Сибирская жуть-7 - Андрей Буровский

Но вот компетентные органы полагали совсем иное… Я знаю это совершенно точно, потому что в одной из археологических экспедиций, приезжавших каждое лето из Питера, как-то очень хорошо прижился интересный мужик, следователь по особо важным делам краевой прокуратуры. Первый раз приезжал он в экспедицию после того, как археологи совершенно случайно чуть не наткнулись на Белую Юрту…

Сейчас молодежь даже уже не помнит легенд про Белую Юрту, а еще в 1980-е годы этих легенд ходило очень много. О происхождении Белой Юрты рассказывали разное — и что возникла она на месте лагеря особого назначения, заброшенного после смерти Сталина, — мол, некоторые зеки, которым идти было некуда, остались в лагере и стали приспосабливать его для своей уже свободной жизни. По другим данным, возникла, разрослась Белая Юрта на месте избушки лесника из беглого лагерного контингента. По третьей версии первые беглецы прибились к кочевникам, которые каждое лето ставили священную белую юрту в определенном месте (откуда и пошло название). Мол, первые беглецы, избегавшие встречи с любым представителем закона, встретились с тувинскими шаманами и стали сотрудничать с ними, а говоря попросту, прислуживать им — рубить дрова, охотиться, таскать воду, а за это им позволили тут жить. Это потом уже русские лагерные беглецы срубили настоящие избы, чтобы можно было жить в Белой Юрте и зимой.

Какая версия правдивее — не имею никакого представления. Но, во всяком случае. Белая Юрта, если верить слухам, — это такая горно-таежная республика уголовников — эдакий сибирский вариант Запорожской Сечи. Принимают туда, собственно говоря, всех — если человек пришел туда сам, значит, было кому ему рассказать, куда идти. Случайный человек в Белую Юрту не придет, а если вдруг и придет, мгновенно станет ясно, насколько он там случайный. Но если уж попадает туда человек, то или он всю оставшуюся жизнь проживет в Белой Юрте и никогда не выйдет даже за околицу, или выйдет только в составе отряда, идущего на серьезное «дело». То есть и тут имеется, конечно, контингент, который ходит в большой мир и возвращается, но в этот контингент входят или очень «авторитетные» люди, или те, кто находится в большом доверии у этих «авторитетных».

Так что даже из знающих о существовании Белой Юрты узнают дорогу в нее и поселяются в ней или бежавшие из лагерей, или те, на ком висели разные расстрельные статьи. Те, кому жизнь в ненаселенной тайге казалась безопаснее и лучше, чем жизнь в большом городе, где на каждом углу продаются булки, но и милиционеры тоже стоят на каждом углу и очень мешают жить этому кругу лиц. Тем более мешают, если твоя физиономия уже висит на перекрестках с духоподъемной подписью: мол, разыскивается милицией за совершение особо опасного преступления, просьба сообщить, если знаете местонахождение, если видели, но имейте в виду, что опасен…

Ну так вот, мы-то, тихие археологи, далекие от всех этих ужасов, узнали про Белую Юрту случайно. Была старая идея — сделать археологическую разведку в горных районах Хакасии. Забегая вперед скажу, что такую разведку потом провели, и с великолепным результатом. Но тогда, первый раз, машина шла в неизведанное — и собственного опыта не было у курганных археологов, и занять не у кого — никто до них в этих местах не работал. В таких случаях нужны проводники, и далеко не случайно археологи стали беседовать с охотниками и рыбаками. Но совершенно случайно вопросы о дороге задавались именно тому из охотников, который что-то знал о Белой Юрте, да к тому же обладал каким-то извращенным чувством юмора. И археологи имели на картах пометки, что вот примерно там-то лежит такое место, Белая Юрта, и в него хорошо бы попасть, потому что там всем приезжим очень рады.

Целый день машина рвала резину и надрывала двигатель на кошмарных горных дорогах; день уже клонился к вечеру, когда на дороге, прямо посреди заросшего травой полотна, увидели костер, а возле него двух жутких оборванцев. Начальник велел остановиться, вышел и, подойдя к оборванцам, вежливо спросил, далеко ли до Белой Юрты и правильно ли ни в нее едут.

— Тебе надо в Белую Юрту? — нехорошо прищурился оборванец. — Тут до тебя один вот тоже спрашивал…

И оборванец кивнул на булькающий котелок.

— Мы вот тебе сейчас покажем, как туда проехать, — так же свирепо просипел второй.

Коля К. внезапно обнаружил, что один оборванец в сапогах, обходит его и вот-вот окажется между ним и машиной и что в руке у оборванца финка. Одновременно он обнаружил, что прямо в живот ему уставился ствол крупнокалиберного ружья. Скажем совершенно откровенно: до сих пор никто толком не знает, почему этот, с ружьем, не выстрелил сразу, пока Коля К. совершенно не был к этому готов. Начни они действовать сразу, и для них вполне реально было бы захватить машину, перебить и разогнать археологов — ведь их хоть и было пятеро, но археологи совершенно не были готовы к такому повороту событий.

Но оборванцы промедлили и почему-то дали Коле К. убежать, прыгнуть в машину. Шофер, много чем рискуя, развернулся на дикой скорости, стал делать километров сорок в час на дороге, больше похожей на просеку посреди нехоженой тайги. И только тогда загремели выстрелы; в брезентовом кузове образовалась огромная дыра. От деревянного борта полетели щепки, и одна из этих щепок ранила в бедро парня-студента. Но обошлось этой не очень страшной жертвой — рана заросла через неделю, а больше пальбы по машине не было, и единственно что плохо — сорвалась, не начавшись, разведка, для которой долго экономили продукты и подгадывали время.

Вот после этой истории и слезного заявления, написанного в ближайшем отделении милиции, в лагере и появился человек, которого в экспедиции вскоре будут называть фамильярно — «наш опер» и отношением которого к экспедиции будут гордиться. Он снял со всех официальные показания, посочувствовал раненому, покрутил пальцем у виска Коле К. («до бороды дожили, а не знаете, к кому можно, к кому нельзя соваться…»), а с охотником, склонным к шизофреническим шуткам, побеседовал так, что тот пришел извиняться и плакал, причем плакал натуральными слезами.

Кроме того, «нашему оперу» очень понравилась экспедиция, образ жизни археологов и особенно ведение неторопливых бесед за чаем в вечернее и ночное время. То есть «наш опер» вовсе не бездельничал; за какой-то месяц он сделал несколько рейдов по горам, застрелил одного и привел с гор в наручниках трех довольно неприятных субъектов, причем с одним из них пришел в лагерь экспедиции, с арестованным общаться запретил и держал его связанным и скованным в глубоком шурфе. Но и сам устал смертельно и как только выставил охрану из доверенных археологов, завалился спать и проспал довольно долго. А потом достал из шурфа подопечного и увел его, так и не объяснив, что за птицу раздобыл и где такие еще есть.