Невинная наследница - Барбара Картленд

Смущенная, но в то же время твердо решившаяся сделать все что сможет для Равеллы, она обдумывала ситуацию так, что это удивило бы и герцога, и Равеллу, если бы они узнали.

Но Равелла, поднимаясь в спальню, не думала о леди Гарриэт. Лиззи, горничная, прислуживавшая ей с первого дня в Мелкомбе, положила на ее кровать три платья. Равелла смотрела на них, обдумывая, какое из них больше пойдет ей и какое бы предпочел герцог. Наконец выбрала бледно-голубое платье, отделанное букетиками крошечных роз и мягкими голубыми лентами, привезенное ей из Парижа.

Это было прелестное платье, и Равелла, вне сомнений, была красавицей на балу, последовавшем за большим официальным обедом, который давала графиня Шеврое в Ранела. Только одно испортило этот вечер для Равеллы: она увидела среди танцующих графа Жана де Фобера. Танцуя, он улыбался, и его улыбка вызвала тот же инстинктивный страх, который она испытала в Уайт-Хаус.

Вечер был теплым, но Равелла вдруг задрожала. Потом быстро, испугавшись, что граф увидит ее, она сказала партнеру:

— Мне хотелось бы отдохнуть. В зале очень душно.

— Конечно, мисс Шейн.

Он предложил ей руку и повел в сад. Сад был украшен крошечными фонариками, удобные стулья были расставлены в уютных местах для тех, кто хотел поговорить более интимно, чем это возможно в переполненном зале.

Кавалер подвел Равеллу к стулу, стоящему спинкой к густому, цветущему кустарнику. Когда она устроилась, он спросил, не хочет ли она ледяного пунша или лимонада. Равелла согласилась на стакан лимонада больше для того, чтобы отделаться от него, чем от жажды.

Она видела, что леди Гарриэт танцует и выглядит очень хорошенькой в своем розовом платье из сатина с венком роз, украшающим каштановые волосы.

Равелла больше не видела графа де Фобера, но ужасно было знать, что он здесь. Она чувствовала, что он преследует ее. Он оставил свою карточку в Мелкомбе, но, к счастью, ее и леди Гарриэт не было дома. Когда он заехал в другой раз, они отдыхали перед обедом и дворецкий сказал, что их нельзя беспокоить.

Герцог никогда не упоминал, что она искала его в Уайт-Хаус, но Равелла понимала, что совершила ужасную оплошность. Ее приводило в недоумение даже воспоминание об этом, о странном владельце мистере Хопере, о дерзости графа. В то же время она была достаточно честной, чтобы признать, что сама виновата во всем.

Опекун рассердился, и, пожалуй, его гнев больше, чем что-либо еще, заставил ее решить избегать графа по мере возможности. Равелла подумала, может ли она уехать с бала. Сказать герцогу правду и попросить его забрать ее отсюда или сообщить, что плохо себя чувствует, и уговорить леди Гарриэт увезти ее домой?

Она раздумывала об этом, когда услышала голоса за кустами.

— Что вы думаете о ней? — спросила женщина.

— Очень хорошенькая. Нет даже необходимости в ее богатстве.

Отвечал мужчина средних лет тихим и ленивым голосом.

— Допускаю, что она хорошенькая, — неохотно согласилась женщина. — Но что меня на самом деле интересует, так это то, что думает о ней герцог. Она не его типа, хотя конечно ничего нельзя знать о Себастьяне.

— У него есть определенный тип? — спросил мужчина. — Вспомните о Софи, Георгине, Кларе и, конечно, бедной Эмили.

— Не пытайтесь перечислять их всех! Я думаю, что в этом случае Себастьян заинтересован в том, чтобы раздражать Алистера. Девушка слишком молода для него и невероятно проста.

— На самом деле я могу вас успокоить, — лениво протянул мужчина. — Герцог интересуется не маленькой мисс Шейн, а кем-то другим.

— Да? И кто же на этот раз? Я знаю ее?

— Нет, моя дорогая. Она определенно не вашего круга, но вы видели и слышали ее.

— Люд, я умираю от любопытства. Скажите скорее имя этой новой очаровательницы.

— «Очаровательница» — как раз подходящее слово, и она определенно очаровала неприступного герцога. Мне сказали, что он сходит с ума из-за нее. Говорят, он подарил ей рубин величиной с голубиное яйцо и карету с четверкой коней.

— Неправда, этого не может быть! — закричала женщина. — Но кто она?

— Сеньорита Делита. Теперь вы знаете, о ком я говорю?

— Но… это новая певичка в Воксхолле?

— Она самая!

— Все говорят о ней. Генри сказал, что она гитана.

— Во имя неба, что значит «гитана»?

— Испанская цыганка. Помните, Генри был в Испании со специальным заданием министерства иностранных дел? Он говорит, что не мог ошибиться в том, что она цыганка, несмотря на то что она объявляет себя испанской аристократкой. Никто не верит в ту чепуху, которую печатают о подобных женщинах, но я удивился, узнав, что она вскружила голову Себастьяну. Обычно он брезглив.

— По вашим словам ясно, что вы не видели Делиту.

— Не видела. Мы уже несколько месяцев не были в Воксхолле.

— Когда увидите, поймете и про рубин, и про коней. Она очень утонченная, а голос у нее как у соловья.

— Вы заставляете меня сгорать от любопытства. Я устраиваю вечер в следующую субботу. Приходите, посмотрим, так ли безупречен выбор Себастьяна, как вы утверждаете.

— Приду с удовольствием. Благодарю за приглашение.

— А, вот и Люси. Я должна пойти посмотреть, есть ли у крошки партнер на следующий танец.

Голоса удалились. Равелла сидела неподвижно. Только когда ее кавалер вернулся с извинениями, что так долго ходил за стаканом лимонада, она поняла, что ее ногти впились в ладони.

Она поблагодарила его и, поднявшись, сказала, что устала от жары и хочет найти леди Гарриэт.

— О господи, вы побледнели! — воскликнул кавалер и последовал за ней в дом, несмотря на ее протесты.

Равелла нашла леди Гарриэт, и та немедленно согласилась ехать домой. Герцога вызвали из комнаты для карт, и они поехали. Равелла тихо сидела в углу кареты.

Когда они доехали до Мелкомба, герцог помог леди Гарриэт и Равелле выйти из кареты и пожелал им доброй ночи. Равелла посмотрела на него потемневшими глазами:

— Вы куда-то поедете, пекки?

— Еще рано, Равелла, — ответил он. — Спите спокойно. Доброй ночи, Гарриэт.

Они вошли в холл, и Равелла обернулась, чтобы посмотреть, как герцог входит в карету. Дверь за ним закрылась. Она хотела подслушать, куда он едет, но кучер стегнул лошадей, и лакей вскочил на запятки.

Дверь дома закрылась, и Равелла вдруг почувствовала себя заключенной в мраморном великолепии Мелкомба.

Очень медленно она поднималась в свою комнату.

— Если к утру тебе не станет лучше, мы пошлем за доктором, — сказала леди Гарриэт.

Оставшись после ухода горничной одна в своей постели на серебряных лебедях, Равелла поняла, что никакой врач не сможет вылечить ее боль.