Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и хорошо, ответила Дайана и добавила, что она себя ответственной тоже не считает, а извинялась всего лишь из вежливости.
Новый пациент появился в моем кабинете в два сорок пять, и к тому времени сломанная рука успела доставить мне массу неудобств. В приемной мы обменялись неуклюжим рукопожатием — он протянул правую, я левую — и направились по коридору к моему кабинету. Обычно эта прогулка не занимает больше десяти секунд. Все это время я мысленно ругал себя за небольшую ошибку, которую допустил накануне, когда записывал его имя в регистрационный журнал.
Человек, устроившийся напротив меня, вовсе не был Томасом Куном, как значилось в журнале. В действительности это был Томас Клун, бывший заключенный, выпущенный из тюрьмы совсем недавно, после того как тест ДНК поставил под сомнение его виновность в жестоком убийстве, имевшем место в округе Парк в конце восьмидесятых.
Я уже не помнил, спросил ли Клуна о том, кто порекомендовал ему обратиться именно ко мне. Наш телефонный разговор длился совсем недолго.
Наверное, нет. Конечно, нет. Потому что накануне моя профессиональная форма оставляла желать лучшего.
— Чем могу вам помочь? — спросил я после того, как посетитель, похоже, освоился в предложенном ему кресле.
Обычно я всегда начинал с этого вопроса.
— Вы знаете, кто я? — спросил он. В его голосе звучала надежда. Ему явно не хотелось рассказывать о себе.
— Да, мистер Клун, знаю. — «Я не знал вчера, когда вы звонили, но знаю теперь». — О вас рассказывали в новостях.
— Тогда вы, наверное, представляете, чем можете мне помочь.
— Я могу лишь предполагать, но по собственному опыту знаю, что догадки часто бывают ошибочны.
Он поджал губы и шумно выдохнул.
— Вообще-то обратиться к вам не моя идея.
Я ждал продолжения. Не исключено, что присутствие мистера Клуна в моем кабинете объясняется необходимостью выполнить решение суда, хотя мне было трудно представить, какие именно юридические обстоятельства могли побудить суд прибегнуть к такой мере. Пока он молчал, я, пользуясь паузой, рассмотрел своего нового пациента. Одежда на нем, похоже, новая. Шорты с накладными карманами появились уже после того, как Том отправился за решетку. На ногах — шлепанцы.
Выглядел он, на мой взгляд, несколько располневшим, как человек, долгое время принимавший стероиды. Несколько лет назад я проводил кое-какие консультации в лагере Джордж-Уэст и именно там узнал, что заключенные, отбывая срок в тюрьме, часто набирают лишний вес. Причина — недостаток физической активности и далекий от идеального режим питания. Больше всего Том Клун походил на спортсмена-любителя, баловавшегося время от времени штангой, но в прочих отношениях опустившегося.
— Я живу сейчас с дедом. Мы заключили что-то вроде договора, и он настаивает на том, чтобы я прошел курс терапии. Человек он хороший, но немного упрямый. Послушайте, я вовсе не хочу сказать, что мне не нравится его предложение, но, по-моему, лучше, если вы с самого начала будете в курсе всех обстоятельств.
Я не спешил с ответом, ожидая, что выведаю дополнительные детали. Может быть, я знаю его деда, и, может, это он отправил внука сюда.
— Ну и раз уж я здесь, то почему бы не использовать время с пользой? Мне надо ко многому привыкнуть. Здесь все так странно. Я имею в виду на свободе. Не хочется на чем-то споткнуться, сделать что-то не так. Многие хотели бы, чтобы я споткнулся.
В его словах слышались отзвуки паранойи, но я напомнил себе, что опасения моего пациента могут иметь под собой вполне реальные основания.
— Вы рассуждаете абсолютно здраво, Том. С чего хотите начать?
— Вы сломали руку.
— Споткнулся о собаку.
После четырех предыдущих попыток объяснить причины постигшего меня несчастья другим пациентам я свел рассказ до трех слов, оставив самую суть.
Клун, похоже, собрался было отпустить замечание по поводу моей руки, или моей собаки, или, может быть, моей неловкости, однако удержался.
— Тринадцать лет. Вот сколько у меня отобрали. И этих лет уже не вернуть.
Пульсирующая боль в руке не стихала, но я вдруг перестал ее замечать. Я почувствовал, что мне выпал наконец шанс сделать что-то такое, что восстановит мою веру в ценность того, чем я занимаюсь. Мне показалось, что вот сейчас я услышу нечто такое, чего не слышал ни разу за все годы практики, узнаю, что испытывает человек, попавший в тюрьму за преступление, которого не совершал; и каково это — принести в жертву несовершенству нашей системе правосудия — пусть и не по своей воле — лучшие годы жизни.
Мне предстояло из первых уст узнать о том, что чувствует человек, чьи апелляции остаются без ответа, чьи надежды тают, как запасы дров в зимнюю стужу, и ему не остается ничего, как только ждать окончательного прихода холодов.
Ждать, сидя в камере смертников, пока кто-то придет и скажет: «Пора».
Но Том Клун начал рассказывать о другом. Обманув мои ожидания, он завел речь о том, как добирался домой из тюрьмы. Передал мне свой разговор с начальником тюрьмы, а потом заговорил о женщине, которая ждала его за тюремными воротами и отвезла в Боулдер.
Он говорил о ней очень подробно. О том, что она агент ФБР. Что ее зовут Кельда Джеймс. Он рассказал об аромате ее духов, о белых джинсах, обтягивавших ее бедра, о стычке с детективами из округа Парк, о том, как ловко она выхватила свой «ЗИГ-зауэр», или что там еще, и ткнула его прямо копу в физиономию.
— Когда она навела пистолет на того придурка, я подумал… Послушайте, я ведь могу вам об этом рассказать? Вы ведь никому не скажете, верно? Хорошо. Это ведь не записывается, нет?
Он оглянулся, как будто ожидал увидеть в углу кабинета камеру на треноге.
Я открыл было рот, собираясь объяснить ему пределы конфиденциальности, но Том уже продолжил повествование:
— Так вот… Когда она навела на него пистолет, я, конечно, испугался. Испугался, но еще подумал, что она самая крутая женщина на земле. Как она с ним обошлась! Как поставила его на место! Вы бы видели! И даже не дрогнула. Он пробовал изобразить из себя крутого, но она дала ему укорот. А какая сексуальная! О, я вам расскажу. Знаете, я там много чего повидал и через всякое прошел, но у меня просто нет слов, чтобы ее описать. Я бы отдал все на свете, чтобы только встретиться с ней еще раз. Это моя единственная цель в жизни.
Он говорил без остановки, на одном дыхании и, похоже, не собирался останавливаться.
— Во-первых, она… она…