Винтерфилд - Наталия Ипатова

— Сделайте же что-нибудь, — взмолилась она. — Хотя бы с этим. — Она указала на рану. — Ее надо промыть, прижечь и перевязать чем-то чистым. Святый боже, она непременно воспалится!

Флетчер склонился над лицом друга.

— Грэй, — сказал он, — я должен тебя спросить: ты что предпочитаешь?

— Ты знаешь, — прохрипел сквозь зубы лорд Грэй, открывая глаза, на покрытом копотью лице блестевшие как драгоценные камни. — Неужели, ты полагаешь, я способен жить калекой? Я был правшой. Флетч… после всего, что было — либо пировать, либо умирать, а так я не согласен. Окажи мне эту услугу, чтоб тебя… Я тебе спасибо скажу. Руки не отрастают.

— Об одном забываешь, высокомерный старый дурень. Может, кто-то имеет право на твою жизнь?

Грэй мотнул головой.

— Весь Винтерфилд! — сипло сказала Лея. — Ни один человек никогда не простит вам этого!

— Слуги… не в счет.

— Тогда — я, — сказала она в тишине. — Я заявляю свои права. А я — не служанка.

— Слыхал? — Флетчер через силу усмехнулся. — Завидую. Такая девушка заявляет права на твои мощи. Не говорю тебе «мужайся», но…

Грэй застонал, закрыв глаза, и попытался отвернуться.

— Девочка не знает, какая это боль. Скажи ей, что я не хочу. На что ей эта груда костей?

— Не могу утверждать совершенно точно, но, возможно, она думает, будто эта разукомплектованная груда лошадиных мослов еще способна делать детей, — хмыкнул Флетчер.

— Уведи ее; слышишь!

Лея сверкнула на командора взглядом, лишившим ее последних сил.

— Убью, кто коснется меня!

— Поделись секретом, дружище. Что ты такое делаешь с девушками, отчего они у тебя сатанеют?

Грэй усмехнулся, показав обведенные кровавой каймой зубы.

— Завидуй, козлище.

— Держите его, — скомандовал Флетчер, вскакивая и оборачиваясь, чтобы принять переданный из-за спин факел. Двое навалились, Грэю на ноги, еще двое припечатали его плечи к земле. Он отвернул голову к левому плечу, будто старался как можно дальше отстраниться от обрубка, и зажмурился. Каблуки вонзились в землю, свежий пот проступил на лбу. Романо выругался и бегом кинулся в кусты. Его там вырвало.

— Я все сделаю быстро, — обещал командор.

— В зубы дай что-нибудь!

Грэй зажал в зубах платок и кивнул.

— Давай!

Факел зашипел, когда огонь коснулся плоти, под весом четырех взрослых мужчин распростертое на земле тело приподнялось и выгнулось, каблуки, словно когти умирающего дракона, оставили в траве две глубокие борозды, а голова дернулась так, что, казалось, порвались связки и хрустнули шейные позвонки. Лея рухнула лицом в траву, содрогаясь от бесслезных спазматических рыданий и кусая землю, не в силах смотреть и слышать, как шипит от прикосновения огня влага тела, как скручивается, треща и чернея, обугливающаяся плоть, запирая кровоточащие сосуды, будучи не в состоянии вдохнуть этот невозможный запах паленой кости, слышать стон, переходящий в затухающий вой.

Кто-то сунул ей меж зубов горлышко фляги: едкий вкус дурного бренди спер ей горло, она закашлялась, отплевываясь.

— Что? — прохрипела она.

— Он без сознания, — ответил Флетчер. — Слава богу, сердце выдержало. Могло остановиться. Теперь, если захочет жить — будет жить. А нужен ли вообще гарнизон при таком-то лорде? Кто из вас придумал эту замечательную штуку с обвалом?

— Я, — хмуро отозвался Романо, возвращая ему флягу. Оказывается, это он поил Лею, ободранными в кровь руками удерживая на коленях ее голову. — Надо же было что-то делать.

— Молодой человек, — сказал ему командор, — я бы дорого дал, чтобы увидеть, какое будущее вас ожидает.

— Да чего там! — Романо зябко передернул плечами. — Я только нашел валкий камешек и ковырнул его. Пока эти двое геройствовали друг перед другом, должен же был хоть кто-то раскинуть мозгами.

21. Соломинка

Все было из рук вон плохо. Флетчер сказал: «Если он захочет жить». А он не хотел. Когда она меняла ему повязку, он только отвечал односложно «да» или «нет», в иное же время, стоило ей заглянуть в его комнату, как он совершенно негалантным образом прикидывался спящим.

Лея знала, что он не спит. Он не мог смотреть на нее, зная, что это она не дала ему умереть. Приговорила его к жизни калеки. А кроме того, он просто не мог спать: непрерывная дергающая боль не оставляла ему ни малейшей передышки. Грэй не мог забыться: стоило ему хоть на миг смежить веки, как она вновь была тут как тут.

Вся челядь знала об этом, никто в замке не повышал голос, а если кому-то случалось оплошать, на него шипели хором. И не приведи господь кому-то что-то уронить, чем-то звякнуть или брякнуть. Винтерфилд затаил дыхание, и от этого делалось еще хуже. Будто в доме лежал умирающий.

Когда лорда в крестьянской телеге доставили домой, весь Винтерфилд ахнул и обмер. Оттис стоял посередь двора, опустив огромные руки и бессмысленно вопрошая взглядом: как же так? Глави тихонько всхлипывала, уткнувшись носом ему в грудь. Брего, невзирая на достоинство возраста, суетился, заходя то с одной стороны, то с другой, и нескончаемо, по-бабьи, причитая. Потом огромный оруженосец вскинул господина на руки с такой же легкостью, как поднял бы женщину, отнес наверх и уложил в постель, сняв по его просьбе штору с высокого окна. С подушки, если не поднимать головы, видно было только хмурое предзимнее небо да первый сыплющийся с него снег.

Винтерфилд целый день прошмыгал носами по углам, а потом со всеми заботами пошел к Лее. И им было наплевать на то, что все валится у нее из рук.

Романо вел себя тише воды и только робко искал ее взгляд. Не находил. У нее не было для него сил. Если он сумеет понять ее, перетерпеть, перенести вместе с нею этот спазм — тогда, может быть, наступит для них иное время. Не выдюжит — скатертью дорога. Что был он рядом, что — нет, она сейчас особой разницы не видела.

И вот она сидела в библиотеке, на месте лорда Грэя за письменным столом, грызла ногти и листала «Ботанику», изыскивая разные травки, способные утишить боль и дать ему немного сна. А то и просто сидела, постукивая костяшками сжатого кулака по столешнице и борясь с невыносимым желанием пойти туда, сесть у изголовья и взять его за руку. Не нужно ему это. Ему нужен только крепкий сон.

— Миледи… позвольте нарушить ваше уединение.

Она с усилием подняла голову. Ей тоже сейчас никто не был нужен. Зато она почему-то нужна всем.

— Что тебе, Брего?

Брего положил на стол перед нею знакомый прозрачный флакончик и острую изящную аптекарскую игрушку — шприц.

— Вот, — сказал мажордом, отступил на шаг и гадливо спрятал руки за спину.

— Зачем ты мне это даешь?

— Видите ли, миледи… Дело в том, что я не смогу ослушаться, если лорд прикажет мне принести это. Но я ведь могу сказать, что отдал драгоценное зелье на сохранение вам.