Башни из камня - Войцех Ягельский

На Кавказе говорят, что если хочешь остановить дикого коня, ты должен вскочить на него и пуститься еще более диким галопом. Конечно, может случиться, что он тебя сбросит, и ты погибнешь под его копытами. Но если ты попытаешься сначала остановить коня, он точно тебя затопчет насмерть. Дудаев, наверное, пробовал бы вскочить на коня. Масхадов же пытался остановить его на скаку.

Встречу с Шамилем Басаевым откладывали со дня на день. Уже все было оговорено, назначено время и место, но каждый раз, когда мы собирались в путь, кто-то громко стучал кулаком в чугунные ворота двора Мансура, Мансур выходил на песчаную дорогу, минуту разговаривал с незнакомцем, потом возвращался, разводил руки извиняющимся жестом.

Я боялся, что Басаев уедет из города, окопается где-то в горах, а там я его не найду, не смогу ни о чем спросить. Каждый раз проезжая по городу, я просил Мансура проверить, не выехал ли он, и хотя бы заглянуть на улицу, где жил Шамиль (на постройку дома, как он сам хвастался, было истрачено четверть миллиона долларов). Через пару лет, когда россияне разбомбили усадьбу Шамиля, Басаев со свойственным ему бахвальством говорил: ну что ж, придется взять в плен пару русских, они мне мигом все отстроят.

Он не афишировал своего богатства, но и не скрывал его. На Кавказе деньги человек имеет не за тем, чтоб их прятать, стыдиться достатка. Наоборот, их выставляют на показ, чтобы другие, менее предприимчивые и удачливые, изумлялись и завидовали.

Когда чеченское правительство надумало собирать с чеченцев налоги, Басаев без ложной скромности объявил, что в первый год после войны с русскими заработал два миллиона долларов. Признался в том, что имеет четыре джипа, подаренные ему богатыми заграничными приятелями. И добавил, что из заработанных и подаренных ему денег себе он оставляет максимум десятую часть, остальное раздает бедноте и нуждающимся, в первую очередь своим партизанам.

Он не раз повторял, что всегда мечтал жить солидно, на уровне, с шиком. Огромные деньги, золотые Ролексы, Мальборо, хорошие машины, красивые девушки. Он любил жизнь, а самым ненавистным врагом и страшнейшим кошмаром для него была скука, серая повседневность, анонимность, банальность. О том же самом мечтало большинство его ровесников, родившихся уже в собственной стране, куда чеченцам, наконец, позволили вернуться из ссылки в Сибирь и пустыни Туркестана. Может, именно поэтому они так отличались от своих отцов и старших братьев, которые, пережив угрозу уничтожения, с благодарностью принимали саму возможность существования, не смели ничего требовать, ожидать большего. Молодые знали насилие и смерть только по рассказам, а потому не испытывали такого пронзительного страха. Мечтали, хотели жить красиво, черпать жизнь полными горстями.

Красочные сны, великолепные планы и большие амбиции разбивались, однако, о вездесущие препятствия, стены запретов, громоздящиеся повсюду, как скалистые горы Кавказа. Бедность, безнадежность, унижение, отсутствие работы, отсутствие денег, отсутствие будущего. Такую жизнь вело большинство чеченцев в горных аулах. Немногим хватило сил и отваги, чтобы вырваться из этого заколдованного круга.

Молодой Шамиль тоже не подавал надежд, что станет смельчаком. Он был из низкого рода, что в привязанной к традициям Чечне, не сулило ничего хорошего. На свет Шамиль появился в хуторе на берегу речки, на противоположной стороне от Ведено, колыбели Чечни. Говорили, что его предки до того, как чеченцы признали их своими, были невольниками — аварцами, осетинами или даже русскими солдатами, взятыми в плен или сбежавшими из царской армии.

В детстве Шамиль ничем особенным не отличался, да и детство у него было не ахти какое. Так же как у трех его братьев и сестры. Не проявил себя ни в школе, ни в армии, где служил даже не солдатом, а просто охранником на аэродроме. Потом пас овец и вместе с отцом и братьями отправлялся в Россию на поиски заработка на стройках.

Старый Салман Басаев, хоть и был человеком низкого сословия, пользовался среди чеченцев уважением за свои твердые принципы и глубокую набожность. Он никогда не забывал ни об одной из предписанных пяти молитв и даже совершил паломничество в Мекку. Известен был так же на всем Кавказе и даже в южно-российских степях как отличный, солидный мастер-строитель. Он был из тех, о ком говорят, что такой из одного камня может построить целый дом.

Когда его четверо сыновей подросли и окончили семилетки, он, как и другие чеченские отцы, брал их с собой в далекие, на самую Волгу, поездки на заработки. Салман со своими сыновьями-подручными строил россиянам дома, коровники, амбары. В памяти жителей поволжских деревень старик Басаев остался, как человек строгий, мрачный, замкнутый, вечно занятый работой и сторонящийся людей. Ни к кому не ходил в гости, никого не приглашал к себе.

Его сыновья, однако, плохо переносили эти каторжные скитания, с их скукой, бесконечной работой с мастерком и бетономешалкой. Единственным развлечением в этих поездках были бесчисленные романы с деревенскими девчатами, свидания в парках под памятниками ветеранам мировой войны.

Первым сбежал Шамиль, самый непоседливый из четверки сыновей. Это отнюдь не было бунтом против воли отца. Именно старый Салман, причем его родственники никак не могли этого понять, утверждал, что его сыновья созданы для лучшей жизни и больших свершений, что они заслуживают большего.

Но Великий Город его мечты, Москва, тоже не принес Шамилю успокоения и исполнения желаний. В университет, где отец велел ему изучать право (чтобы стать милиционером и бороться с преступниками) его не приняли, из института, куда он поступил на агрономический факультет, вскоре выгнали за халатное отношение к занятиям, лекциям и экзаменам.

Его это особо не заботило. Учеба нагоняла на него тоску. Он мечтал не о том, чтобы корпеть над книгами и вечно подрабатывать сторожем в шашлычных или механиком в троллейбусном парке. Не мог найти себе места, метался, хватался за разные дела, чтобы их тут же бросить, сочтя пустой тратой времени.

В Москве, однако, как раз наступали золотые времена для смельчаков. Агонии империи сопутствовало политическое потепление и революционные события. Сбрасывали с пьедесталов вождей, памятники и старые порядки. Наступали новые времена, переворачивая вверх дном все прежние устои, открывая невероятные возможности начать все заново. С этими новыми порядками, неизвестными, а оттого пугающими, легче и быстрее всего осваивались люди решительные, смелые, дерзкие. А Шамиль всегда считал себя смельчаком.

Он упивался свободой и новыми возможностями. Еще до того, как его вычеркнули из списка студентов, без колебаний бросился в неведомые лабиринты свободного рынка. Взялся за бизнес, занялся компьютерами, что-то покупал, чтобы прибыльно продать, крутился то тут, то там, знакомился с людьми.

Среди первых облагодетельствованных новой, великолепной эпохой, оказались и короли полусвета, гангстеры, контрабандисты и спекулянты, которые из свободы сделали бизнес и навсегда изуродовали само понятие в глазах россиян.

Чеченцы, как обычно, держались вместе. Шамиль не раз пользовался защитой, помощью и советами земляков из московской диаспоры. Сам тоже вызывался добровольцем, когда дело доходило до разборок и войн за зоны влияния. Познакомился с Хож-Ахмедом Нухаевым, считавшимся крестным отцом чеченской мафии, и многими другими смелыми и оборотистыми юношами, которых надежда изменить судьбу привела с Кавказа в Москву, твердо верившими, что им удастся не потратить жизнь даром.

Шамиль старался не терять времени. Искал приключений, веселья, познал вкус женщин и вина. Заработал первые крупные, но не ошеломляющие деньги, наделал первые долги. Но все еще не имел никаких планов, даже приблизительных задумок на жизнь.

Скучающий, ищущий приключений Шамиль в августе девяносто первого пошел на баррикады, возведенные защитниками российского парламента и новых порядков, которым угрожали пытавшиеся повернуть время вспять стражи империи. Именно тогда он впервые испытал наркотическую силу политики и власти.

Осенью спаковал манатки и вернулся в охваченную революционной горячкой Чечню, провозгласившую, как многие другие российские колонии, независимость. Горцы как раз готовились к избранию своего президента. Не долго думая, Шамиль решил участвовать в выборах. Ему было тогда двадцать шесть лет.

Неизвестно, на что он рассчитывал. У него не было своей партии, благородного происхождения, похвастаться было нечем. Так что, вряд ли он руководствовался политическим расчетом. Скорее вечной потребностью острых ощущений, новых приключений, желанием испробовать что-то новое. Так захотел, и все! Трудно даже сказать, что бы он предпринял, если бы его избрали президентом. Выборы выиграл Джохар Дудаев, а Басаев с треском их проиграл. Похоже, особенно о том не жалея.