Летние гости - Владимир Арсентьевич Ситников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обложение с вас. Чрезвычайный налог триста рублев, — потом заглядывал в бумаги для убедительности, — ага, триста рублев. Вот помечено.
Хозяева начинали причитать и упрашивать. Зот делал пасмурное лицо и говорил неприступно:
— Я что, я человек маленький. Как мне скажут. А знаешь, ныне какой короткий разговор? Шесть золотников в лоб — и к Духонину. Не доберу с вас, спросят с меня: куды ты денежные средства дел, Пермяков? Пропил? Хоть и не пью я. Там не докажешь. К стенке его, милого. Совецка власть по головке не погладит. Она строгая. Ух, строга!
Насчет питья хитрил Зот. Раньше сороковки носили ему, теперь первач бутылками. Самодельное зелье вроде дешевле, а по крепости не уступит казенной сивухе. Но край знал в выпивке.
Хозяева умоляли его. Знали по старинке: Зот всегда заламывает куш побольше. В конце концов секретарь делал такую рожу, как будто отрывал сам от себя кусок живого мяса.
— Ну, так и быть, кум, выручу тебя. А погинуть ноне — раз плюнуть.
Брал вдобавок к деньгам у благодарного за услугу мужика заветный фунт сахару, припахивающий лежалой одеждой: вытащили его со дна сундука.
Еще легче был разговор, когда приезжал в Тепляху кто-нибудь вроде Кузьмы Курилова.
— Не ерепенься, кум, от чистой души советую, а то и в острог отправит. Смотреть не станет. Слыхал, у отца Виссариона перину р-раз — и самого чуть не за бороду. Ох, жизнь, жизнь, порядку никакого.
Тестю Зот признавался под косушку николаевской:
— Теперя я, тятенька, говорю одно, думаю другое, а делаю совсем третье. И тебе бы порадел так. В жизни теперь надо соображать. Ой, как соображать. Народ взбудоражился, бродит в нем злой хмель. И нет пока на его угомону.
Митрия Шиляева Зот ненавидел. Схлестнулись их дороги, когда были еще парнями. Жила в деревне Гуси девушка Наталья. И статью, и умом вышла. Приметили ее и книгочей Митрий, и писарь Зот. Оба ходили на гулянья в Гуси.
Зот набирал в лавке у Сысоя орехов, подсолнечных семечек — для всех, а девкам — пряников. Приходил и оделял полной горстью, да так, что Наталья видела: щедрый он человек. Шутки, прибаутки сыпал походя — веселья Зоту не занимать. А говорил позычнее: пусть и бойкий язык замечает в нем Наталья. Красой Зот не вышел — нос уточкой, переносица сплющенная, черен, как почтовый сургуч. Знал это сам и на красу не надеялся. Зато речист был и этим брал: понесет околесицу — не переслушать за вечер.
Митрий приходил на гулянье позднее всех — у вдовой Матери он был один работник в семье. Но его ждали. Издалека, с самого тепляшинского угора, заливалась веселым мелким смехом его ливенка. Он и играть был мастер, пальцы так и летают по перламутровым ладам. И еще со всей округи парням гармони, пострадавшие в драках, чинил. Девки заметно веселели. Гармонь ничем не заменишь. А о гармонисте припевок у каждой целый припол. И Зот отходил в тень: с гармонью не поспоришь. Вставлял слово, когда Митрий уставал. Но уж верх был у Митрия.
Подпоил как-то Зот и подговорил тепляшинских парней избить Шиляева. Те скараулили его в черном ельнике, но колотить не засмели. Не было злости на Митрия, да и играл он в этот вечер забористее, чем на любом гулянье, потому что удалось ему перекинуться с Натальей словом, сказать, что пошлет сватов. Подошли парни в ельнике, покурили, а потом и говорят:
— Ты поори, будто мы тебя бьем, пускай Зот услышит.
Но Митрий закрутил головой, не пошел на свойский сговор.
— Не стану орать. Не боюсь я его. Коли вы боитесь, бейте меня, если, конечно, стыда нету.
Парням перед ним стало совестно. Один даже винился.
Сваты нагрянули в Гуси в одночасье и от Зота, и от Митрия. Растерянный отец Натальи долго жевал губами. Хорошо, выручила жена.
— Мы, — сказала она, — девку не неволим, пускай сама выбирает себе жениха.
И Наталья, жаром полыхая от стыда, прошептала:
— За Митрия я бы пошла.
С обиды и отчаяния Зот тем же заворотом прикатил к Сысою Ознобишину и высватал у него дочь-вековуху. Девке сызмала не повезло: лицо оспой бито, зубки косые. Поэтому и была перестарок, на пять лет жених оказался моложе, и он, пока бередило это душу, врал, что они однолетки. А поди проверь. Да и кому надо? Зато увядшая невеста привезла четыре кованых сундука приданого, одних шуб шесть штук. Сысой на радостях придачи не жалел. Товар-то несвежий сбыл. Но жена досталась Зоту смирная: во взгляде давняя терпеливость.
Не раз еще приходилось Митрию срезаться с Зотом во время сходок, шумевших в центре Тепляхи, на Крестах, где улицы пересекались и стояла пожарная караушка. Продавали на Крестах всем миром общественные угодья Василию Карпухину, и Зот, завершая сделку, лихо кричал:
— Какие деньги мы получили! Пустяки ведь, мужики. Лучше пропить, чем делить.
И уже тащил Сысоев приказчик бочонок с водкой, и ковшик подавал Зот по старшинству. Но отчаянно упрашивал Митрий, забираясь на скрипучие пожарные дроги:
— Одумайтесь, мужики. Что вы зазря все пропьете, а ведь сообща бы веялку или молотилку купить можно. Что вы, мужики!
Зот крутил головой, ухмылялся: смотрите на полоумного. Митрий расстроенно плевался и уходил с Крестов, так и не притронувшись к ковшику. Злило и терзало его то, что те же мужики, хватив горькой, брели к нему и заплетающимся языком оправдывались: грех попутал. А машину бы для обчества надо. Бают, хороша молотилка. Не мог Митрий понять своих соседей, горячился и серчал, но подбить на доброе дело так и не сумел. Подумывал, что Сысой не хочет, чтобы у общества была молотилка.
* * *
Первая любовь, видать, мучила Зота. Да и то — Наталья все время была на виду. Она еще смирнее и милее стала за Митрием. Когда Митрий попал в германский плен, с полгода от него не было писем, повадился к ней Пермяков. Пришел как-то с полуштофом водки и с тюричком конфет.
— Из-за тебя-то все я брошу, Наталья. Архипку в приемки возьму. Не смотри, что я об одной ноге. Я ведь…
Наталья выслушала, осуждающе покачала головой.
— Не совестно тебе, Зот Иваныч, при живой-то жене? — А потом так разревелась, что ушел Пермяков от греха подальше. Понапрасну думал, что притужная вдовья жизнь сделает Наталью посговорчивее.
И еще была попытка. Пришел он как-то к Наталье с топором за опояской.
— Заплот у тебя так и дышит.
И не дожидаясь согласия, начал чинить. Считай, что
