Покушение на шедевр - Дэвид Дикинсон

— Во-вторых, вот что. Когда я был у Декурси и Пайпера, у меня сложилось впечатление, что Джонстон отлично их знает, как будто постоянно с ними работает. Пайпер спросил, не кажется ли ему, что картина написана кем-то из учеников Леонардо. Тогда за нее можно было бы назначить неплохую цену. Конечно, не такую, как за самого Леонардо, но тем не менее.

Долгие часы бдения и сна на Олд-Бонд-стрит явно помогли Джонни Фицджеральду как следует освоиться в этом странном новом мире.

— Тут они ушли в другой конец комнаты, Фрэнсис, словно не хотели, чтобы их подслушали, поэтому я не все понял из их разговора. Было много слов о процентах, о стандартных условиях. Пайпер с большим азартом толковал что-то насчет американца по фамилии Блэк, который скоро приезжает в Лондон. По-моему, он решил, что мою картину можно продать ему за немалые деньги, — если не ошибаюсь, речь шла о тысячах фунтов.

Джонни Фицджеральд уставился в бокал.

— И еще одно, Фрэнсис, хоть я и не уверен, что это так уж важно. Когда я в последний раз был у Декурси и Пайпера, туда внесли какой-то огромный короб. Там могли бы поместиться три или четыре больших картины. И на нем стоял обратный адрес — то ли Кальви, то ли Гальви, что-то в этом духе.

Раздался стук в дверь, и лакей вручил Пауэрскорту письмо от старшего инспектора Уилсона. В нем содержались важные новости. Мало того что миссис Розалинду Бакли действительно видели в Оксфорде незадолго до убийства Томаса Дженкинса, — там видели и ее пропавшего мужа Хораса Алоизиуса Бакли, причем непосредственно в день убийства.

— Что ты об этом думаешь, Джонни? — спросил Пауэрскорт, протягивая письмо другу.

— На первый взгляд все яснее ясного, — ответил Джонни. — Конечно, это впечатление может оказаться обманчивым. Но если бы ты был азартным игроком, Фрэнсис, ты и сам наверняка сказал бы, что наш Хорас Алоизиус — первый фаворит на скачках в честь усопших Монтегю и Дженкинса. Почти невозможно поставить на него и не выиграть. Да ты посуди сам! Он обнаруживает, что Монтегю балуется с его женой. Каюк Монтегю. Потом — например, воспользовавшись услугами частных детективов — он узнает, что она крутит еще и с этим самым Дженкинсом. Каюк Дженкинсу! Пожалуй, я поставил бы на Хораса Алоизиуса в соотношении три к одному. А ты что скажешь, Фрэнсис?

Пауэрскорт уставился в пол.

— Я не рискнул бы держать пари, Джонни, по каким угодно ставкам. Слишком уж все очевидно. Слишком правдоподобно. Пока мне сдается, что Хорас Алоизиус ровно ни в чем не виноват. Возможно, он неуравновешен. Измучен тяжелой работой. Способен на опрометчивые поступки. Но убивать? Сомнительно. Очень сомнительно…

На верхней террасе заброшенного парка Орландо Блейна стояли две лисицы. Они замерли и долго не шевелились, так что Орландо чуть было не решил, что это статуи. Потом, очень медленно и с полным презрением ко всему окружающему, они потрусили к дому и остановились под самыми окнами Большой галереи. Может, крысы отправили им депешу, подумал Орландо. Тайное послание на зверином языке, переданное под землей прямо в лисью нору. Валяйте сюда! Здесь никого нет! Поживы хватит на всех!

Орландо посмотрел на мольберт. Там дожидался прикосновения его кисти большой пустой холст. В пятницу Орландо тщательно загрунтовал его. Голова у художника еще трещала после бурно проведенного уик-энда: в воскресенье, в три часа утра, его отнесли в постель мертвецки пьяным. Проснувшись, он первым делом испугался, что прокутил все деньги. Но потом тихонько застонал, вспомнив, что проиграл своим тюремщикам в карты всего лишь содержимое трех спичечных коробков.

Его ждал сэр Джошуа Рейнолдс. Ждала его и жена американского миллионера Льюиса Блэка, красавица в шляпке с перьями. Орландо попробовал сделать в блокноте эскиз этой шляпки и заметил, что рука у него слегка дрожит. Черт возьми, выругался он про себя. Если эта дрожь не пройдет, много я сегодня не наработаю. Он взглянул на цитату, висящую на стене рядом с пустым холстом. Это было высказывание великого итальянского историка Вазари о его друге Микеланджело:

«Он также копировал рисунки старых мастеров с такой точностью, что его копии нельзя было отличить от оригиналов, поскольку он окуривал бумагу дымом для придания ей оттенка, свидетельствующего о возрасте. Ему часто удавалось оставлять себе оригиналы и возвращать вместо них копии».

Орландо улыбнулся. Затем трижды быстро прошелся по Большой галерее туда и обратно. Проверил руку — дрожь была еле заметна. Тогда он снова взялся за блокнот, и на его странице стали медленно появляться очертания изысканной шляпки, состоящей почти целиком из перьев.

Контора «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл» занимала первый и второй этажи старинного дома, находящегося в двух шагах от Стрэнда. Вот что значит законопослушная страна, подумал Пауэрскорт, наблюдая, как мимо, нагруженные кипами папок и бумаг, снуют озабоченные клерки — среди них были старые и молодые, бородатые и чисто выбритые, стройные и сутулые… Сколько под этой крышей пересекается человеческих судеб, продолжал размышлять он: кто-то составляет завещание или брачный контракт, отцы пытаются лишить наследства непослушных сыновей, рождаются на свет новые деловые союзы, уходят на покой фирмы, отжившие свой век, — и все это увязано в кипы бечевкой юриста.

Он спросил, где можно найти старшего из компаньонов. Беспокойный молодой человек — наверное, только что из университета — провел его в кабинет к мистеру Джорджу Бригстоку. Мистер Бригсток выглядел именно так, как, по мнению Пауэрскорта, и должен выглядеть семейный адвокат. Это был мужчина лет пятидесяти в старомодном костюме, с залысинами в седеющих волосах.

— Доброе утро, лорд Пауэрскорт. Чем мы можем быть вам полезны? — спросил Бригсток.

Видимо, он решил, что Пауэрскорт хочет составить завещание. Большое имение, куча наследников — все это обеспечило бы его юристов работой года на полтора.

— Простите, — с улыбкой сказал Пауэрскорт, — но я не нуждаюсь в юридических услугах. Я пришел, чтобы поговорить о вашем старшем партнере, мистере Хорасе Алоизиусе Бакли. Я занимаюсь расследованием преступлений, мистер Бригсток, и… — Пауэрскорт сделал паузу, чтобы дать собеседнику осмыслить сказанное, — и теперь в моем ведении находятся два дела об убийствах. У меня есть причины полагать, что мистер Бакли мог бы оказать мне помощь.

При упоминании об убийствах мистер Джордж Бригсток даже не вздрогнул.

— В данный момент мистера Бакли нет в городе, — сказал он. — Я уверен, что он скоро вернется.

— Но в этом-то и состоит трудность, мистер Бригсток. — Пауэрскорт подался вперед. — Вы говорите, что уверены в его скором возвращении. Но когда именно он появится, вы не знаете, правда? Возможно, он войдет в эту комнату буквально через минуту, а может быть, не войдет и через три месяца. Разве не так?

Бригсток не ответил.

— Мистер Бригсток, мне крайне необходимо побеседовать с мистером Бакли. У меня есть основания думать, что в ближайшее время полиция выпишет ордер на его арест.

— В чем его собираются обвинить? — спросил законник.

— В убийстве, — сказал Пауэрскорт. — По ходу расследования я часто бываю вынужден сотрудничать с полицией. Скоро я отправлюсь в Оксфорд на встречу со старшим инспектором, ведущим дело о втором убийстве, жертвой которого стал молодой человек по имени Томас Дженкинс. Косвенные улики против вашего компаньона весьма серьезны. Впрочем, прямых доказательств его вины пока нет. Но чем дольше он отсутствует, тем подозрительнее становятся полицейские. Если мистеру Бакли нечего скрывать, говорят они себе, почему бы ему тогда не объявиться? Итак, мистер Бригсток, нет ли у вас каких-либо соображений насчет того, где он может быть? Мистер Бакли давно не был дома в связи со сложными семейными обстоятельствами. В день убийства его видели в Оксфорде. Он мог быть там и в тот час, когда совершилось преступление. Но где он теперь?

— Не знаю, — грустно ответил Бригсток. — Разрешите задать вам один вопрос, лорд Пауэрскорт. Вы считаете, что эти ужасные убийства на его совести?

Наверное, бедняге уже мерещится тень скандала, который обрушится на фирму «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл», если его старшего компаньона арестуют по обвинению в убийстве, мелькнуло в голове у Пауэрскорта. Если простой солдат или моряк пристукнет кого-нибудь спьяну, в припадке ярости, сообщения об этом занимают в газетах всего несколько строк. Но если в роли убийцы оказывается врач или юрист, а еще того лучше — епископ, газетчики с азартом принимаются рассуждать на эту тему, да и читателям не терпится узнать о случившемся побольше. Фирма может растерять клиентов, а то и вовсе пойти на дно — тогда из-за одного дня газетной шумихи погибнет труд целой жизни.