Право на сына (СИ) - Черно Адалин

Остановившись у кабинета, растерянно фокусируюсь на табличке с именем врача, стучу о деревянную поверхность и после громкого “Войдите!” ступаю внутрь. Здесь, как и во всей больнице, пахнет медикаментами. На лице уже немолодого доктора написана хроническая усталость и шок от всего, что ему приходится ежедневно видеть.

— Здравствуйте, — начинаю, — я звонила Лере, а вы ответили на ее звонок.

Мужчина поднимает голову, осматривает меня несколько минут и кивает на стул у стола.

— Присаживайтесь.

— Скажите, что с ней? Она больна? У нее аппендицит? Доктор, прошу вас, почему Лера в реанимации? — не выдерживаю первой, хотя и понимаю, что он слушает такие тирады наверняка каждый день.

— У нее множественные пулевые ранения, одна из пуль задела часть легкого, к счастью долевые и сегментарные участки не повреждены, пуля прошла навылет и ваша подруга находится в стабильном, но тяжелом состоянии. Остальные пули попали в бедра, руки, одна в плечо, чудом, но Валерия осталась жива и, скорее всего, поправится.

— Это еще не точно? — потерянно спрашиваю я, не в силах поверить, что такое возможно.

— Понимаете, — он делает паузу и пристально на меня смотрит, будто решает, можно ли мне доверить такую тайну. — Такие ранения не могут появиться просто так или случайно. В городе не было терактов, вашу подругу принес на руках мужчина, где он — не имею ни малейшего понятия. Вероятно, он и есть тот, кто нанес ей эти ранения, — он прокашливается, продолжая. — Следователи уже были, но никто из них еще не разговаривал с Валерией, так как она не приходила в себя. Боюсь, если не задержать того, кто это с ней сделал, он вернется, чтобы закончить начатое.

— Вы хотите сказать, что ее могут убить? Прямо тут, в стенах больницы?

Я чувствую, как все тело покрывается мурашками, и меня буквально передергивает от распадающегося страха. Разве у Лерки были те, кто мог желать ей зла? С мужем они развелись давно, у Игоря был свой бизнес, они общались и никогда не ссорились. Развелись, потому что он влюбился, а Лера просто отошла в сторону, не без выгоды для себя, конечно.

Представить, что именно Игорь вот так расправился с Леркой мне сложно. Да и любой другой человек тоже. Она была яркой, веселой и жизнерадостной, кому понадобилось так над ней издеваться, не имею ни малейшего понятия и надеюсь, что он никогда сюда не вернется. Да и не может этого быть! Это ведь… случайность!

— Сейчас сюда едет полиция для разговора с вами. Не волнуйтесь, — поспешно добавляет врач. — Это не допрос, просто разговор, так как все остальные люди, кто ей звонил, оказались сотрудниками салона. С ними полиция уже поговорила.

— Да, конечно, я понимаю, — киваю, сглатывая.

— Мы сделали все возможное, чтобы ваша подруга осталась в живых и продолжим бороться за ее жизнь, потому что она единственная, кто может рассказать о случившемся. Сейчас к ней приставлена охрана, а мне, если честно, страшно идти домой, к детям и семье.

Я киваю и прекрасно понимаю его состояние. Он доктор, который оперировал его, и он единственный, кто сможет сделать так, чтобы ее сердце перестало биться раз и навсегда. Под угрозами и требованиями, под дулом пистолета, ведь он такой же человек, как и все мы. Конечно, он врач и давал клятву, но что она будет значить, когда под угрозой окажется его семья?

Все происходящее потом кажется мне каким-то сном, меня расспрашивают о жизни Леры, о любовниках, если они были, о друзьях мужского пола.

— У нее были мужчины, — киваю. — С некоторыми она состояла в отношениях, с кем-то просто проводила время. Насколько я знаю, в последнее время у нее не было серьезных отношений, но она виделась с мужчиной.

— С кем? — уточняет следователь с короткой бородкой и неприятным сальным взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я не знаю даже его имени, — отвечаю откровенно. Лера не всегда делилась именами тех, с кем несколько раз встречается.

— Вы лучшая подруга? — спрашивает, усмехаясь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, — живо отвечаю, еще не понимая, к чему клонит следователь.

— И не знаете, с кем встречалась ваша подруга?

— Мне говорили, что это будет разговор, а не допрос, — замечаю, потому что тактика следователя мне не нравится.

Он слишком агрессивно изначально настроен ко мне, поэтому, несмотря на страх, говорю то, что думаю. Он же, кажется, подозревает всех, в том числе и меня, а я всего лишь переживаю за свою подругу. Нервничаю, потому что с ней такое произошло.

— Разумеется, — он кивает. — Я просто пытаюсь понять, возможно, у Валерии была подруга ближе?

— Она общалась со многими девочками, контакты всех вы можете найти в ее телефоне.

— Валерия была скрытной?

— Нет, — отвечаю честно. — Послушайте, прекратите искать то, чего нет. Она не рассказывала мне обо всех мужчинах, не говорила этого и другим, ну, я так думаю. И она не спала со всеми направо и налево, — говорю в сердцах. — Лера очень хорошая и то, что с ней произошло — горе!

— Да-да, конечно, — чуть смутившись, произносит следователь. — Я вам покажу одну фотографию, она была сделана у выхода из больницы. Доктор утверждает, что именно этот мужчина принес вашу подругу, вы узнаете его?

Мне протягивают фотографию, на которой запечатлен мужчина в профиль. Прямой ровный нос с широкими крыльями, пухлые губы, уголки которых вздернуты в усмешке, небрежная щетина и короткий ежик волос. Я совершенно точно вижу его впервые и уже хочу отдать фото следователю, сказав, что не видела его, но мой взгляд цепляется за того, кого случайно задела камера на заднем плане. Изображение размытое, но я почти на сто процентов уверена, что у больницы стоит Стас. Чуть поодаль, накинув капюшон на голову, но это точно он.

Я сглатываю и вспоминаю, что фотографию нужно вернуть. А еще покачать головой и сказать, что этого мужчину никогда не видела.

— Вы уверены? — переспрашивает следователь. — Мне кажется, на вашем лице промелькнуло узнавание.

— Это невозможно, — серьезно говорю. — Этого мужчину я никогда не видела. Ни рядом с Лерой, ни отдельно, просто… мне сложно осознавать, что я только что увидела того, кто с ней это сделал.

— Пока мы не уверены в этом, но такая вероятность не исключается. Сообщите нам, если что-то вспомните.

Мне протягивают визитку и отпускают. Я поднимаюсь со стула и на негнущихся ногах иду на выход. Перед глазами пелена, в душе царит хаос, и я не могу понять, что Стас делал у клиники как раз в тот момент, когда сюда поступила Лера. Что он вообще делал в городе, ведь он должен был улететь в другую страну.

Глава 36

По пути домой звоню маме узнать, как Даня. Она говорит, что с ним всё в порядке и я могу оставить сына у них, завтра она отведет его в садик. Я соглашаюсь, потому что чувствую себя эмоционально измотанной и ничего не понимающей. То, что случилось с Лерой, сильно сказалось на моем моральном и эмоциональном состоянии. К дому я добираюсь, когда на улице уже темно. Хочется плакать, но слез почему-то нет.

У подъезда достаю ключи, но меня отвлекает движение справа. Вначале я вижу огромный букет с кроваво-красными бутонами, который появляется из темноты, а уже потом и того, кто их держит.

— Подумал, что нужно разнообразие, — улыбается Стас, протягивая мне цветы и наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Я с жадностью отвечаю, касаюсь ладонями его плеч, провожу языком по губам и втягиваю носом родной запах. Я прочно втянута в этого мужчину и понятия не имею, как жить без него. Моя жизнь так сильно разделилась на «до» и «после», что мне становится страшно от зависимости, которую он вызывает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты расстроена, — не спрашивает, утверждает он, когда мы поднимаемся в квартиру.

Я снимаю обувь и прохожу в комнату, жду Стаса, наблюдая за его уверенными движениями. На нем светлые джинсы и обтягивающий свитер под горло, на руках дорогие часы, а ноги обуты в кеды, а не ставшие уже привычными лаковые туфли. В его глазах сквозит усталость, а лицо говорит о тотальном переутомлении.