Винтерфилд - Наталия Ипатова

Они сшиблись вновь, Лея, онемев и окаменев, смотрела на демонстрируемый ей парад мастерства, почти механически отмечая знакомые ей выпады и контрвыпады.

Эрна была хороша, но Грэй — лучше. Он отшвырнул ее обратно к самому повороту, и Лее показалось… это было невероятно и неуместно… и попросту глупо… Ей показалось, что была какая-то доля секунды, когда Грэй мог бы убить ее. И, судя по выражению лица, Эрне почудилось то же самое. В любой вообразимой драке после такого жеста Лея салютнула бы и отошла. Не сдача, но благородная ничья: нельзя вытирать об это ноги. Но, видно, было меж ними различие.

— Ха, Грэй! — воскликнула Эрна, обнаружив, что' жива. — А ведь у меня есть против тебя еще один козырь. Помнишь?

Уголки ее смеющегося рта опустились, расширенные глаза увлажнились и посмотрели на него укоризненно, вздрогнули тонкие ноздри.

— Попробуй убить ЭТУ женщину, Грэй, — предложила она, устремляясь вперед, едва ли не на его клинок, описывая правым мечом круговой удар из-за головы, а левым целя прямо в грудь.

Обычно фехтовальные школы этот удар не парируют. Зачем, если атакующего проще убить прямым выпадом, воспользовавшись силой его встречного движения?

Но, ей-богу, Лея видела, как едва держащийся на ногах человек попытался это сделать…

Они ошиблись в прыжке: она — наскакивая, он — отшатываясь в сторону, раздался лязг и короткий вскрик боли, не вскрик даже, а хрип сквозь стиснутые зубы…

который не могла издать Эрна фон Скерд и который полоснул Лею по самому сердцу.

Эрна отскочила, невредимая, глаза ее были дико расширены, грудь вздымалась, как кузнечный мех. Было непонятно, испуга или торжества больше в ее лице. Но Лее плевать было на то, что выражало ее лицо.

Лорд Грэй рухнул на колени, цепочка позвонков отчетливо выделилась под влажной закопченной кожей. Он выронил оба меча и пальцами левой руки как железным браслетом стиснул запястье правой, откуда густой, тягучей черной волной медленно выкатывалась каплища крови. Правый меч лежал у самых его колен, и отсеченная кисть все еще сжимала рукоять.

— Ты… и на коленях? — сказала Эрна. — Передо мной? За то, чтобы увидеть это, я заплатила бы жизнью.

— Ты заплатишь! — крикнула Лея, отталкиваясь от скалы, перемахивая через плечо Грэя в самый центр освещенного круга и подхватывая его меч.

Фон Скерд не ожидала встретить против себя никого, кроме людей. Откуда ей было знать, что эта ночь сделала из Леи Андольф моргенштерн, что своею спиной та заслоняла человека, за которого умерла бы не задумываясь и даже того не заметив. Она не могла бы сделать другого выбора, как сам он не мог не заслонить собою свою беззащитную, как беременная женщина, провинцию.

Как не смогла бы принять иное, собственное решение его правая рука. А Эрне фон Скерд в какой-то мистический миг на этой сюрреальной арене померещилось, будто это и была его правая рука, ожившая и преобразившаяся, отделенная от тела, а стало быть — от его изнеможения и немощей, белая, светящаяся от ярости, и попрежнему — на рукояти разящего меча.

Эрна знала, что совершенна, однако эта девушка напротив, с изваянным из льда лицом, с плотно сжатыми губами, безразличная к собственной жизни, была неостановима, как надвигающийся ледник. В ее защите не было бреши, куда Эрна могла бы воткнуть меч. Она, как судьба, появлялась из-за угла, когда ее никто не ждал, и даром забирала себе все, что Эрна почитала своим. Понемногу, шаг за шагом, Лея теснила фон Скерд, даже не задумываясь, что будет, когда той не останется места для шага назад.

Они миновали ребро и завернули за угол. Еще, еще и еще. Не этот, так следующий удар достигнет цели. В неподвижных глазах ее Эрна видела конец. Она ведь уже израсходовала себя в предыдущей схватке, подобно тому как лорд Грэй истратил все человеческие и берсеркерекие силы на тех, кого она послала вперед себя.

— Свои, поберегитесь! — раздался вдруг сверху вопль, едва пробившийся в уши Леи, где стоял непрерывный звон: от мечей, и другой, вселенский, где бились бокалы и гудели колокола, приветствуя ее шаги по тропе бессмертной славы. Голос показался ей знакомым, чудовищный грохот сотряс скалу, словно оживал окаменевший здесь ящер, дрожь земли и движение многих тонн камня объяснили ей, чего стоит поберечься, и, предоставив Эрну ее собственной судьбе, она прыгнула назад, за угол, за спасительное ребро, разворачиваясь в падении и сшибая наземь прижавшегося плечом к скале искалеченного, глухого и слепого от'боли мужчину, за которого она бы убила и умерла. Она накрыла его своим телом, заслоняя от всего того, что валилось на них сверху, сопровождая рушащуюся на тропу каменистую осыпь.

Лавина шла, подминая под себя чахлый кустарник, глыбы скакали вниз, как кузнечики, сталкивались и раскалывались на части, и она начисто смела и Эрну фон Скерд, и вражескую армию, да и саму тропу, где обрушив ее, где похоронив под непреодолимым многофутовым завалом.

Целая туча пыли и мелких камней погребла ее под собой, и некоторое время она не знала, жива она или мертва. Однако синяки покойников не беспокоят, и, осознав это, она зашевелилась, выбралась из-под запорошившей ее смеси песка и щебня и, обдирая руки в кровь, кинулась откапывать лорда Грэя.

Живой. Хотя вернее было бы сказать — чуть живой.

Он хрипло дышал ртом, но глаза его были закрыты, и железный тисок левой руки все еще пережимал правое запястье, не давая крови свободно покидать тело. Лея сперва увидела помогавшие ей руки, потом догадалась поднять глаза: рядом возился ободранный и перепачканный Романе.

Она указала ему на рану.

— Надо перетянуть это. Иначе он истечет кровью.

И рванула на себе сорочку.

Жгутом они перетянули искалеченную руку, закрутили его с помощью щепки, действуя так торопливо, что иногда забывали дышать.

— Вот это мужик, — выговорил Романе. — Я видел все от первой до последней минуты. Да если он еще тыкнет меня носом в дерьмо, я только поклонюсь и скажу спасибо.

Он поднял полубесчувственного Грэя на руки, глядя в его измученное черное лицо с благоговением юного влюбленного. Призванные лордом демоны покинули его тело, бросили, натешившись, высосанную ими оболочку, не оставив ему ни физических, ни моральных резервов. Голова, повязанная грязной тряпкой, безвольно откинулась, резко выделился кадык на горле, рука болталась. У него не было сил даже дрожать. Лея глядела на него, и ей казалось, что она умирает.

Когда из леса навстречу им посыпались люди, отняли это тело у Романе, положили на траву, понавтыкали вокруг факелов, она встала на колени у его головы и не сводила глаз с его заострившегося лица, с выпуклых сомкнутых век, с мокрых волос, с дорожек, промытых в копоти струйками пота. Чудовищная рана кровоточила, несмотря на жгут, и была вся выпачкана землей, кровью и потом развезенной в жидкую грязь.