Жизнь мальчишки - Роберт Рик МакКаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помогите мне, умоляю! — крикнула она нам.
— В чем дело? — спросила мама, осветив фонарем лицо охваченной паникой молодой темнокожей женщины. Мне она была незнакома, но мама узнала ее. — Нила Кастайл? Это ты?
— Да, мэм, это я, Нила. А вы кто?
— Ребекка Маккенсон. Когда-то я читала твоей матери книги.
Должно быть, это происходило задолго до моего рождения, сообразил я.
— С моим отцом несчастье, миз Ребекка! — запричитала Нила Кастайл. — Должно быть, у него сдало сердце.
— Где он?
— В нашем доме! Вон там!
Нила указала рукой в темноту. Вокруг ее талии бурлила вода. Мне она доходила уже до груди.
— Он не может подняться!
— Я поняла, Нила. Успокойся.
Моя мама, способная ощутить кожей и преувеличить до невероятных размеров малейшую опасность, обладала поразительным свойством излучать спокойствие, когда в утешении нуждался кто-то другой. Это, как я теперь понимаю, составляет часть сущности любого взрослого. В минуты опасности мама могла проявить качества, которые прискорбным образом отсутствовали у деда Джейберда, — стойкость и отвагу.
— Покажи дорогу, — сказала мама молодой негритянке.
Вода уже врывалась в дома Брутона. Жилище Нилы Кастайл, как и большинство других здешних домов, представляло собой узкую серую лачугу. Когда мы вошли в дом вслед за Нилой, река уже бушевала вокруг нас.
— Гэвин! Я вернулась!
В свете масляной лампы Нилы и маминого фонаря мы увидели чернокожего старика, сидящего в кресле. Вода доходила ему до колен, вокруг кружились в водовороте газеты и журналы. Он стискивал пятерней рубашку на груди возле сердца, его лицо цвета черного дерева было искажено от боли, а глаза крепко зажмурены. Рядом со стариком стоял, держа его за руку, маленький мальчик лет семи-восьми.
— Мама, дедушка плачет, — сообщил он Ниле Кастайл.
— Я знаю, Гэвин. Папа, я привела людей помочь тебе.
Нила Кастайл поставила на стол лампу.
— Ты слышишь меня, папа?
— О-о-ох-х-х, — застонал старый негр. — На этот раз меня крепко прихватило.
— Мы поможем тебе подняться. Надо выбираться отсюда.
— Нет, дорогуша. — Старик покачал головой. — Ноги старые… отказали.
— Что же нам делать? — спросила Нила, взглянув на мою мать, и я увидел, что в глазах у нее блестят слезы.
Река уже ломилась в домик Нилы. Снаружи грохотал гром, и комнату то и дело озаряли вспышки молний. Если бы все это являлось частью телевизионного шоу, сейчас наступало самое подходящее время для рекламы.
Но в реальной жизни нет места паузам.
— Нужна тачка, — сказала мама. — Нет ли ее у вас?
Нила ответила, что у них нет тачки, но они несколько раз брали ее взаймы у соседей, и она, наверно, стоит у них на заднем крыльце.
— Кори, ты остаешься здесь, — сказала мама и вручила мне масляную лампу.
Наступил мой черед быть храбрым, хотел я этого или нет. Мама и Нила ушли и унесли с собой фонарь, а я остался в заливаемой водой комнате вместе с маленьким мальчиком и беспомощным стариком.
— Я Гэвин Кастайл, — сказал негритенок.
— А я Кори Маккенсон, — представился я.
Нелегко поддерживать разговор, когда ты стоишь по пояс в коричневой воде и мерцающий свет жалкой лампы едва разгоняет тьму.
— А это мой дедушка, мистер Букер Торнберри, — объяснил мне Гэвин, ни на мгновение не отпуская руки старика. — Ему нездоровится.
— Почему вы не вышли наружу вместе со всеми?
— Потому, паренек, — ответил мне мистер Торнберри, слегка приподнявшись со своего места, — что это мой дом. И я не боюсь какой-то проклятой реки.
— Но ведь все остальные боятся, — заметил я, имея в виду: все, кто в здравом уме.
— Другие могут драпать, если им так хочется, — отозвался мистер Торнберри, и я почуял в нем такое же несокрушимое упрямство, которым отличался мой дед Джейберд.
Сказав это, старик содрогнулся от нового приступа боли. Он медленно закрыл и снова открыл свои темные глаза, выделяющиеся на фоне его худого лица, и пристально посмотрел на меня.
— В этом доме умерла моя Рубинель. Прямо здесь. И я тоже не собираюсь умирать в больнице для белых.
— Разве вы хотите умереть? — спросил я его.
Казалось, старик несколько секунд обдумывал мой вопрос.
— Я хочу умереть в своем собственном доме, — наконец ответил он.
— Вода все прибывает, — сказал я. — Все, кто останется, могут утонуть.
Старик нахмурился. Потом повернул голову и посмотрел на маленькую черную руку внука, сжимавшую его ладонь.
— Деда водит меня в кино на мультики! — сообщил мне стоявший уже по горло в воде Гэвин, словно привязанный к худой черной руке старика. — Мы видели «Песенки с приветом».
— Багза Банни, — подхватил старик. — Мы видели старину Багза Банни и того заику, что похож на свинью. Верно, внучок?
— Да, сэр, — отчеканил Гэвин и улыбнулся. — И скоро мы снова пойдем на мультики. Верно, деда?
Мистер Торнберри ничего не ответил. Гэвин ни за что не хотел отпускать его руку.
И тогда я понял, что такое настоящая смелость. Это когда ты любишь кого-то больше самого себя.
Вскоре вернулись мама и Нила Кастайл с тачкой.
— Мы посадим тебя в нее, папочка, — принялась упрашивать старика Нила. — Мы отвезем тебя туда, куда приезжает грузовик и всех забирает. Так говорит миз Ребекка.
Мистер Торнберри глубоко и натужно вздохнул, задержал дыхание на несколько секунд и только потом выдохнул.
— Проклятье, — прошептал он. — Старый мотор у старого дурня.
На последнем слове его голос чуть дрогнул.
— Позвольте нам помочь вам, — сказала ему мама.
Мистер Торнберри кивнул.
— Ладно, — проговорил он. — Пора смываться, верно?
Мама с Нилой пересадили мистера Торнберри в тачку, но быстро поняли, что, хоть он и казался с виду весьма тощим, придется затратить немало усилий, чтобы толкать тачку с ним, да еще и следить, чтобы голова оставалась над водой. Кроме того, я видел и другое серьезное затруднение: на улице, залитой паводком, Гэвина наверняка накроет с головой. Течение мгновенно унесет его, как пустой кукурузный початок. Кто сумеет удержать его?
— Нам придется вернуться за мальчиками, — приняла решение мама. — Кори, встаньте с Гэвином на этот стол, ты будешь держать лампу.
Вода в доме поднялась уже до уровня столешницы, но пока что она могла спасти нас от наводнения. Я послушно забрался на стол, Гэвин последовал моему примеру. Мы стояли рядом на островке из соснового дерева, я держал лампу.
— Вот так, отлично, — сказала мне мама. — Кори, отсюда ни на шаг. Если ты вздумаешь слезть отсюда, то я тебя так выпорю, что на всю жизнь запомнишь. Понятно?
— Да, мэм.
— Гэвин, мы сейчас вернемся, — сказала
