Грибник - Михаил Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Регина хихикнула с непонятным восторгом. Может, играла роль простоватой покупательницы компьютеров? Артуру показалось, что даже переигрывала, но племянник ничего не замечал.
— У меня брат тоже одно время этим занимался, — вступил Артур. — Поначалу, не отрываясь, в "стакан" смотрел. Тогда он несовершеннолетним был, и бумаги на меня оформили. Помню эти дела. Быки-медведи. Уровни Фибоначчи. Волны Элиота. Вы скальпируете или как?
— Да нет, — отозвался племянник. — Я не спекулянт. Серьезный инвестор — минимум месяца на два вкладываюсь.
Он достал из пепельницы окурок сигары, кажется, даже того же сорта, что у дяди-худрука, закурил. Наверное, пристрастие к сигарам было общей привычкой у представителей клана Великолуцких. Может, традицией. Рядом с пепельницей Артур заметил листок бумаги с какими-то мелкими цифрами, написанными красной ручкой. Цифры с множеством нулей были похожи на нарисованную красную икру.
— Как раз после очередного кризиса вступил в игру и здорово поднялся, — опять заговорил племянник Анатолий. — За год — сто процентов, хотя везде утверждают, что это невозможно. Деньги вернулись с торицей, как говориться. И что такое эта торица? Сейчас уже не тот денежный поток. Так, ручеек еще сочится. Когда у меня была жена, сильно сердилась на то, как мне деньги достаются. Особенно по вечерам — приходит с работы, с сумками, всегда злая на начальство, а я уже десять или тридцать тысяч выиграл. Это дело серьезное, сложное, не просто игра. В тюрьме столько не сидят, сколько я здесь высидел. Мне и знакомые доверяют свои капиталы, чтоб на бирже в оборот пустить.
Регина, которой явно не нравилось, что на нее здесь не обращают внимания, сразу же заинтересовалась бывшей женой, стала о той расспрашивать. Совсем, как Октябрина в библиотеке, Непонятно, зачем для их дела понадобились такие сведения.
Стоя за спиной Анатолия, рассматривала волшебные кнопки для вызывания денег, внимательно, словно решила сразу же во всем разобраться.
— Финансовые инструменты, — прочитала она, глядя на монитор. — А что здесь моргает так часто — красные, зеленые полоски.
— Какие полоски? — не понял сначала Анатолий. — А, это… Да, сегодня обороты большие, — непонятно добавил он. — Ничего не понимаю, все акции падают, а индекс растет…
Явно ощущалось, что здесь делать больше нечего.
— Любопытно, что это за модель? — показал Артур в сторону кучи компьютерных запчастей. — Второй "Пентиум"? Такое я могу купить разве что за какую-нибудь очень смешную цену. Например, — Артур собрался с духом, прикидывая мизер, от которого племянник явно откажется. — Пятьсот рублей.
— Согласен, — неохотно, но сразу же сказал тот.
Деньги пришлось выложить. Причин оставаться не осталось совсем.
* * *— Вот он, современный Корейко. Александр Иванович, — произнес Артур, когда они вышли в подъезд. Системный блок он так и не взял. Сделал вид, что забыл.
— Это еще кто? — без интереса спросила Регина. Кажется, они оба ощущали какое-то разочарование. Или сомнение?
— Пичаль! — рассеянно добавила она. — Да. Странно все это. Странно, когда человек сидит на сокровищах, а у него рваные туфли. Что же он — напродавал вместе с дядей перстней-крестов богатеньким Арманду и Фролову и так плохо одет? Моя женская интуиция против такого.
— Я согласен, — поддержал ее Артур. — Почти. Моя интуиция, мужская, говорит, что странного в этом нет. Мужик, целыми днями сидящий перед компьютером, может не замечать, как одет. Только вот компьютер у него на столе, на котором он на бирже играет, не намного лучше того, что он мне впарил. Ты видела, какой у него монитор? С кинескопом, уже желтый от древности.
— Нет, не видела, — с непонятной задумчивостью ответила Регина. — Я в другую сторону смотрела. Молодой человек в таких туфлях не будет иметь никакого успеха у женщин. Ну, не может же он не думать об этом. А ведь он ничего, симпатичный. И бородка у него такая элегантная. Не правда ли, Артур?
— Этого не знаю, — пробурчал тот. — Я в симпатичности мужиков не разбираюсь.
Они перешли набережную и остановились у машины Регины.
— Ты в театр? — спросила она.
— Конечно. Я пригвожден к библиотечной стойке. Еле вырвался к этому Анатолию, ненадолго под предлогом некой важной работы. Сказал Октябрине, что нужно срочно скачать какое-то итальянское либретто. Мол, его в казенном компьютере нет, а у меня дома есть. Она поверила, она всему верит.
Регина как будто не слушала его.
— Знаешь, — внезапно сказала она. — А я, пожалуй, сейчас вернусь к этому Анатолию.
— Зачем? — удивился Артур.
— Он же просил что-то приготовить. Вот и сварю что-нибудь, как умею…
— Ну, если появились какие-то идеи, вопросы… Тогда давай, выведывай.
В их самодельном расследовании свидетелей и подозреваемых всегда расспрашивала Регина. У нее это получалось гораздо лучше — ей никто ни в чем не мог отказать.
Глава 11
Убийство в театре
Генеральный зрительский прогон художественный руководитель театра Абрам Кузьмич Великолуцкий пожелал сделать зрелищным и особо публичным. Наприглашали много разного народа. Из министерства культуры, кого-то из префектуры, из ВТО. Знаменитую актрису из Малого театра, известного писателя и кинодраматурга, даже цыганское трио из Ирландии. Со всего театра собирали всех, кого можно, в качестве зрителей. Таков был метод Великолуцкого. Помрежи стаями бегали по театру, загоняя всех на спектакль. Чины из администрации стояли у входа в зрительный зал, останавливая проходивших мимо.
Артура специально приглашать было не нужно. Он уже давно, раньше всех, первым пришел и ждал открытия зала.
На сцене, оказывается, теперь появился занавес с эмблемой театра. Тяжелый, бархатный, знаменитый. Артур видел его в первый раз.
Повезло занять маленькую отдельную ложу, но его скоро потеснили два журналиста-критика, молодой и совсем старый. Оба одинаково лысые и пузатые.
Зазвучала музыка, давно, вроде бы, известная, но теперь ставшая как будто незнакомой. Сцена, освещенная неживым, каким-то несуществующим в этом мире светом, казалась некой другой, нереальной вселенной. Ненастоящей, сказочной, возникновения которой ждешь в детстве. Не верилось, что он видел, как это создавалось.
Монтажные конструкции, как оказалось, были неестественно приближены к зрительному залу, даже выдавались в него. Там наверху, почти у самых колосников сидел Квазимодо, возился с чем-то непонятным. Возникло ощущение, что Великолуцкий использовал впечатления от погони за Квазимодо тем, прежним.
Этот, да еще издалека, был явно не похож. Совсем другой, в плаще из волчьей шкуры с прорезями для рук, с ожерельем из пластмассовых волчьих клыков и как будто бы в лакированных высоких сапогах. Артур знал, что это совсем не так — видел вблизи эту сложно организованную обувь. Стало понятно, что Квазимодо сидит в своем жилище под крышей собора, похожем на ласточкино гнездо, чистит картошку. Длинная спираль кожуры, медленно удлиняясь, свешивалась вниз.
Ударил колокол, Квазимодо вздрогнул, кожура упала вниз, в оркестровую яму. Послышалась какая-то новая, незнакомая для Артура музыка, на сцене стали появляться серые почти бесплотные фигуры. Двигались медленно, совсем не так, как в этом настоящем времени.
Глядя на сцену, Артур машинально нашаривал в кармане остатки завалявшихся там семечек и грыз их, сжимая шелуху в кулаке. Уже знал, что это, на сцене, называется "Танец мертвых", видел сигнальный экземпляр программки, поступившей из типографии. В темноте было слышно, как рядом шуршит карандаш. Один журналист вслепую быстро писал в темноте.
По сцене теперь кружился Фролов в роли Фролло, в черном плаще, символизирующем монашескую рясу, там как будто ставший выше ростом. Вокруг него шевелилась нечистая сила: химеры, горгульи, сатиры и демоны. Тянули когтистые лапы к нему, и в зрительный зал, будто хотели вырваться с пространства сцены. Квазимодо неистовствовал наверху, висел, раскачиваясь, на веревках колоколов. Все громче звучала, выбиваемая на колоколах музыка. В зале ахнули, когда Квазимодо, раскачавшись, вдруг вылетел на веревке в зрительный зал и на мгновение повис над головами.
Все, кроме сцены исчезло, и время тоже исчезло. В том маленьком мире что-то продолжало происходить. Возникла Эсмеральда — к сожалению, совсем не Регина, ничего общего. Вынесли даже белую козу в клетке, замаскированной вьющейся лозой и цветами. Сцену заполнила парижская толпа, серые простолюдины, между которыми скользила с бубном Эсмеральда. А этот танец, в котором Квазимодо появился с обнаженным торсом, наверное, считался его колесованием. В финале остался только он, Квазимодо, с мертвой Эсмеральдой на руках, освещенный прожекторами, в круге света среди мрака. Двигался нелепыми прыжками, стараясь вырваться из этой тьмы.