Право на сына (СИ) - Черно Адалин

— А потом я назвал имя, — с шуткой произносит.

— Да, потом это.

Я не хочу скрывать от него то, что когда-то давно наблюдала за ним в инстаграм. В нашу первую встречу я сделала вид, что не понимаю, о чем он, о какой популярности речь, и он поверил. Сейчас мне не хочется врать ему хотя бы в таких мелочах, потому что между нами стоит тайна куда серьезнее. У меня язык не поворачивается назвать мое молчание ложью. Я просто… не договариваю, не хочу рассказывать ему обо всем и эгоистично выкраиваю для себя время, чтобы понять, что между нами.

— Знаешь, обычно когда я узнавал, что девчонки мои фанатки, я сразу же прекращал общение.

— Эй, — толкаю его в плечо. — Кто тебе сказал, что я твоя фанатка? — искренне возмущаюсь, потому что фанаткой я и правда не была, просто… он мне до жути нравился.

Он смеется, а я спрашиваю:

— Почему переставал общаться?

— Потому что… с ними сложно, — он вздыхает. — Они рисуют себе мужчину, которого видели на видео, внимательного, с широкой улыбкой и добрыми глазами, а потом… их ждет разочарование. Они понимают, что жизнь со мной не инста-сказка, что я бываю в плохом настроении, что у меня скверный характер и вообще, я не нанимался сутками возить их на курорты.

— У тебя скверный характер? — искренне интересуюсь.

— Самый, что ни на есть, — он активно кивает головой и улыбается. — Ты просто почему-то положительно на него влияешь.

— На кого? — задаю вопрос и мой взгляд, честное пионерское, сам опускается вниз… туда, где наши тела крепко прижаты друг к другу.

Глава 32

— Мне придется пропасть на некоторое время, — объясняет Стас, привозя меня домой после дня, проведенного с ним, Тимофеем и Даней вместе.

Я напрочь отказалась оставаться еще на день, а по дороге ему кто-то звонит и оказывается, что ему нужно будет уехать. Точнее, улететь.

— Ты еще не знаешь на сколько? — мне слабо удается спрятать разочарование в голосе.

— Не знаю, — он пожимает плечами. — У меня тоже осталась работа за границей, и сейчас я нужен там. Мой помощник не справляется.

Я все понимаю, но на душе становится особенно тоскливо. Он уедет сегодня и еще неизвестно, когда мы увидимся. И ближайшая неделя будет для меня настоящим адом, потому что начальник заваливает меня звонками. А есть ведь еще Максим.

— Я обещаю звонить и писать в свободное время, — Стас улыбается и кивает на смартфон.

Мы не целуемся, потому что на заднем сидении сидит Даня. Вряд ли он поймет, если его мама станет целоваться с незнакомым ему дядей, тем более, что она делала это с Максимом, к которому он успел привыкнуть. Мы сухо прощаемся и я выхожу из машины, беру сына за руку и машу на прощание Стасу, чувствуя, как внутри меня что-то обрывается от ощущения потери.

Отбросив эти мысли, захожу в подъезд и буквально сразу натыкаюсь на маму, которая как раз спускается к выходу. Если она и удивляется, то не подает виду, смеряет меня взглядом с головы до ног и усмехается, выдавая:

— Ты что же это, у него ночевала?

— И тебе доброе утро, мама, — от язвительного тона меня сдерживает только Даня, который раз видеть бабушку.

Я спокойно поднимаюсь к себе, надеясь, что мама уйдет, но она и не собирается. Вместо этого поднимается следом и останавливается в нескольких шагах, ожидая, когда я открою дверь. Пропустив ее внутрь, раздеваю Даню и включаю ему мультиики. Мама громко кашляет на кухне, напоминая о себе. Я и сама понимаю, что нам нужно поговорить, но с удовольствием отложила бы этот разговор как минимум на несколько дней.

Увы, такой возможности мама мне не предоставляет, поэтому я иду в кухню, как на казнь. Останавливаюсь в двери и молча наблюдаю за тем, как мама заламывает руки и нервничает.

— Мам?

Мама поворачивается ко мне и садится за стол, жестом показывая на противоположный.

— Садись, разговор будет длинным.

Я послушно сажусь, хотя сразу даю себе установку говорить все так, как есть на самом деле. Слушать нотации последнее, чего я хочу. У меня есть своя жизнь, и я вправе распоряжаться ею так, как хочу. Особенно после того, как я поняла, что кроме Стаса мне на самом деле никто и не нужен. Не сиди передо мной мама, я бы наверняка вела себя по-другому и давно выставила бы ее за дверь, но ведь она мне родная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты отдаешь себе отчет в том, что произошло?

— И что же? — решаю уточнить у матери, как именно она это видит.

— Ты уехала с семейного ужина с другим мужчиной, забрала сына и оставила своего парня с нами. Представляешь, как это выглядело со стороны?

— Если честно, мам, мне все равно.

Я задерживаю дыхание, ожидая бури, истерики, слез и манипуляции с ее стороны, но она молчит. Смотрит на меня как-то разочарованно и будто не верит, что перед глазами ее дочка, а не посторонний человек.

— Что с тобой случилось, Настя? Что он с тобой сделал? — раздавленно произносит она. — Я не узнаю тебя!

— Да, мама? — я встаю, не в силах больше сидеть на месте. — Не узнаешь? Может, присмотришься получше? Я все та же Настя, какой была неделю назад, и месяц, просто ты прицепила на меня свои, — подчеркиваю это слово, — идеалы. Я не люблю Максима и сказала тебе об этом, но ты решила пригласить его на семейный ужин. Что это было, мама?

Я жду, что она хотя бы что-то поймет из того, что я сказала, но нет. Она недовольно поджимает губы, шумно втягивает воздух и встает. Абсолютно не чувствует себя виноватой и на сто процентов знаешь, что поступила правильно, даже если тем самым разрушила надежду на нормальные отношения с парнем.

— Как ты смеешь обвинять во всем меня? Вы разве расстались с Максимом? Он позвонил мне, я упомянула о встрече, он сказал, что обязательно будет, вот и все. Если бы ты сказала ему, что вы больше не вместе, разве он приехал?

— У нас не было возможности поговорить, — оправдываюсь, хотя совсем необязательно, потому как мама все равно не поймет. У нее уже есть идеальный парень для ее дочери и никого другого она попросту не примет, будь он даже в десятки раз лучше.

— Ты должна поговорить с ним, потому что бедный мальчик до сих пор не понимает, кто это был и почему ты предпочла уехать с ним.

Мой истерический смех вырывается непроизвольно. Мама, как всегда, принимает чью-угодно сторону, но меня слушает в последнюю очередь. Кажется, даже не обидно. Страшно лишь то, что я надеялась, будто она может понять, выслушать, принять мою сторону и сказать, что я права.

— Ты все сказала? — спрашиваю у нее, садясь обратно в кресло и устало опираясь на деревянную поверхность стола.

— Нет, он ужасно на тебя влияет! — восклицает мать. — Ты уже мне хамишь.

— Знаешь, что мне сказал Максим? — вдруг перебиваю ее.​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На глаза почему-то наворачиваются слезы. Кажется, я все еще надеюсь, что она поймет, выслушает меня и в ее голове сложится пазл. Мама молча ждет, когда я продолжу, стоит, уперев руки в боки и ждет, пока я обнажу перед ней душу.

— Он мне угрожал, — стараюсь говорить как можно спокойнее.

— Кто? — удивляется она. — Максим? Дочка, ты уверена? Может, ты что-то не так поняла?

Я усмехаюсь и утираю проступившие слезы тыльной стороной ладони. Встаю и из последних сил говорю:

— Я была рада повидаться, мама, но будет лучше, если ты уйдешь.

Глава 33

— Нет, ты посмотри на нее, — рычит мама после моих слов. — Засранка. Уйти я, видите ли, должна. Когда же ты думать начнешь, Настя? — со вздохом произносит мама. — Максим твое будущее, а этот… бросил тебя раз, бросит и второй.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Он меня не бросал, — зло произношу, готовая рассказать ей, как все было.

— Ой ли? Не бросал? А что? Ты его бросила? Богатого, успешного и готового на тебе жениться? Так, хочешь сказать, было?

— Мы были знакомы одну ночь, — прочистив горло, наконец, признаюсь ей. — Я хотела от него ребенка, потому что у меня была проблема со здоровьем. Он спас меня у клуба, мы поехали к нему и… теперь у меня есть Даня.