Сага о Форсайдах - Джон Голсуори

Сэр Лоренс, который во время болезни Кита тоже почти каждый день заходил на Саут-сквер, вставил в глаз монокль и добрых две минуты молчал.

- Что ты понимаешь под магнетизмом, Майкл? Лучи заходящего или восходящего солнца?

- По возможности и то и другое, папа.

- Трудно, - сказал сэр Лоренс, - трудно. Верно одно - умный человек для вас слишком большая роскошь. То есть как?

Слишком тяжко пришлось публике от умных людей, а в Англии, Майкл, ум не так уж и ценят. Характер, мой милый, характер!

Майкл застонал.

- Знаю, знаю, - сказал сэр Лоренс, - вы, молодежь, считаете, что это понятие устарелое. - И вдруг он так вздернул свободную бровь, что монокль упал на стол. - Эврика! Уилфрид Бентуорт! Как раз подходит - "последний из помещиков возглавляет трущобную реформу" - вот это здорово, как теперь говорят.

- Старик Бентуорт? - нерешительно повторил Майкл.

- Он не старше меня - шестьдесят восемь, и не имеет никакого касательства к политике.

- Но ведь он глуп?

- Ну, заговорило молодое поколение! Грубоват и смахивает на лакея с усами, но глуп - нет. Три раза отказывался от звания пэра. Подумай, какое впечатление это произведет на публику!

- Унлфрнд Еентуорт? Никогда бы я не вспомнил о всегда думал, что он честный человек и больше никто - удивлялся Майкл.

- Но он и правда честный!

- Да, но он всегда сам об этом говорит.

- Это верно, - сказал сэр Лоренс, - но нельзя же совсем без недостатков. У него двадцать тысяч акров, он увлекается вопросом откорма скота. Состоит членом правления железной дороги, почетный председатель крикетного клуба в своем графстве, попечитель крупной больницы. Его все знают. Члены королевского дома приезжают к нему охотиться, родословную ведет еще от саксов и больше чем кто бы то ни было в наше время приближается к типу Джона Буля. Во всякой другой стране его участие погубило бы любой проект, но в Англия... Да, если тебе удастся его залучить, дело твое наполовину сделано.

Майкл с веселой усмешкой взглянул на своего родителя. Вполне ли Барг понимает современную Англию? Он наспех окинул мысленным взором разные области общественной жизни. А ведь - честное слово - понимает!

- Как к нему подъехать, папа? А сами вы не хотели бы войти в комитет? Вы с ним знакомы, мы могли бы отправиться вместе.

- Если тебе правда этого хочется, - в тоне сэра Лоренса прозвучала грустная нотка, - я согласен. Пора мне опять заняться делом.

- Чудесно! Я начинаю понимать ваше мнение о Бентуорте. Вне всяких подозрений: богат настолько, что выиграть ему на этом деле нечего, и недостаточно умен, чтобы обмануть кого-нибудь, если б и захотел.

Сэр Лоренс кивнул.

- Еще прибавь его внешность; это колоссально много значит в глазах народа, который махнул рукой на сельское хозяйство. Нам все еще мила мысль о говядине. Этим объясняется немало случаев подбора наших вождей за последнее время. Народ, который оторвался от корня и плывет по течению, сам не зная куда, ищет в своих вождях грубости, говядины, грога или хотя бы портвейна. В этом есть что-то умилительное, Майкл. Что у нас сегодня - четверг? Помнится, в этот день у Бентуорта заседание правления. Что ж, будем ковать железо, пока горячо? Мы почти наверно поймаем его в клубе.

- Отлично! - сказал Майкл, и они отправились.

- Этот клуб, собственно, объединяет путешественников, - говорил сэр Лоренс, поднимаясь по ступеням "Бэртон-Клуба", - а Бентуорт, кажется, на милю не отъезжал от Англии. Видишь, в каком он почете. Впрочем, я несправедлив. Сейчас вспомнил - он в бурскую войну командовал отрядом кавалерии. Что, "помещик" в клубе, Смайлмен?

- Да, сэр Лоренс, только что пришел.

"Последний из помещиков" действительно оказался у телеграфной ленты. Его румяное лицо с подстриженными белыми усами и жесткими белыми бачками словно говорило, что не он пришел за новостями, а они явились к нему. Казалось, пусть обесценивается валюта и падают правительства, пусть вспыхивают войны и проваливаются стачки, но не согнется плотная фигура, не дрогнут спокойные голубые глаза под приподнятыми у наружных концов бровями. Большая лысина, коротко подстриженные остатки волос, выбрит как никто; а усы, доходящие как раз до углов губ, придавали необычайную твердость добродушному выражению обветренной физиономии.

Переводя взгляд с него на своего отца - тонкого, быстрого, верткого, смуглого, полного причуд, как болото бекасов. - Майкл смутился. Да, Уилфриду Бентуорту вряд ли свойственны причуды! "И как ему удалось не впутаться в политику - ума не приложу!" - думал Майкл.

- Бентуорт, это - мой сын, государственный деятель в пеленках. Мы пришли просить вас возглавить безнадежное предприятие. Не улыбайтесь! Вам не отвертеться, как говорят в наш просвещенный век. Мы намерены прикрыть вами прорыв.

- А? Что? Садитесь. Вы о чем?

- Дело идет о трущобах; "не поймите превратно", как сказала дама. Начинай, Майкл.

Майкл начал. Он развил тезисы Хилери, привел ряд цифр, разукрасил их всеми живописными подробностями, какие смог припомнить, и все время чувствовал себя мухой, которая нападает на быка и с интересом следит за его хвостом.

- И когда в стенку вбивают гвоздь, сэр, - закончил он, - оттуда так и ползет.

- Боже милостивый, - сказал вдруг "помещик", - боже милостивый!

- Насчет "милости" приходится усомниться, - ввернул сэр Лоренс.

"Помещик" уставился на него.

- Богохульник вы эдакий, - сказал он. - Я незнаком с Черрелом; говорят, он выжил из ума.

- Нет, я не сказал бы, - мягко возразил сэр Лоренс, - он просто оригинален, как почт все представители древних фамилий.

Образчик старой Англии, сидевший напротив него, подмигнул.

- Вы ведь знаете, - продолжал сэр Лоренс, - род Черрелов был уже стар, когда этот, пройдоха-адвокат, первый Монт, положил нам начало при Иакове Первом.

- О, - сказал "помещик", - так это ему вы обязаны жизнью? Не знал.

- Вы никогда не занимались трущобами, сэр? - спросил Майкл, чувствуя, что нельзя их пускать в странствия по лабиринтам родословных.

- Что? Нет. Надо бы, наверно. Бедняги!

- Тут важна не столько гуманитарная сторона, - нашелся Майкл, сколько ухудшение породы.

- М-м, - сказал "помещик", - а вы что-нибудь понимаете в улучшении породы?

Майкл покачал головой.

- Ну, так поверьте мне, тут почти все дело в наследственности. Население трущоб можно откормить, но переделать его характер невозможно.

- Не думаю, что у них такой уж плохой характер, - сказал Майкл, - детишки почти все светловолосые, а это, по всей вероятности, значит, что в них сохранились англосаксонские черты.

Он заметил, как его отец подмигнул. "Ай да дипломат!" - казалось, говорил он.

- Кого вы имеете в виду для комитета? - неожиданно спросил "помещик".

- Моего отца, - сказал Майкл. - Думали еще о маркизе Шропшир.

- Да из него песок сыплется!

- Но он еще молодцом, - сказал сэр Лоренс. - У него хватит резвости электрифицировать весь мир.

- Еще кто?

- Сэр Тимоти Фэнфилд...

- Ох и бесцеремонный старикашка! Да?

- Сэр Томас Морсел...

- Гм!

Майкл поспешил добавить:

- Или какой-нибудь другой представитель медицинского мира, о ком вы лучшего мнения, сэр.

- Нет таких. Вы это уверены - насчет клопов?

- Безусловно!

- Что ж, надо мне повидать Черрела. Он, говорят, способен даже осла убедить расстаться с задней ногой.

- Хилери хороший человек, - вставил сэр Лоренс, - правда, хороший.

- Итак, Монт, если он придется мне по вкусу, я согласен. Не люблю паразитов.

- Серьезное национальное начинание, сэр, - начал Майкл, - и никто...

"Помещик" покачал головой.

- Не заблуждайтесь, - сказал он. - Может, соберете несколько фунтов, может, отделаетесь от нескольких клопов; но национальные начинания этого у нас не существует...

- Крепкий старик, - сказал сэр Лоренс, спускаясь по ступеням клуба. Ни разу в жизни не выказал энтузиазма, Из него выйдет превосходный председатель. По-моему, ты убедил его, Майкл. Ты хорошо сыграл на клопах. Теперь можно поговорить с маркизом, К Бентуорту и герцог пошел бы на службу. Они знают, что он более древнего рода, чем они сами, и что-то в нем есть еще.

- Да, но что?

- Как тебе сказать, он не думает о себе; неизменно спокоен, и ему в высшей степени наплевать на все и на всех.

- Не может быть, что только в этом дело.

- Ну, скажу еще. Дело в том, что он мыслит, как мыслит Англия, а не так, как ей мыслится, что она мыслит.

- Ого! - сказал Майкл. - Ну и диагноз! Пообедаем, сэр?

- Да, зайдем в "Партенеум". Когда меня принимали в члены, я думал, что и заходить сюда не буду, а вот, знаешь ли, провожу тут довольно много времени. Во всем Лондоне не найти места, которое больше напоминало бы Восток. Йог не нашел бы к чему придраться. Я прихожу сюда и сижу в трансе, пока не наступит время уходить. Ни звука, никто не подойдет. Нет низменного, материального комфорта. Преобладающий цвет - цвет Ганга. И непостижимой мудрости здесь больше, чем где бы то ни было на Западе. Не будем заказывать ничего экстренного. Клубный обед готовится с расчетом умерить всякие восторги. Завтрак получить нельзя, если член клуба приводит гостя. Где-то ведь нужно положить предел гостеприимству.