Наследники Че Гевары - Андрей Манчук

Благодаря специфике работы Нины Николаевна хорошо знает жизнь Новобогдановки. По дороге она показывает нам брошенные хаты. Владельцы продали их за бесценок, на стройматериалы, и в буквальном смысле бежали из села. Во многих жилых домах окна покрыты все тем же полиэтиленом — надоело вставлять новые стекла. Кое-где видны трещины — другие последствия взрывной волны. Не всем под силу выдержать жизнь под «бомбежкой». По словам сельчан, здесь резко участились случаи заболеваний — от онкологии и до психических расстройств. Десятилетнюю дочь соседки Тамары Квитко накануне увезли на обследование в психоневрологический диспансер, а маленький ребенок одной из подруг Нины Бондаренко на три дня лишился способности говорить. Новобогдановцы стараются вывезти детей к родне, подальше от военных кошмаров. Село потеряло почти четверть своего «довоенного» населения. Улицы на его окраинах густо поросли ядовитой амброзией. Эти огромные сорняки стали красноречивым символом разрушения и беды.

Люди Новобогдановки доведены до крайних пределов. Многие из них не верят официальной версии о самопроизвольном поджоге складов. «У нас же на огородах трава не горит! Почему же она там все время горит, на полигоне?», — спрашивает Тамара Квитко. Кое-кто из сельчан дает ответ на этот вопрос. Комментируя недавние сообщения в прессе — о том, что взрывы вполне могли быть попыткой скрыть недостачу проданных «налево» боеприпасов, они пересказывают слухи: снаряды действительно сдавались на металлолом. По словам других новобогдановцев, боеприпасы могли отправляться и дальше — в Ирак и Чечню. А сами взрывы якобы всегда начинались в канун плановой проверки боеприпасов. Сельчане с ностальгией воспоминают образцовый порядок, которым славились эти склады в прежние годы.

Через три дня после возобновления взрывов здешние женщины, взяв на руки детей, перекрыли железнодорожный переезд. Участники акции требовали в полной мере возместить им материальный и моральный ущерб от трехлетних «бомбежек», а также, ликвидировать склады или же отселить людей, предоставив им жилье в других местах Украины. Среди других требований — бесплатное обучение в вузах для детей поселка, а также бесплатное лечение и оздоровление для его жителей. Новобогдановцы намерены добиваться, чтобы их приравняли к участникам войны — благо их положение дает на это полное право.

К блокирующим дорогу сельчанам подвезли ОМОН и вице-премьера Клюева, который не дал людям ничего, кроме очередных обещаний. Президент Ющенко накануне открыл расположенный поблизости археологический заповедник, но так и не нашел минутки, чтобы заглянуть в Новобогдановку. После перекрытия дороги неизвестные в милицейской форме развесили по селу листовки, угрожая уголовным делом за новые попытки акций протеста.

Министерство внутренних дел, которое выступило спонсором бутафорского «махновского» фестиваля в соседнем Гуляй-Поле, играет с огнем — ведь настоящие потомки махновцев не собираются отступать. Эти мужчины, женщины, подростки, представляли собой разительный контраст с пошлой столичной богемой, съехавшейся попить пиво и почитать стишки в местах революционной славы Украины.

«Может, они думают, что мы тут привыкнем и «втянемся»? Да невозможно привыкнуть, когда бомбы на голову летят и стены трясутся! И так — каждый год. Давно пора переименовать нас в «Новобомбежку», — говорят нам в забегаловке у железной дороги, где собираются жители «прифронтового» села. Они намерены продолжать протесты до полного удовлетворения своих справедливых требований.

После дня в Новобогдановке мы заехали на КПП воинской части, расположенной в районе складов боеприпасов. Там стояли полевые кухни и новенькие, с иголочки, палатки МЧС, достижения которого скромно демонстрировались на специальных фотостендах. Рядом работал компьютеризованный мини-пресс центр. «Взрывы? Сегодня? Вы что, ситуация под контролем!» — честно смотрел нам в глаза один из «огнеборцев». Похоже, чиновники всех мастей ждут, когда в этих местах грянет очередной по счету — социальный взрыв.

Я часто приезжал на «Криворожсталь», и каждый раз все больше впускал в себя это место. В девяносто девятом мы протестовали здесь против сокращений рабочих. Впервые бродили по территории комбината, среди золотых искр и сплетений мартеновских труб. Зимой две тысячи второго, в сладкую южную оттепель, стояли на проходных в поддержку независимого профкома, Летом 2004-го митинговали против первой приватизации комбината Ахметовым и Пинчуком, а уже вскоре, в конце пятого года — против его поглощения корпорацией Лакшми Миттала. Тогда мы в последний раз видели «Криворожсталь» — сегодня завода с таким названием больше не существует. Старую марку сменило фирменное тавро хозяина: «Миттал Стил Кривой Рог».

Новое имя еще непривычно, и мы все так же твердим знакомое: «Криворожсталь». При одном этом слове мускульная память заученно повторяет движение руки, передающей листовку в чьи-то другие, торопливые руки. Один, два, двести, тысячу раз. Пятьдесят тысяч рабочих круглосуточно пересекают здешние проходные, каждая из которых известна и памятна левому активисту. Это особое место. Самый большой завод в Украине. Самое главное национальное достояние нашей бедной страны — вкупе с приписанными к нему геологическими сокровищами Украинского кристаллического щита. От железной руды до яшмы, оникса и «кошачьего глаза».

Кривой Рог. Районный центр на полмиллиона жителей. Невообразимо длинный, на сто двадцать километров, город. Он длинной змеей вытянулся в степных балках у реки Ингулец, от рудника к руднику, от разреза к разрезу — но так и остался хаотичным скопищем рабочих поселков, объединенных в единую адми-нистративную агломерацию. Город со ржавой окалиной на стенах старых домов. С синими и оранжевыми дымками над батареями коксохима. С подземным трамваем, плотно запакованным усталой, агрессивной толпой, лязгающим громче любой подземки на этой планете.

Тополиные дворы рабочих кварталов, застройки шестидесятых годов, утонувшие в буйной зелени. Жилмассивы восьмидесятых — белые острова в рыжей степи, центр движения «бегунов», несчастных подростков из темного времени девяностых. Они на бегу разбивали молотками витрины первых коммерческих магазинов, где не могли отовариться их сидевшие без зарплаты отцы. Проститутки на каждом углу — многие тысячи, целый комбинат наподобие «Криворожстали». Оцепеневшие наркоманы — каждый в своем маленьком, быстротечном раю. Новые станции трамвайной подземки — блестяще выполненные в конструктивном стиле, они смотрятся здесь объектами из иного мира. Пришельцы, которые прилетели сюда посмотреть, что смогли сделать с собой эти странные люди, добровольно загубившие свою жизнь.

Это прекрасный город. Я бы возил туристов именно сюда — не во Львов и не в Ялту. Здесь, в Кривбассе, где сто лет кряду ковался сплав правобережного украинского крестьянства и пролетариата восточных областей, можно лучше всего понять и узнать Украину. Ясно увидеть ее будущую судьбу. Заглянуть внутрь, в нутро этой земли — в буквальном смысле этого слова.

Чтобы сделать это, мы ехали на запад, за заходящим солнцем — в карьеры.

Когда-то здесь было безлюдно. Козак-зимовщик дробил руду в балке, где среди трав пробивались наружу большие бурые камни. Сурок-байбак смотрел на него вытянувшись по струнке, тревожно посвистывал среди степной тишины. Он будто предчувствовал то, что мы видели здесь сегодня. Полукилометровая пропасть, окруженная серпантином дорог, в дымном мареве пыли, в бликах прожекторов — там, внизу, уже давно началась ночь. Двухсоттонные «БелАЗы», подвижные громады шагающих экскаваторов, загружающие в них руду и породу. Непрерывное круговое движение — день и ночь, в любую погоду. Мерный грохот камней. Вскоре им суждено превратиться в жидкий металл доменных печей, а затем застыть в конструкциях зданий и механизмов.

Я представлял себе банковские счета миллиардера Лакшми Миттала. Электронное табло, на котором ежесекундно меняются цифры. Взмах ковша экскаватора — новая толика прибыли в карман собственника. Богатейший капиталист Соединенного Королевства, второй номер в списке самых успешных паразитов планеты. Он богатеет за счет нашей земли и труда живущих на ней людей.

Солнце проваливалось за горизонт этой огромной ямы. По краям ее чаши плыл запах степных трав, чабреца и таврийской полыни. Под ногами звенели звезды, нападавшие в бурьян прошлой, душной и ясной ночью, Чтобы попасть сюда, мы прошли ГОК с грохотом вагонеток, звенящих, как в немом фильме «Одиннадцатый» у Дзиги Вертова. Синие цветы оттеняли рыжие вагоны с рыжим железняком. Кудлатая собака довела нас до края пропасти, и уселась неподалеку с гордостью хозяина этих мест. Что же, она заслужила это звание больше Миттала, наложившего на них свою лапу.