Звездные судьбы. Исторические миниатюры - Светлана Бестужева-Лада

Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения.

Великая Аврора

Имя свое она унаследовала от прапрабабки — блистательной и прекрасной Авроры фон Кёнигсмарк, возлюбленной короля Польши Фридриха-Августа. Темперамент — от своего прадеда, незаконного сына этой четы, маршала Мориса Саксонского, разбившего бесчисленное количество женских сердец по всей Европе. Житейскую мудрость — от своей бабушки, которую даже самые злые языки тех лет не могли упрекнуть ни в едином легкомысленном поступке.

Отец Авроры, Морис де Франкенёй, адъютант наполеоновского генерала, женился на бродячей актрисе Софи-Виктории, имевшей и до, и после брака бессчетное число любовников.

«Кровь — великая сила», как известно, а такой коктейль не мог не сказаться на характере его обладательницы. Никто не мог дать ему точной оценки. Одни считали её распутницей, другие — святошей, кто-то упрекал в нимфомании, кто-то — в патологической холодности. Женщины ставили ей в укор пренебрежение светскими условностями и неприязнь к чисто дамскому обществу. Мужчины попрекали пристрастием к сигарам и…лесбиянством. Потомки дошли до того, что стали обвинять её даже в кровосмешении.

И все это по одной-единственной причине: талант писательницы был слишком очевиден, чтобы в нем можно было усомниться. Мужчине такое ещё можно простить и снисходительно, сквозь пальцы смотреть на его личную жизнь. Бальзака, например, никто не попрекал ни излишним сладострастием (хотя число его любовниц было поистине астрономическим), ни гомосексуализмом (хотя в его доме подолгу жили молодые писатели, которым он покровительствовал), ни какими-либо другими извращениями. Женщину, Аврору Дюдеван, обвиняли во всех смертных грехах, и даже сейчас, спустя сто двадцать лет после смерти, личность Жорж Санд продолжает будоражить воображение не меньше, чем её романы. Возможно, это и есть бессмертие.

Она родилась 1 июля 1804 года, спустя месяц после свадьбы своих родителей. Бабушка Авроры, мать её отца, почти четыре года не желала признавать «неравный» брак и родившуюся от него внучку. Смягчилась лишь тогда, когда малышку удалось обманом положить к ней на колени. Тут она узнала прекрасные бархатные глаза своего сына и была покорена. Примирение состоялось.

К сожалению, семейная идиллия длилась недолго. Когда Авроре исполнилось четыре года, её отец, к тому времени уже полковник, погиб, упав с необъезженной лошади. А его вдова, оставив маленькую дочь на попечение бабушки, уехала в Париж, заявив при этом с откровенностью простолюдинки: «Ноги моей не будет в семейном поместье Ноане, пока свекровь жива». Аврора одинаково любила и мать, и бабушку, и разрыв между ними причинил ей первую серьезную боль.

Ко всему прочему, обе женщины совершенно по-разному представляли себе, как нужно воспитывать девочку. «По понятиям бабушки, — писала в своих мемуарах Аврора, — ребенку нужно было прививать с самого раннего возраста изящество во всем. Моя мать находила все это очень смешным, и мне кажется, что она была права…» В конце концов победила бабушка: гувернером для своей внучки она выбрала воспитателя своего сына — несостоявшегося аббата Дешартра, человека в высшей степени образованного, но невыносимого педанта. Он обучал девочку естественным наукам и латыни, то есть тому, что светской девице было совершенно не нужно. Бабушка же сделала из неё превосходную музыкантшу и привила любовь к литературе. Всего этого, однако, оказалось недостаточно, и в 14-летнем возрасте Аврору отдали в женский Августинский монастырь английского религиозного братства. Разумеется, не как монахиню: при монастыре был пансион, где воспитывались девицы из самых знатных семей Франции. Все монахини, а значит, и воспитательницы были англичанками. На всю оставшуюся жизнь Аврора сохранила привычку пить чай, говорить и даже иногда думать по-английски. Из монастыря же она вынесла и мистицизм и — непосредственную связь с божественной волей.

Из монастыря в Ноан вернулась прекрасно образованной, умной, глубоко верующей и красивой девушкой. К тому же богатой наследницей. К сожалению (для её бабушки), простолюдинка-мать не давала Авроре шансов сделать блестящую партию. Но самой девушке мысль о браке была, мягко говоря, неприятна. Сердце в ней ещё не проснулось. К тому же в отличие от большинства своих сверстниц Аврора пользовалась почти неограниченной свободой. Она ходила на охоту и ездила верхом в мужском костюме, училась у своего воспитателя тайнам управления поместьем, свободно встречалась с молодыми людьми.

Удивительная по тем временам свобода Авроры стала одной из причин её громадной уверенности в себе впоследствии. Старая госпожа Дюпен скончалась, когда её внучке было всего 17 лет. Последние слова старой аристократки были обращены к Авpope: «Ты теряешь своего лучшего друга». Бабушка заблуждалась: Аврора, богатая невеста, сирота, теряла ещё и единственную защиту от корыстных и алчных людей.

Через год после смерти бабушки, гостя у своих друзей в Париже, юная наследница Ноана познакомилась с бароном Дюдеваном. Казимир был старше Авроры на десять лет, не отличался особой красотой, но был, что называется, «добрым малым» и, главное, не докучал девушке своими ухаживаниями, а старался развлечь её. Аврора влюбилась в него как в воплощение мужественности. К тому же он был немного богаче своей невесты и, следовательно, не имел особой корысти в этом браке. В сентябре 1822 года мадемуазель Дюпен де Франкенёй стала баронессой Дюдеван. А через месяц после свадьбы ощутила признаки беременности.

Свое первое впечатление от супружеской жизни Аврора выразила гораздо позднее, когда звалась уже Жорж Санд: «Мы воспитываем своих дочерей как святых, а затем случаем их как молодых кобылок». Сравнение циничное, зато точное. Добрый малый Казимир к женщинам относился очень, просто, тем более что привык иметь дело с горничными и модистками. Удовольствие партнерши его мало занимало. А для молодой баронессы уже через полгода после свадьбы перестало иметь значение что бы то ни было, кроме будущего ребенка.

В девятнадцать лет Аврора родила сына Мориса. А оправившись после родов, с изумлением поняла, что в замужестве вряд ли найдет то спокойствие и душевный мир, на которые рассчитывала. О «духовной любви», ради которой, собственно, она и заставляла себя терпеть физическую близость с мужем, не могло быть и речи: барон Дюдеван просто не мог понять, чего от него хочет молодая супруга. Он пытался в угоду ей читать книги, восхищавшие Аврору. Но на второй странице обычно засыпал или отправлялся на охоту. В какой-то момент терпение Казимира лопнуло, и он дал супруге пощечину. В результате барон уехал в Ноан, а баронесса осталась в Париже.