Последний рассвет - Александра Маринина

Дзюба вышел у ближайшей станции метро, а Антон поехал в сторону Петровки, размышляя о том, как странно устроена жизнь. Для Евгении Панкрашиной певец Виктор Волько – божество, небожитель, она перекинулась с ним несколькими словами и потом весь вечер только о нем и говорила, глаза горели, и, если бы ее не убили, она бы, наверное, до гробовой доски этот момент не забыла и внукам рассказывала. А для Волько она – клоп на стене, он ее даже не запомнил. Когда-то в юности, стоя на краю страшной депрессии, похоронив в течение нескольких лет всю семью, Антон спасался чтением, к которому его приохотили обладавшие огромной библиотекой соседи. Тогда он читал все подряд, не обращая внимания на жанры, лишь бы отвлечься, лишь бы не думать, не вспоминать. Из этого колоссального массива прочитанного то и дело выплывали на поверхность какие-то имена авторов, названия произведений, персонажи… Вот и сейчас он вспомнил «Письмо незнакомки» Стефана Цвейга. Она любила его всю жизнь, с детства до самой смерти, она родила от него ребенка, а он ее не помнил и даже имени не знал. И еще один вывод сделал Антон Сташис из всего, что узнал о Евгении Панкрашиной: Евгения Васильевна действительно крайне далека от светской тусовки и не привыкла к короткому общению с известными людьми, поэтому недолгий разговор с Волько произвел на нее такое неизгладимое впечатление.

К капризному изделию – портсигару – Алексей Юрьевич Сотников не возвращался с пятницы, давая впечатлениям и ощущениям вылежаться и остыть, по его собственному выражению. Зато в понедельник, вернувшись с «Кристалла» и взяв в руки мастер-модель, ювелир сразу увидел, что в ней не так, заперся в своей домашней мастерской и увлеченно принялся за работу. Просто удивительно, почему он не увидел и не понял этого три дня назад? Ведь все же очевидно! Впрочем, это естественно, так всегда бывает. Сначала долго и мучительно пытаешься понять, а когда понимаешь – приходишь в изумление оттого, что ответ, оказывается, лежал на поверхности.

В дверь постучали осторожно, но в то же время требовательно. Так стучал только сын Юрий. В стуке, издаваемом Маруськой, осторожности отродясь не бывало, в то время как в стуке жены не было требовательности. Сама человек творческий, она как никто другой понимала цену уединению и сосредоточенности.

– Юра, ты? – крикнул Сотников, не поднимаясь с места. – Что ты хотел?

– Пап, ты скоро освободишься? Я хотел тебе отрывок почитать, что-то у меня сомнения… И со стилем затык, все-таки почти двести лет прошло, я разговорным языком того времени не владею. Литературным еще так-сяк, классики начитался, а с разговорным полная беда. Может, подскажешь, как вывернуться, чтобы и художественно было, и со стилем не накосячить, и в то же время соблюсти документальность.

Сотников улыбнулся, снял очки, которыми пользовался для работы – возрастная дальнозоркость вкупе с давнишней близорукостью заставляла постоянно менять стекла. Надев очки «для постоянного ношения», отпер дверь и вышел к сыну. Тот, как выяснилось, работал над ключевым моментом: 1845 год стал переломным в истории Ювелирного Дома Сотникова.

Юрий Алексеевич Сотников Первый родился в 1815 году, в 24 года женился, первыми появились с разницей в полтора года две дочери, и наконец в 1845 году супруга порадовала Юрия сыном, которого назвали, конечно же, Алексеем. Самому Юрию было в ту пору всего тридцать, его отец, Алексей Юрьевич Первый, недавно отпраздновал свой пятьдесят пятый день рождения, был полон сил и энергии и пока не собирался уступать своему первенцу бразды правления Домом Сотникова. Обезумевший от счастья Юрий Алексеевич Первый решил сделать для обожаемой супруги брошь в память о знаменательном событии, в которую намеревался вложить всю свою любовь и благодарность за долгожданного наследника. Сперва у него появилась идея сделать серьги, ибо рожденная им мысль лучше всего укладывалась именно в это ювелирное изделие, но увы! В ту пору дамы серег не носили: мода середины девятнадцатого века требовала, чтобы женские ушки были плотно прикрыты волосами. И он стал делать брошь. Супруга Юрия Алексеевича имела весьма разностороннее образование, посему замысел любящего мужа был ей понятен и довольно быстро угадан: «Любовь зарождается в одно мгновение, крепнет со временем и длится вечность».

Через несколько месяцев после рождения сына, когда закончилось молоко (никаких кормилиц в роду Сотниковых не признавали, пользовались их услугами только по необходимости, продиктованной состоянием здоровья роженицы) молодая мать начала выезжать в свет. Разумеется, новая брошь постоянно была приколота к корсажу ее платья. Не прошло и нескольких дней, как к владельцу Дома Сотникова Алексею Юрьевичу Первому обратились с просьбой сделать нечто подобное, только смысл должен быть другим: подарок предполагался ко дню рождения матушки заказчика. В тот раз Алексей Первый только плечами пожал и переадресовал клиента к своему сыну: он это придумал, к нему и обращайтесь.

А Юрий Алексеевич заказ принял с удовольствием и выполнил, не жалея творческой фантазии. За первым заказом последовал второй, третий… И Юрий Алексеевич отправился к отцу для серьезного разговора. Спрос на «сентиментальные» изделия зародился не вчера, традиции требовали, чтобы, например, в первый год после тяжелой утраты не носились никакие украшения, кроме так называемых траурных. Траурные кольца изготовлялись повсеместно и были явлением совершенно обычным. Точно так же большим спросом пользовались украшения, символизирующие признание в любви и заверения в вечных чувствах. Но ведь кроме траура и влюбленности есть и другие периоды в жизни человека, и самые разнообразные события, и самые разные чувства, которые хочется передать и увековечить в ювелирном изделии. Это было первой частью концепции, с которой молодой ювелир явился пред очи своего батюшки.

Второй же частью было предложение переориентироваться на другой слой потребителей. Если до сего дня основными покупателями изделий Дома Сотникова была аристократия, то Юрий Алексеевич считал целесообразным перенести акцент на купечество и промышленников, а также на средний класс: пусть изделие будет дешевле, но зато продать их можно будет намного больше. Говоря современным языком, Юрий Алексеевич Первый ратовал за то, чтобы заменить эксклюзивность массовкой. Но, конечно, дело обстояло не совсем так, ведь он имел в виду выполнять только индивидуальные заказы, с учетом пожеланий клиента и всех сопутствующих обстоятельств. Только клиентами этими будет не исключительно богатое дворянство, а любой, кто захочет иметь изделие «со смыслом» и будет в состоянии заплатить за него. Чтобы сделать изделия доступными самому широкому слою потребителей, следует заранее разработать пакет типовых дизайнов без камней (в целях удешевления товара) для самых разнообразных случаев, и тогда достаточно будет внести лишь небольшие дополнения сообразно индивидуальным требованиям клиента и состоянию его кошелька, что позволит заметно сократить время исполнения заказа. Таким образом возможно повысить объемы производства без увеличения численности работников и оборудования.

Алексей Юрьевич Первый воспринял новации сына в штыки. Дом Сотникова работал для лучших домов Москвы, в числе его клиентов – вся московская знать, и постоянные заказчики просто откажутся иметь дело с ювелиром, который не гнушается изготавливать изделия для грубого необразованного народа, к каковому Алексей Юрьевич почему-то причислял купцов, заводчиков и фабрикантов.

«Они никогда не поймут истинной красоты твоих изделий! – кричал глава Ювелирного Дома. – Это все равно что метать бисер перед свиньями!»

Одним словом, скандал вышел знатный, после чего Алексей Юрьевич не разговаривал с сыном несколько недель. Но все же экономическая хватка у Алексея Юрьевича была недюжинной, и, поостыв, он взялся за перо и бумагу и принялся считать. По всему выходило, что сын не так уж и не прав. Переориентирование на сентиментальные изделия и изделия «со смыслом» с максимальным их удешевлением сулило значительные прибыли. И никто ведь не отменял изготовления заказов для по-настоящему богатых клиентов! Конечно, риск для репутации огромен, но кто не рискует, тот не выигрывает, решил Алексей Юрьевич и отправил сыну сухую записку с предложением зайти для обсуждения «твоих сомнительных новаций».

Примирение состоялось. И с этого же момента начался новый этап в жизни Ювелирного Дома Сотникова…

Все это было подробно описано в дневниках Юрия Алексеевича Первого. Сам дневник, равно как и дневники всех прочих Сотниковых, их письма, уцелевшие записки, учетные книги, давно уже хранился в банковской ячейке в специальной упаковке, предохраняющей бумагу от разрушения. В целях сохранности информации еще в середине тридцатых годов двадцатого века все эти материалы были перепечатаны на пишущей машинке, в шестидесятые годы с машинописных страниц были сделаны фотокопии, потом, по мере развития технического прогресса, ксерокопии, теперь все материалы сканированы и имеются в электронном виде, и именно ими и пользуется молодой журналист Юрий Сотников. А драгоценные первоисточники лежат в ячейке.