученицей, которая вдруг словно обрела силу десяти слонов, не смогла.

Анджали отодвинула краешек занавеса, чтобы посмотреть на соперницу.

То, что она увидела, повергло ее в ужас и едва не заставило заплакать от зависти.

Она совершенно несправедливо назвала дайвики Урваши недостойным учителем. За несколько месяцев дайвики сотворила чудо — она сделала из Джавохири танцовщицу, изяществом превосходящую богинь! Танец она исполняла, как исполняла бы его речная волна, которую колышет ветер. Все ее тело будто стало водой — текучей, гибкой, сильной, покоряющей одним движением… Это было даже не мастерство, не искусство — это было нечто большее…

Наставница Сахаджанья с силой дернула занавес, заставляя Анджали отвернуться от пленительного, но такого болезненного зрелища. И на сей раз ученица позволила себя увести.

В комнате, где уже был разложен на грубой ткани алый костюм, служанка опрыскивала пол душистой розовой водой.

— Оставь нас, — велела Сахаджанья, и служанка тут же шмыгнула вон.

— Поэтому на вас лица не было, когда вы вернулись… — сказала Анджали, все еще под впечатлением от увиденного.

— Удивительно, как многому Урваши смогла ее научить, — ответила тихо Сахаджанья, переплетая косу Анджали и украшая ее свежими цветами.

— Когда она не танцует и просто идет, ее ножные браслеты не звенят…

— Не думай об этом, — наставница так туго затянула пряди, что Анджали зашипела от боли. — Просто танцуй!

— Она не танцевала, — возразила девушка, — она жила в танце… Она стала водой…

— Приди в себя! — Сахаджанья вдруг больно ткнула ее шпилькой в запястье.

Анджали вскрикнула и уставилась на капельку крови, выступившую на белой коже. Джавохири превратилась в воду… Наверное, потому, что ее арангетрам угоден богине Ганге. А она, Анджали, думала вовсе не о боге Агни… Она думала о господине Шакре… Но если состязание будет проиграно, господин Шакра навсегда будет потерян… Лоувики не позволят появиться в божественного городе Амравати…

Тем временем Сахаджанья подправила чуть расплывшуюся краску на лице ученицы и привязала косу, затянув золотой шнур на два узелка, чтобы точно не развязался в танце.

— Идем! — поторопила она Анджали. — Как бы то ни было — сделай все, чтобы твой арангетрам был угоден богам!

Снова занавес поплыл в сторону и сияющая Джавохири проскользнула в темноту коридора, едва не столкнувшись с Анджали.

Взгляды соперниц встретились. Анджали ждала привычных обидных слов, но Джавохири вдруг усмехнулась — снисходительно, с презрением, и ничего не сказала.

Анджали оглянулась ей вслед, но наставница уже подталкивала девушку в спину, потому что уже зазвенели колокольчики, объявляя начало нового танца.

В этот раз Анджали вышла на сцену, как одинокий воин, встретивший в поле вражеское войско. Теперь зрители не казались ей союзниками — наоборот, они были врагами. И даже боги не смотрели на нее с прежней благосклонностью. Как танцевать, если все только и ждут твоего провала? Как бороться, если все уверены, что ты проиграешь?.. И ты сама почти в этом уверена…

Музыканты заиграли, и ноги привычно повторили ритм три и четыре — та ди нам, такун тари кита така…

Сейчас она станцует, как раньше — правильно, очень чисто, не совершив ни единой ошибки, но по сравнению с танцем Джавохири это будет выглядеть блекло, даже жалко…

И все ждут ее провала…

Анджали сложила ладони, приветствуя зрителей, и браслет, скользнув по руке, задел пораненное шпилькой место. Боль заставила все страхи отступить, танцовщица вскинула глаза, бросая вызов толпе, что с жадным любопытством следила за ее провалом. Все они — гандхарвы, апсары — казались безликими и серыми, но в первом ряду стоял мужчина в алом тюрбане, и этот цвет встряхнул Анджали сильнее, чем боль. А потом будто алая шелковая нить протянулась к сердцу — кто-то в этой толпе смотрел на нее совсем иначе, чем другие. Это было тепло, даже горячо, и кто-то страстно желал ее победы!..

— Та-ди-нам! — отчитывал ритм старший музыкант-наттуванар, пристукивающий особым музыкальным инструментом — манджирой, металлическими тарелочками, помогающими не сбиться с ритма.

Наставница Сахаджанья ахнула, когда поняла, что ученица меняет рисунок танца прямо на сцене.

«Та-ди-нам!» — и на каждый счет Анджали пристукнула пятками по два раза.

«Такун-тари-кита-така!» — и снова на каждый счет танцовщица успела сделать по два движения.

Зрители завопили от восторга, а господин Кама даже вскочил на своем ложе, прихлопнув в ладоши.

— Она не выдержит такого темпа! — сказал кто-то из младших богинь, но Анджали уже не слышала ничьих слов.

Пусть Джавохири — вода, пусть танец ее так плавен и текуч, что завораживает, завлекает, словно водоворот.

Ее танец будет другим — настоящим огненным. Чтобы сцена запылала!..

Бубенцы на ножных браслетах звенели так, что казалось чудом, как они не оторвутся, а в саму танцовщицу словно вселилась ракшаси — демоница.

Даже среди богов произошло замешательство — многие встали, чтобы лучше видеть удивительный танец, что уж говорить о простых горожанах!.. Пыл танцовщицы заразил и музыкантов. Наттуванар бешено звенел серебряными тарелочками, все убыстряя и убыстряя темп, но на каждый его счет Анджали успевала сделать два движения, и это было почти чудом!..