Невинная наследница - Барбара Картленд

— Понимаю. Мисс Шейн не казалась взволнованной?

— Она казалась веселее, ваша светлость.

— Веселее, чем когда?

— Веселее, чем в прошлый вечер, ваша светлость. Я думаю… может быть, я ошибаюсь, ваша светлость, что-то расстроило ее на балу. Она не спала, ваша светлость, и я застала ее сидящей у окна, когда пришла утром, и она не ложилась в постель.

— Благодарю, это все, — сказал герцог.

Лиззи, присев, покинула комнату, а чуть позже Неттлфолд объявил, что коляска готова.

Герцог, приказав кучеру ехать побыстрей, отправился в путь. Каждый, кто видел его во время этой поездки, мог думать, что он спит, потому что глаза его были закрыты. Но более проницательный взгляд отметил бы сжатые губы и напряженный подбородок.

Дорога к Воксхоллу неровная, но лошади герцога бежали быстро, и на лице кучера было удовлетворение, когда они подъезжали к воротам. После темной дороги сады Воксхолла, освещенные тридцатью семью тысячами ламп, казались ослепительными. Герцог быстро прошел к ротонде и, избегая лож, где люди закусывали или слушали оркестр, прошел к уборным, которые недавно были перестроены за сценой.

Несколько лакеев поклонились герцогу, но он прошел, не говоря ни слова, к двери, на которой было написано «Сеньорита Делита». Герцог постучал, и пожилая женщина с седыми волосами и в запачканном сатиновом платье с целой коллекцией брошей и цепей почти сразу открыла ему дверь. При виде герцога ее рот скривился в неприятной улыбке.

— Добрый вечер, ваша светлость. Приятно видеть вашу светлость. Сеньорита очень ждала вас сегодня. Входите, ваша светлость, — говорила она, коверкая слова.

Герцог вошел в комнату, не обращая на нее внимания. Маленькая уборная была наполнена сильным запахом цветов, французских духов, кремов, так что трудно было дышать. Единственное окно закрывали тяжелые алые занавеси с блестками. Огромная софа, занимавшая почти полкомнаты, была покрыта шкурой леопарда, другая шкура лежала на полу вместо ковра. На стенах были прикреплены карикатуры, программки, подковы, ленты и всевозможные причуды. Букеты, подарки и разные предметы вроде кувшинов, коробочек, бутылочек разных размеров и форм стояли на столе перед большим зеркалом, за которым сидела сеньорита Делита.

Когда герцог вошел, она вскочила с криком радости и триумфа, протянула к нему обе руки, дюжина золотых браслетов зазвенела. Алые губки раскрылись, обнажая белые зубки.

Она была маленькой и гибкой, с грацией неукрощенного зверя, с золотистой кожей и огромными пылающими глазами испанки.

Возможно, самым необычным в ней, несмотря на миниатюрное тело, был сильный голос богатого диапазона. Но не голос привлекал поклонников, а примитивная животная зрелость, исходящая от нее и делающая ее красоту выдающейся. Она обладала необычайной привлекательностью, соблазном столь же древним, как человечество. Это была Лилит в садах Эдема, соблазняющая первого человека, созданного Богом.

Сеньорита взяла руку герцога и поднесла ее к щекам ласковым жестом.

— Сеньор, я думала, вы забыли меня, — произнесла она с бесконечно привлекательным акцентом.

— Была ли здесь моя подопечная? — спросил герцог.

Его вопрос, первые слова, с которыми он обратился к ней, казалось, смутили ее. Она взглянула на старую камеристку, как бы обращаясь за помощью. Но прежде чем она заговорила, герцог сказал:

— Я вижу, что она была здесь. Куда она ушла?

Сеньорита пожала плечами:

— Я не знаю, о ком вы говорите. О, сеньор, вы пришли, а я так долго ждала вас. Давайте посидим вместе, вы и я.

Она соблазнительно придвинулась к нему, но герцог спокойно сказал:

— Моя подопечная мисс Шейн была здесь. Как давно и куда она ушла?

Сеньорита пожала плечами и капризно топнула ножкой.

— Молодая девушка! — с презрением воскликнула она. — Что я знаю о ней? Она пришла и была неприятна мне, знаменитой сеньорите Делите. Я ничего ей не сказала, и она ушла. Это все. Почему мы должны беспокоиться о таких пустяках, сеньор?

— Вы не знаете, куда она пошла?

— А зачем? Она ушла поспешно.

Казалось, герцог стал еще выше и заполнил всю комнату.

— Что вы сказали ей? — спросил он голосом, напомнившим удар хлыста.

— Ничего, — хмуро пробормотала она. — Почему эта девушка пришла сюда задавать мне вопросы? Она влюблена в вас, сеньор, но вы мой, мой, мой… Я ей так и сказала.

Герцог посмотрел на нее холодными, стальными глазами:

— Вы ошибаетесь.

Герцог вытащил кошелек из кармана и бросил его на стол между кувшинчиков и бутылочек. Он упал с резким стуком, герцог повернулся уходить, а сеньорита завизжала:

— О сеньор, вы уходите? Нет, нет, это невозможно! Вы не можете покинуть меня! Я люблю вас, вы мой!

Она бросилась за ним, протягивая руки, стараясь всем телом прижаться к нему. Но герцог отодвинул ее, как если бы она была ребенком.

Глава 10

Равелла была испугана. Ей казалось, что она пережила целую гамму чувств с тех пор, как подслушала разговор за кустами. Хуже всего то, что она и сама не понимала, что испытывает. Она только знала, что, когда эти люди ушли, закончив разговор, она испытала резкую боль и чувство подавленности как будто что-то тяжелое, огромное навалилось на нее.

Она хотела только одного: уйти, остаться одной, чтобы обдумать услышанное. Она сидела бледная и молчаливая в карете по дороге домой, и только когда Лиззи помогла ей раздеться, а леди Гарриэт несколько раз зашла спросить, не нужно ли ей чего-нибудь, она осталась наедине с собственными мыслями.

Не понимала, что с ней происходит. Спрятав горящее лицо в подушку, она лежала, вздрагивая, как раненый зверь, пытаясь спрятать свое сердце даже от собственного рассудка.

Утром почти уговорила себя, что она страдает от мигрени или от хандры, принесенной прохладным ветерком с реки. Но день проходил, а она снова и снова повторяла подслушанный разговор. Знала, что должна что-то сделать, чтобы снова обрести мир в душе.

Она продолжала думать о сеньорите Делите. Какая она? Что в ней было, чем восхищался герцог, что так захватило его? Только ли красота лица и тела, или было что-то еще, какое-то очарование манер, которому можно подражать?

Равелла выглядела такой бледной, у нее были такие синяки под глазами, что леди Гарриэт испугалась, что она больна. Равелла с трудом уговорила ее не посылать за доктором.

— Я просто устала, мадам, — говорила она. — Достаточно просто отдохнуть ночью, и все будет хорошо, обещаю вам.

Леди Гарриэт решила, что ночного отдыха недостаточно и нужно провести день дома. Равелла с радостью согласилась с этим предложением, но вскоре поняла, что не может отдыхать ни душой, ни телом.