Мой нежный граф - Адель Эшворт

Улыбнувшись, он заставил себя расслабленно откинуться на спинку стула.

— Я слышал, что ваш сосед, граф…

— Уэймерт, — любезно напомнил Гроттон.

— Ах да, лорд Уэймерт. Я слышал, что он тоже недавно вернулся с войны, не так ли?

Гроттон громко чихнул.

— Отважный парень. Вернулся тощий как жердь и голодный как волк. За все двадцать лет, что мы знакомы, никогда не видел его таким ослабевшим, но, насколько я слышал, он быстро поправляется. Вероятно, потому что у него теперь есть жена…

Филипп поперхнулся чаем и впервые за девять лет, которые он проработал на правительство, едва не потерял самообладания. Мягко покашляв, чтобы скрыть волнение, он поставил чашку на стол, аккуратно вытер утолки рта белой кружевной салфеткой и переключил внимание на свою тарелку.

Жена? Жена? Это казалось таким маловероятным и эксцентричным. Непостижимо. Разве может человеку, настолько увлеченному двойными играми и своей работой, прийти в голову жениться? Только не Ворону. Он получал предостаточно секса от Кристин, ведь глупая баба всегда раздвигала для него ноги, стоило ему только щелкнуть пальцами. И, несомненно, были другие, кем он мог пользоваться.

— Так значит, граф женился после возвращения с битвы? — ровным тоном поинтересовался Филипп.

Гроттон кивнул и громко дунул в платок.

— На дочери барона Сайзфорда. Не видал ее, но говорят, что все дочки барона красивые белокурые леди.

— Как удачно для графа, — признал небрежным тоном Филипп, закипая внутри. Ворон издевался над ним даже издалека, сначала украв его женщину, а потом бросив ее ради красивой, но безмозглой английской девки. Не знай он собственных возможностей, возникло бы искушение поверить, что в мире поистине нет справедливости.

— Весьма удачно, — провозгласил Гроттон, проявляя наконец интерес к еде и втыкая вилку в сосиску. — Возможно, вы хотели бы познакомиться с ним, мистер Уитсворт. Я могу пригласить их на ужин, пока вы у нас гостите.

Филипп хорошо скрыл накатившую на него волну паники.

— Уверен, это было бы чудесно. — Он глубоко вздохнул, непринужденно поднес к губам чашку и допил бледную, безвкусную жидкость, которая могла нравиться только английским слабакам. — Впрочем, — продолжал он, изящно вытирая рот салфеткой, — возможно, будет лучше, если вы пригласите их после того, как я приведу в порядок ваши конюшни. Граф, часом, не любитель ездить верхом?

Гроттон одним махом проглотил полчашки чая и кивнул.

— Он превосходный наездник.

— Вот видите! — Филипп улыбнулся и мягко провел ладонью по столу, оживляясь. — Если он умеет ездить верхом, почему бы не показать ему ваших новых лошадей, после того как их приведут в достойный вид и объездят? Хороший наездник всегда оценит приличного скакуна, а кобыла и жеребец, которых передала вам кузина, поистине превосходные животные.

Гроттон крякнул и принялся за еду.

— Чего не понимаю, — сказал он, тщательно пережевывая кусок хлеба с маслом, — так это зачем Марджори вздумалось мне их дарить. Какого черта я должен с ними делать? Я уже много лет не садился на коня.

Филипп терпеливо покачал головой и чрезвычайно снисходительным тоном ответил:

— Разве поймешь этих женщин? Все они склонны совершать по меньшей мере легкомысленные поступки.

Гроттон согласно закивал.

— Уверен, ей показалось, что вы можете применить их как-то или получить от них какую-нибудь другую пользу, — продолжал Филипп. — И если задуматься, к чему старой деве две лошади, унаследованные от такого старого, замкнутого брюзги, как мой бывший наниматель? Тот умер и отписал ей лошадей вкупе с моими услугами, пока я их не объезжу, а у нее даже не оказалось конюшни.

— Так зачем было ей их оставлять? Не понимаю.

Филипп невозмутимо пожал плечами.

— Она заботилась о нем как соседка и добрая христианка, когда он слег, и я думаю, что, умирая, он не придумал другого способа отплатить ей за доброту. — Он подался вперед и понизил голос. — Признаться, после его смерти я готов был вернуться в город, но мистер Перкинс хорошо мне заплатил, и, думается, мне не доставит особых хлопот объездить этих двух лошадей, которые теперь принадлежат вам. Откровенно говоря, — запнувшись от напускного смущения, продолжал Филипп, — эти лошади, сэр Стэнли, самых чистых кровей. Вы сможете показывать их на выставках, разводить их или, быть может, даже продать одного из их отпрысков самому регенту, если я покажу все, на что способен. — Он откинулся на спинку стула. — Только представьте.

Гроттон задумчиво глядел на него, теперь уже как следует взявшись за еду. Он поглощал завтрак с такой быстротой, что Филипп не на шутку встревожился, как бы тот не подавился плохо пережеванным мясом. Английское животное. Руссель изучил мистера Гроттона вдоль и поперек, не пожалел времени, чтобы определить его слабости, первой из которых были деньги, второй — спесь, а третьей, с отвращением размышлял он, — вероятно, еда, если судить по его застольным манерам. Но, если толстяк хоть на миг допустит, что принц-регент пожелает купить у него лошадей, которые бесплатно достались ему от кузины, заносчивость и жажда красивой жизни точно не доведут его до добра.

Приехав только позавчера, Филипп, пуская в ход обаяние и любезное обхождение, уже пробрался в дом Гроттона, Применив выверенную долю мягких уговоров, он предложил остаться и ухаживать за двумя арабскими скакунами, которых якобы привел от бедной кузины Марджори, двоюродной сестры толстяка, с которой тот не виделся многие годы и которая теперь лежала мертвой на дне озера.

Руссель представился джентльменом с головы до пят, ценителем лошадей, который делает другу одолжение и только вскользь упоминает о плате за оказываемые услуги. Он без конца обсуждал с Гроттоном войну и героизм англичан, чтобы тот захотел оставить хорошо осведомленного и патриотически настроенного собеседника в доме, а не отправил его во флигель для прислуги. В самом деле, Филипп показал себя знатоком конного спорта, стоящим гораздо выше обычных дрессировщиков и конюхов, и, разумеется, разговаривал, выглядел и держал себя как истинный джентльмен. Он заслужил радость мягкой постели и теплых комнат уже тем, что явился на эту гнусную землю, и если тупому толстяку так нравится болтать о войне, ничего, он потерпит.

Он остановился всего в нескольких милях от Ворона, никто не мешает ему сколько угодно бродить по округе, и за все это ему нужно всего лишь дрессировать двух лошадей. Проще некуда. Только француз может быть таким находчивым и способным, а уж терпением он одарен сполна.

— Пожалуй, надо написать Марджори и поблагодарить ее за заботу, — заметил наконец Гроттон, откинувшись на спинку скрипучего стула; его тарелка была практически вылизана.