Черное Таро - Андрей Николаев

Корсаков открыл глаза. Видимо, он заснул, положив голову на руки. Камин почти прогорел, угли, багрово тлеющие в темноте, подернулись серым пеплом. Зевнув, Корсаков приподнял голову. Ему показалось, что повеяло сыростью, словно кто-то открыл окно в холодную ночь. Он оглянулся. В углу, на границе света и тени, стояла женщина в пышном платье с глубоким декольте. Светлые волосы, убранные в высокую прическу открывали стройную шею. Глаза ее были печальны и казалось из них вот-вот прольются слезы.

— Анна? — прошептал Корсаков.

Женщина поднесла палец к губам, требуя молчания.

Глава 7

Всю ночь Корсаков сидел возле камина, подбрасывая дрова и боясь хоть на минуту сомкнуть глаза. Делириум тременс как раз и начинается на второй-третий день после запоя, когда думаешь, что самое худшее уже позади. В том, что видение девушки в старинном платье — последствия пьянки, он не сомневался. Если это не белая горячка, то что?

Он пил остывший чай, курил, выходил на улицу, если чувствовал, что засыпает. В вершинах лип бродил ветер, сквозь рваные облака, чуть подсвеченные округлившимся месяцем, проглядывали звезды.

От кого он спрятался у Пашки? От ментов? Если захотят найти — найдут. Он не шпион и не террорист, чтобы залечь на дно, да и не выдержит он такой жизни: прятаться, уклоняться от расспросов Воскобойникова, как ни в чем ни бывало шутить с Мариной. Не лучше ли поехать в Москву, заявиться с повинной… то есть не с повинной, а так: прослышал, мол, что ищут меня в связи с пожаром, так я ни при чем. Вот, хоть у Федорова спросите, участкового нашего. Мы с ним как раз в тот вечер и бухали. А потом встречался я с уважаемым человеком, банкиром, и еще присутствовал известный художник Шестоперов. А когда я вернулся домой, там уже горело вовсю. Испугался, сбежал, извините, больше никогда! Трофимыча убили? Ай-яй-яй… вот так ходишь, ходишь… Надо же беда какая! Банкир с Леней про коньяк заикаться не станут — принимая во внимание цену напитка, это уже не спиртное, а клад и принадлежит он государству.

Если правильно повести дело, то отбрехаться можно. Жилье найдем. На том же Арбате еще сколько домов пустует. От ментов отобьемся, откупимся, а от тех, других? Они и спрашивать ничего не станут, хотя нет, спросят: куда коньяк унес, падла? Это если обычные бандиты и все дело в коньяке, а если… ох, плохо это дело попахивает. Чертовщиной, мистикой. Но уезжать надо — Пашку и Марину подставлять не стоит.

Да, решено, надо возвращаться в Москву. Если милиция меня здесь найдет — начнут Пашку трясти, Марину, а у Пашки и так сердце ни к черту, а уж если те найдут… Не надо было вообще сюда ехать! Как обычно, жопой думаешь, Игорь Алексеевич, а не головой.

Приняв решение, Корсаков вдруг ощутил, что напряжение последних дней отпустило его. Вернувшись в дом, он разбил угли в камине и пошел спать.

Разбудили его голоса за окном. Встав с кровати, он выглянул во двор. Судя по всему приехала новая бригада работяг и Воскобойников уже давал указания бригадиру.

Умывшись на кухне, Корсаков вышел на улицу. Утро было солнечным и тихим. Из-за угла дома показался Павел, взмахом руки приветствовал Корсакова.

— Как спалось?

— Как младенцу, — похвалился Корсаков, — вот что значит свежий воздух. А где Марина?

— Бегает где-то.

— Не понял.

— Чего тут не понять, — ухмыльнулся Воскобойников, — бегает она по утрам. Бег от инфаркта, слышал? Она и меня постоянно с собой тянет. Сегодня удалось отбиться — мужики приехали, надо было объяснить, что к чему. Ну вот теперь ты с ней и будешь бегать по утрам.

Корсаков вздохнул — не хотелось огорчать друга, но придется.

— Паш, я, наверное, поеду в Москву.

Воскобойников вытаращил глаза и сразу стал похож на вырезанного из коряги лешего.

— Ты чего? Только же приехал.

— Понимаешь, я тут подумал ночью. Нельзя мне скрываться сейчас. После пожара искать меня будут…

— Да фигня все это, — махнул рукой Павел, — рассказывай, что еще случилось.

— Соседа моего убили.

— Владика, — ахнул Павел.

— Нет, Трофимыча. Он на первом этаже жил. Если коротко: мы с ним подрядились стены ломать в старом особняке. Ну, я отлучился примерно на час, полтора. Прихожу, а он убит. Я это время провел с нашим участковым, так что алиби есть, но если спрячусь — убийство повесят на меня.

— Да-а, — протянул Павел, — и вправду черная полоса у тебя. — Он помолчал, покусал ус, обдумывая сказанное, — надо ехать. Мой тебе совет: позвони участковому прямо с вокзала. Договорись о встрече. Мужик-то нормальный?

— Хороший мужик, — кивнул Корсаков.

— Ну вот. Поговоришь с ним: так, мол, и так. Если он тебе алиби обеспечит — иди, сдавайся. Ну, а если почувствуешь, что он крутить начинает — сразу возвращайся. Перекантуешься у меня, а потом что-нибудь придумаем.

— Спасибо, Паша.

— А-а, ерунда, — отмахнулся Воскобойников, — сейчас Марина вернется, позавтракаем, проводим тебя на станцию… эх, не успел ты ее окрутить!

— Я ее не буду окручивать, Паша, — покачал головой Корсаков, — даже и не попытаюсь. Вот ты мне совет дал, позволь и я тебе кое-что скажу: если ты упустишь эту женщину — ты самый большой кретин, какого я знаю. Она же в тебя влюбилась, дурачок.

Воскобойников оторопело похлопал глазами.

— Не может быть, — неуверенно возразил он, — просто засиделась в девках, вот и вешается на шею, кому ни попадя.

— Паша, когда я насчет баб ошибался? — спросил Корсаков.

— Ну-у… — задумался Воскобойников, — а может ты в последнее время нюх потерял?

— Нюх, как у собаки, а глаз — как у орла, — процитировал Корсаков. — Что тебя беспокоит? Тебе даже делать ничего не придется, ты только покажи, что она тебе не безразлична. Марина — женщина деловая, она сама все сделает: и в любви объяснится и руку и сердце предложит. От тебя же, слона малохольного, такого не дождешься, — Корсаков ткнул приятеля в объемистый живот, — на свадьбу только не забудьте позвать.

У Марины была старая «Нива» — она стояла за бытовкой и Корсаков ее вчера не заметил. Его подвезли до платформы электрички. Марина, как видно, что-то почувствовала: весь путь до станции она сосредоточенно глядела на дорогу, была молчалива и серьезна. Воскобойников наоборот сыпал шутками, рассказывал забавные случаи из студенческой жизни, но получалось у него натужно, будто за шутками он хотел спрятать беспокойство.

На платформе электрички Корсаков отвел Марину в сторону. Воскобойников за ее спиной умоляюще сложил руки, потом погрозил кулаком, но Игорь только усмехнулся.

— Марина, скажите, вы любите Пашку? — спросил он, внимательно глядя ей в глаза.