Призрак в мундире - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот что, Пашка, возвращайся домой, – Шелестов похлопал паренька по плечу. – Спасибо тебе за помощь. Ты нам правда очень помог. Не знаю, что бы мы без тебя и твоих ребят делали.
– Так я еще могу… – начал было Пашка, но Шелестов сжал его руку, и тот замолчал.
– Можешь, знаю. Но теперь обстановка сложилась другая. Твое дело сейчас, как командиру, вернуться в город к своим бойцам, к своим помощникам. Убедись, что все целы, что никто от карательных операций не пострадал. Осторожно выясни, насколько пострадало подполье. И самое главное, никаких активных действий. Сейчас ты владеешь очень важной информацией, и на тебе большая ответственность. Не исключено, что следом за нами придет еще одна разведгруппа. Они выйдут на связь с подпольем. А из подпольщиков только ты один знаешь, что мы живы, что документы найдены, что мы остались без связи и направляемся к линии фронта. В городе должен остаться человек, который это знает и передаст нашим. Понял задачу, боец?
– Так точно, Максим Андреевич, – серьезно ответил Пашка.
И Шелестов вдруг увидел, понял, как за эти дни повзрослел мальчишка. Сколько же крови, сколько горя прошло через его мальчишеское сердце, оставив раны! Когда они зарастут и зарастут ли?
Пашку накормили, и он уснул в землянке. Максим развернул карту на земле, и группа склонилась над ней. Теперь уже вместе со всеми в обсуждении принимал участие и Майснер.
– Первое, что мы должны сделать, – заявил Шелестов, это в логично обоснованном месте оставить распотрошенный портфель и следы уничтожения документов. Следы должны быть убедительными. Например, как результат взрыва гранаты. Или остатки портфеля и документов в потухшем костре.
– Я смогу скопировать, переписать несколько второстепенных документов, – предложил Сосновский, – а остатки оригиналов подбросим в обгоревшем виде на место «уничтожения».
– Согласен, – кивнул Шелестов. – Это будет убедительно. Дальше направляемся не самой короткой дорогой к передовой. На Орловско-Курском выступе со стороны немцев тоже ведутся работы по эшелонированию обороны, и туда, как мы видим из документов, стягиваются большие силы. Там немцев больше, чем в Берлине! Не пробиться!
– Если они стягивают войска с других участков фронта, – пожевывая сухую травинку, добавил Буторин, – тогда они снимут и перебросят сюда части с харьковского направления, с южной Украины, из-под Москвы. Единственное направление – севернее Орла. Больше дней потратим, но зато там оборона тоньше. Лазейку всегда можно найти.
– Внаглую надо, – неожиданно предложил Коган. – Нечего по кустам шарахаться.
– В каком смысле? – не понял Шелестов.
– В прямом. Мотоцикл у нас есть, два убедительных «немца» у нас есть – Миша с Майснером. Нам бы к мотоциклу еще легковушку, а лучше бронетранспортер не самый тяжелый. И по Калужской дороге внаглую попрем. Уж когда совсем прижмут, тогда отобьемся, бросим технику и налегке дальше пойдем. Но за день-другой мы запросто до своей передовой доехать сможем. Что там ехать до Калуги? Две сотни километров? Три часа ходу по шоссе.
– Ну, ты Наполеон, Боря! – усмехнулся Буторин. – А что, вариант не самый плохой. Можем и проскочить. Только документы надо упаковать так, чтобы влаги не боялись. Кто знает, где и как нам придется пробиваться?
– Карл, вы согласны с нашим планом? – спросил Шелестов, когда Сосновский перевел немцу суть идеи.
– Да, я иду с вами. Считайте, что с этого момента я боец вашей Красной армии.
Глава 7
Буторин вызвался проводить Пашку. И когда он с парнишкой ушел, Шелестов вместе с товарищами принялся готовиться к опасному переходу. Бойцы почистили оружие, разложили по вещмешкам патроны, продукты, сухое белье. Много с собой брать нельзя – группа должна быть мобильной и идти налегке. Каждый понимал, что либо удастся пробиться за один-два дня, либо не удастся совсем. Пару дней протянуть без еды не сложно. Сложнее без воды. И нужнее всего патроны и гранаты.
– Всем отдыхать. Будем ждать Виктора, – сказал Шелестов. – Наблюдателям меняться через каждый час. Я первым, потом Коган, затем Сосновский.
– Я четвертый? – спросил Майснер.
– Нет, – Шелестов помедлил. – Так долго ждать мы не можем. Если Виктор не вернется через три часа, мы уходим.
Прошел час. Шелестова сменил Коган. Максим спустился вниз, улегся на лежанку и закрыл глаза. Надо отрешиться от всего, надо отдохнуть, хотя бы час поспать. Напряжение изматывает нервную систему, мешает мыслить спокойно. А в ближайшее время придется принимать решения быстро, почти интуитивно. И они должны быть правильными. Он постарался, лежа с закрытыми глазами, думать отрешенно, вызывая в памяти просто голубое небо и белые барашки облаков, слышать пение жаворонка в этой бездонной синеве, чувствовать запах скошенных трав, вкус парного молока. Тишина и покой, покой на душе, безмятежность. И руки матери, наливавшей в кружку молоко, и сильные руки отца, нарезавшего крупными ломтями ржаной хлеб. Как это вкусно – ржаной хлеб и холодное молоко!
Сухой треск очередей «шмайсеров» ворвался в сознание сразу. Это было недалеко, совсем близко. Одни автоматы стреляли короткими очередями, другие били длинными. Шел бой! Шелестов вскочил с лежанки и выбежал наружу. Коган уже бежал к нему, показывая рукой в ту сторону, куда недавно ушел Буторин проводить Пашку.
– Метров пятьсот! Не больше! Идут сюда… Наверное, Виктор нарвался.
Из землянки выбежали Сосновский и Майснер. Шелестов приказал забрать с собой вещмешки, а в землянке, как они и договаривались, взорвать портфель гранатой, сжечь несколько листов бумаги и разбросать обожженные
